Уильям Моэм - Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. Пьесы. На китайской ширме. Подводя итоги. Эссе.

Клайв Чампьон-Чини.

Арнолд Чампьон-Чини, член парламента.

Лорд Портьюс.

Эдвард Лутон.

Леди Кэтрин Чампьон-Чини.

Элизабет.

Миссис Шенстон.

Лакей и дворецкий.

Действие происходит в Астон-Эйди, в дорсетширском доме Арнолда Чампьон-Чини.

Сцена представляет собой величественную гостиную в Астон-Эйди, обставленную георгианской мебелью, на стенах прекрасные картины. Об Астон-Эйди, щедро иллюстрируя, писала «Сельская жизнь». Это не дом — это достопримечательность. Владелец чрезвычайно гордится им, комната до последней мелочи выдержана в едином стиле. Сквозь высокие стеклянные двери в глубине сцены виден красивый парк — еще одна достопримечательность.

Прекрасное летнее утро.

Входит Арнолд. Ему лет тридцать пять, это высокий интересный блондин с резко очерченным, выразительным лицом. Он очень хорошо одет.

Арнолд (зовет). Элизабет! (Подходит к балконной двери, снова зовет.) Элизабет! (Звонит. Ожидая, обводит комнату взглядом. Чуть переставляет один стул. Берет с каминной доски безделушку, сдувает с нее пыль.)

Входит лакей.

А-а, Джордж. Вас не затруднит отыскать миссис Чини и спросить, не будет ли она любезна прийти сюда?

Лакей. Слушаюсь, сэр. (Поворачивается уйти.)

Арнолд. Кому полагается следить за этой комнатой?

Лакей. Я не знаю, сэр.

Арнолд. Я хочу, чтобы после уборки вещи аккуратнейше ставили на место.

Лакей. Слушаюсь, сэр.

Арнолд (отпуская его). Ступайте.

Лакей уходит. Арнолд снова подходит к балконной двери и зовет.

Элизабет! (Видит миссис Шенстон.) Анна, вы не знаете, где Элизабет?

Из парка входит миссис Шенстон. Это приятная, следящая за собой сорокалетняя женщина.

Анна. Разве она не играет в теннис?

Арнолд. Нет, я заходил на корт. Случилась весьма досадная вещь.

Анна. Что такое?

Арнолд. Где ее черти носят?

Анна. Когда вы ждете лорда Портьюса и леди Китти?

Арнолд. Они приедут на авто к ленчу.

Анна. Вы уверены, что я нужна вам здесь? Еще не поздно переиграть. Я соберусь и поспею на какой-нибудь поезд.

Арнолд. Нет-нет, конечно, вы здесь нужны. Все обойдется гораздо легче, если здесь будут люди. Чрезвычайно любезно с вашей стороны, что вы приехали.

Анна. Да полно!

Арнолд. И еще хорошо, что здесь Тедди Лутон.

Анна. Он такой живчик, правда?

Арнолд. Да, этим он и замечателен. Не скажу, что он очень умен, но бывают, знаете, обстоятельства, когда требуется слон в посудной лавке. Я послал лакея найти Элизабет.

Анна. Мне кажется, она переобувается. Они с Тедди собирались сыграть одиночку.

Арнолд. Немыслимо столько времени обуваться.

Анна (улыбаясь). Обуваясь, женщина не преминет попудриться.

Входит Элизабет. Прелестному созданию чуть за двадцать. На ней светлое летнее платье.

Арнолд. Дорогая, я тебя обыскался. Чем ты была занята?

Элизабет. Ничем. Стояла на голове.

Арнолд. Здесь отец.

Элизабет (испуганно). Где?

Арнолд. В коттедже. Приехал вчера вечером.

Элизабет. Ах, черт!

Арнолд (добродушно). Не надо его поминать, Элизабет.

Элизабет. Если не чертыхаться, когда происходит черт знает что, то когда еще чертыхаться?

Арнолд. Ты могла сказать «Ах, досада!» или что-нибудь еще.

Элизабет. Но это совсем не выражает моих чувств. И потом, в тот актовый день, когда ты вручал награды, ты сам сказал, что в английском языке нет синонимов.

Анна (улыбаясь). Ах, Элизабет, в частной жизни политика не следует ловить на слове, которое он высказал публично.

Арнолд. Я никогда не откажусь от своих слов. В английском языке нет синонимов.

