Готфрид Келлер
Кузнец своего счастья
Предисловие
Среди прозаиков и поэтов, писавших во второй половине XIX века на немецком языке, видное место занимает знаменитый швейцарский реалист Готфрид Келлер (1819–1890).
В силу исторически сложившихся условий швейцарцы в разных частях страны говорят и пишут на немецком, французском или итальянском языке, и национальная швейцарская литература слагается из произведений, созданных на этих трех языках. Немецко-швейцарская литература выдвинула, кроме Готфрида Келлера, еще и таких больших писателей, как Иеремия Готхельф, Конрад Фердинанд Мейер, Карл Шлиттелер и другие. Вместе с тем немецко-швейцарская литература неотделима от немецкой литературы в целом. Литература Германии, Австрии и говорящих по-немецки швейцарцев тесно связана вековой культурной общностью.
На протяжении многих столетий Швейцария состояла из двадцати двух самостоятельных и независимых друг от друга карликовых государств-кантонов. После революции 1848 года была принята федеральная конституция, узаконившая превращение Швейцарии из союза государств в единое союзное государство. Тем самым были устранены препятствия для развития промышленности и торговли, для превращения Швейцарии в буржуазно-демократическую республику. Общественные преобразования ускорили также развитие в этой маленькой стране прогрессивной национальной литературы, самым выдающимся представителем которой был и остается Готфрид Келлер.
Келлер родился в семье цюрихского ремесленника. Рано потеряв отца, мальчик обучался в школе для бедных, а затем в ремесленном кантональном училище, которое, однако, ему не удалось окончить. 1840–1842 годы Келлер проводит в Мюнхене, где занимается живописью, но отчаянная нужда заставляет его отказаться от искусства. Вернувшись на родину, он принимает живое участие в движении за объединение Швейцарии и в 1845 году выпускает свою первую книгу — сборник политических стихов «Песни самоучки».
В 1848–1849 годах молодой поэт слушает в Гейдельберге публичные лекции знаменитого философа Людвига Фейербаха «О сущности религии», под влиянием которых становится убежденным сторонником фейербаховского материализма и атеизма. С 1850 по 1855 год Келлер живет в Берлине; в этот период созданы его лучшие реалистические произведения: автобиографический роман в четырех томах «Зеленый Генрих» и сборник новелл «Люди из Зельдвилы» (издан в 1856 году), К этим годам относятся также и первые наброски последующих сборников новелл, завершенных Келлером значительно позже («Семь легенд», второй том «Людей из Зельдвилы», «Изречение» и частично «Цюрихские новеллы»).
После возвращения на родину Келлер получает должность первого секретаря Цюрихского кантона. Писательскую деятельность он смог возобновить только в 70-е годы, когда выходят один за другим новые сборники его новелл и переработанное издание (фактически второй вариант) романа «Зеленый Генрих». В 1883 году Келлер издает «Собрание стихотворений», куда включает все свои лучшие стихи. Уже на склоне лет швейцарский писатель приобретает европейскую известность. Особенно большой успех снискали его новеллы.
В период, последовавший за событиями 1848–1849 годов, «когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела»[1], все формы буржуазно-демократической мысли в странах Западной Европы постепенно приходят в упадок.
Особенность идейно-творческих позиций Готфрида Келлера определяется тем, что он и после 1848 года продолжает стойко сохранять верность идеям эпохи подъема буржуазно-демократической мысли. Писатель отстаивает принципы реалистической эстетики и фейербаховского философского материализма, защищает суверенные права каждого народа на независимое существование, выступает как решительный противник всякой агрессии и резко критикует реакционное пруссачество.
Своеобразие творчества Келлера ярче всего проявляется в обеих книгах его лучших новелл — «Люди из Зельдвилы». Келлер выступает здесь как сатирик и моралист, борющийся с пережитками средневековья и с пороками нового буржуазного общества.
Подразумевая под Зельдвилой типичный швейцарский городок, Келлер юмористически, а иногда и с сарказмом изображает мещанский быт швейцарского захолустья, высмеивает стяжательские инстинкты, эгоизм и бессердечие человека-собственника.
Смех у Келлера, говоря словами Белинского, становится «великим посредником в деле отличения истины от лжи».
В новелле «Кузнец своего счастья», входящей во вторую книгу «Людей, из Зельдвилы» (1874), юмористический эффект создается не только комизмом самих положений, но, главным образом, разительным несоответствием между сущностью и видимостью явлений: отрицательное, безобразное, смешное пытается прикинуться положительным, величественным, прекрасным и занять не принадлежащее ему место.
Зельдвильский парикмахер Джон Кабюс, недовольный своей скромной долей, надеется достичь большего, уповая преимущественно на звучность своего «улучшенного» имени (на самом деле его зовут Иоганн Кабис) и на свои неотразимые «атрибуты» (очки в золоченой оправе, брелоки, перстни, камышовая трость с набалдашником-биноклем и т. д.), придающие ему вид солидного преуспевающего дельца. Все эти вещицы помогают Джону Кабюсу казаться не тем, чем он является в действительности. Подробное описание пустяковых предметов, занимающих первостепенное место в жизни и помыслах героя, помогает автору создать гротескный портрет ничтожного человека, поражающего своим скудоумием и душевным убожеством.
Паразитическая психология этого зельдвильца, охваченного жаждой наживы, особенно беспощадно бичуется Келлером в тех эпизодах, где Джон Кабюс пытается «выковать» свое счастье в доме аугсбургского буржуа Адама Литумлея, выдав себя за его дальнего родственника. Но благодаря собственной глупости мнимый наследник, добровольно взявший на себя неблаговидную роль продолжателя «знатного и крепкого рода», остается с носом и посрамленный возвращается в Зельдвилу. Взявшись затем по необходимости за скромный труд гвоздильщика, Иоганн Кабис «познал, хоть и поздно, счастье простого постоянного труда, который поистине освободил его от всяких забот и очистил от дурных страстей».
Этой многозначительной концовкой подчеркивается глубоко демократический смысл произведения: всему аморальному, наносному, вредному, что порождено в Зельдвиле капиталистической конкуренцией и страстью к обогащению, Келлер противопоставляет честный повседневный труд, в котором видит высшее благо жизни.
Новелла «Кузнец своего счастья» ярко характеризует Готфрида Келлера и как сатирика-моралиста и как первоклассного художника, обладающего острой наблюдательностью, умением схватить яркую и неповторимую деталь, неизменно восхищающего читателя точностью и выразительностью описаний, удивительной меткостью эпитетов и сравнений.
Е. Брандис
Джон Кабюс, видный мужчина лет под сорок, всегда любил говорить, что стать кузнецом своего счастья человек может, должен и обязан, но без суеты и шума.
— Спокойно, лишь несколькими искусными ударами, надлежит настоящему мужчине выковать свое счастье, — говаривал он, понимая под словом «счастье» удовлетворение не только насущных потребностей, но и всех желаний и даже прихотей.
Так, уже в ранней молодости он сделал первый искусный удар, превратив свое настоящее имя Иоганн в английское Джон, чтобы заранее подготовиться к своей необычной и счастливой будущности, благодаря чему он выделился из числа всех прочих Гансов и создал себе, сверх того, ореол англосаксонской предприимчивости.
После этого он в течение нескольких лет жил спокойно, не особенно утруждая себя учением и работой, притом не делая ничего очертя голову, а лишь разумно выжидая.
Но поскольку счастье не пожелало клюнуть на брошенную ему приманку, он сделал второй искусный удар, переменив в своей фамилии Кабис букву и на ю. Таким образом это слово (в некоторых местах его произносили «капес»), означающее «капуста», получило оттенок некоторой изысканности и благородства, после чего Джон Кабюс еще с большим, по его мнению, основанием стал дожидаться своего счастья.
Минуло еще немало лет, а счастье все не желало являться. Между тем Джону пошел уже тридцать первый год, и он, несмотря на всю бережливость и расчетливость, доедал последние крохи своего незначительного наследства. Тут он стал серьезно тревожиться и задумал одно нешуточное предприятие.
Уже давно в нем возбуждали зависть многие зельдвильцы своими фирмами, звучавшими особенно внушительно благодаря присоединению к фамилии основателя имени его жены. Мода эта появилась внезапно, неизвестно как и откуда, но, как бы то ни было, этим господам казалось, то она как нельзя больше под стать их красным плюшевым жилетам. И вот весь город во всех концах зазвучал пышными двойными именами. Ими были исписаны большие и малые вывески, входные двери, ручки от звонков, кофейные чашки и чайные ложечки. А еженедельная газета одно время так и пестрела извещениями и объявлениями, данными с единственной целью — поставить под ними подпись союзной четы. Особенно молодожены видели одну из первых своих радостей в том, чтобы сразу после свадьбы напечатать какое-нибудь извещение. Не обходилось и тут без зависти и неприятностей: стоило какому-нибудь захудалому сапожнику или другой мелкой сошке посягнуть на некоторую долю уважения и тоже завести двойную фамилию, как ответом ему были косые взгляды и презрительные усмешки, хотя бы он и состоял в законнейшем сожительстве со своей половиной. Ведь было не безразлично, вотрется ли таким путем один или несколько неподходящих людей в благополучное дело общественного кредита, ибо опыт показал, что в механизме этого кредитования женское имя, удлинявшее, по обычаю знатных семейств, название фирмы, является одной из важнейших и чувствительнейших деталей.