Элизабет. В таком случае мне, увы, придется поминать черта, когда это потребуется.

У балконной двери возникает Эдвард Лутон. Привлекательный молодой человек в фланелевом костюме.

Тедди. Слушайте, как насчет тенниса?

Элизабет. Заходите. У нас тут скандал.

Тедди (входя). Какая прелесть. На какой почве?

Элизабет. На почве английского языка.

Тедди. Неужели раздираете инфинитив на части?

Арнолд (хмурясь). Я хочу, чтобы ты была посерьезнее, Элизабет. Ситуация отнюдь не из приятных.

Анна. Я считаю, нам с Тедди лучше потихоньку улизнуть.

Элизабет. Чепуха. Вы с нами заодно. Если начнутся неприятности, нам понадобится ваша моральная поддержка. Вас за этим и позвали.

Тедди. А я-то думал, что меня позвали за голубые глаза.

Элизабет. Много чести! Тем более что они карие.

Тедди. А что происходит?

Элизабет. Отец Арнолда приехал вчера вечером.

Тедди. Вот те на! Я думал, он в Париже.

Арнолд. Мы тоже думали. Он говорил, что пробудет там весь следующий месяц.

Анна. Вы уже виделись?

Арнолд. Нет. Он мне позвонил. Какое счастье, что он провел в коттедж телефон. Хорошенькое дело, если бы он прямо сюда явился.

Элизабет. Ты сказал, что приезжает леди Кэтрин?

Арнолд. Конечно, нет. У меня язык отнялся, когда я узнал, что он здесь. И потом, надо сначала обговорить все между собой.

Элизабет. Так он сюда направляется?

Арнолд. Да. Он выразил такое желание, а я не придумал никакой отговорки.

Тедди. А тех двоих нельзя отложить?

Арнолд. Они уже катят сюда в авто. В любую минуту могут быть здесь. Отложить их уже невозможно.

Элизабет. Это будет верхом неприличия.

Арнолд. Глупостью было звать их сюда. Но Элизабет настояла.

Элизабет. Все-таки это твоя мать, Арнолд.

Арнолд. Она не очень с этим посчиталась, когда... убегала из дома. С какой стати теперь я должен особо считаться с этим?

Элизабет. Прошло тридцать лет. Глупо все еще злиться на нее.

Арнолд. Я не злюсь, но она таки причинила мне непоправимое зло. И я не нахожу ей оправдания.

Элизабет. А ты искал?

Арнолд. Моя дорогая Элизабет, нет смысла во все это снова вникать. Факты обескураживающе просты. У нее были обожающий муж, прекрасное положение, ребенок пяти лет, и она не стеснялась в средствах. А она взяла и убежала с чужим мужем.

Элизабет. Леди Портьюс едва ли может привязать к себе кого-нибудь, Арнолд. (К Анне.) Вы ее знаете?

Анна (улыбаясь). Скорее, она способна оттолкнуть.

Арнолд. Если вы намерены балагурить, я вообще не скажу больше ни слова.

Анна. Извините, Арнолд.

Элизабет. А если твоя мать ничего не могла с собой поделать, если она полюбила?

Арнолд. И забыла честь, долг и приличия? Так, знаешь, можно оправдать все что угодно.

Элизабет. Все-таки не годится так говорить о матери.

Арнолд. Да я не воспринимаю ее как мать.

Элизабет. Ты не можешь смириться с тем, что она не думала о тебе. У кого-то получается стать матерью, а кто-то остается женщиной. Мне не по себе делается, когда подумаю, как же она любила того человека. Ради него пожертвовала именем, положением, ребенком.

Арнолд. По-твоему, упомянутый ребенок может питать теплые чувства к матери, которая обошлась с ним подобным образом?

Элизабет. Нет, я так не думаю. Но мне жаль, что после стольких лет вы не можете подружиться.

Арнолд. Ты, видимо, не сознаешь, как мне жилось под сенью этого кошмарного скандала. И в школе, и в Оксфорде, и потом в Лондоне я, как меченый, оставался сыном леди Китти Чини. Это была мука мученическая!

Элизабет. Я понимаю, Арнолд. Тебе скверно приходилось.

Арнолд. Это всегда тяжело переживается, а из-за положения этих людей все было в десять раз хуже. Отец был тогда в палате общин, и Портьюс, еще нетитулованный,— тоже; он был помощником министра иностранных дел и постоянно был в центре внимания.