Постановлением Совета Министров Союза ССР китайской писательнице Дин Лин за роман «Солнце над рекой Сангань» присуждена Сталинская премия II степени за 1951 год
Роман «Солнце над рекой Сангань» китайской писательницы Дин Лин, удостоенный Сталинской премии за 1951 г., посвящен проведению земельной реформы в китайской деревне Теплые Воды. События развертываются в период напряженнейшей борьбы внутри деревни, пробуждения классового сознания масс, период, который завершился конфискацией земли помещиков и разделом излишков их имущества.
Этот сложный процесс отражен в романе всесторонне, без упрощения. Посвящая большую часть книги новым людям, новым организациям — партийному руководству деревни, Крестьянскому союзу, Женскому союзу, отряду ополченцев, школе — всему, что уже прочно вошло в быт освобожденной деревни, писательница уделяет внимание также и силам реакции на селе, использующим любые средства, чтобы отдалить свою неминуемую гибель.
Дом помещика в китайской деревне до победы революции в Китае был настоящей крепостью. Пушки охраняли право феодалов на жизнь и смерть крестьян. Помещикам мало было того, что арендаторы, работая круглый год, отдавали им все зерно, а сами питались лишь отрубями. Они заставляли арендаторов работать на них и в доме: мужчин — размалывать зерно, рубить дрова, чинить крыши; женщин — стряпать и шить. Многие помещики считали себя вправе избить любого мужчину и изнасиловать любую женщину, вступивших на их землю; увести дочь за долги отца; сдать в солдаты или отправить на каторжные работы любого жителя деревни, не пришедшегося им по нраву. Кроме непосильной работы на своего помещика, крестьянам приходилось откупаться и от притязаний старосты (обычно тоже помещика): тащить к нему скот, зерно, продукты. Крестьяне снимали с себя последнюю рубашку, только бы откупиться от отправки сына в созданную японцами организацию молодежи, только бы не попасть в рудники на гору Техун, «откуда возврата нет».
Но не все представители помещичьего класса, выведенные Дин Лин в этом романе, одинаковы по своему имущественному положению и моральному облику. Кутила и мот Ли Цзы-цзюнь постепенно сам разоряется, спускает полученное от отца наследство, трусливо бежит от новой, народной власти; он как бы символизирует прогнивший насквозь феодальный строй. Несравненно более опасен Цянь Вэнь-гуй, активно борющийся за свое господство, ищущий спасения в американской интервенции.
Такой помещик-злодей, по народной поговорке, превосходит в хитрости военного стратега древности — Чжугэ Ляна. Щуря маленькие глазки, он с притворным равнодушием взирает на мир. Хозяйничают ли в Китае генералы, ставленники империалистов всех стран, захватывают ли землю войска японских милитаристов — ему всегда хорошо: он богатеет при любой власти. Даже после организации местной демократической власти он все так же посиживает на кане, попивает чай да обмахивается веером, хотя на душе у него далеко не спокойно. Одна у него надежда — поскорей бы пришли гоминдановцы с американскими пушками!
Но теперь хозяйничанью помещиков пришел конец. Уже более двух десятков лет прошло со времени первых преобразований на селе, которые проводила Коммунистическая партия Китая. Если в антияпонской войне, в интересах сохранения единого национального фронта, дело шло только об ограничении эксплуатации — снижении арендной платы и ростовщического процента, то после капитуляции Японии при очищении страны от предателей у многих помещиков, служивших захватчикам, конфисковали землю и имущество. Когда Чан Кай-ши вместе с американскими интервентами развязал гражданскую войну, в каждом районе, освобожденном Народно-освободительной армией, борьба с помещиками развертывалась по-своему. И только Всекитайская аграрная конференция, созванная коммунистической партией в сентябре 1947 г., подытожив весь опыт проведения реформы — особенно последних двух лет, — выработала единые «Основные положения земельного закона Китая». С этим оружием, под руководством коммунистов, местной демократической власти и крестьянских союзов трудовое крестьянство освобожденного Китая двинулось в решающее наступление на остатки средневековья, на тех, кто, составляя едва 10 процентов всего сельского населения, владел 70–80 процентами земли.
Проведение земельной реформы в районах, освобожденных Народно-освободительной армией от японских оккупантов, во всей своей сложности раскрывается перед нами в романе Дин Лин. «Открыто никто не посмеет выступить против земельной реформы», — думает секретарь партийной ячейки в деревне Теплые Воды Чжан Юй-минь, и, тем не менее, он же признает, что задача, вставшая перед партийными работниками деревни, необычайно сложна. Забитое, отсталое крестьянство, веками несшее на себе ярмо эксплуатации помещиков, скованное родовыми связями, опутанное сетью религиозных верований — от даосско-буддийского учения о возмездии и перерождении душ до проповеди христианского смирения и просто заклинаний шаманов, — еще в значительной части верит в могущество своих угнетателей и не решается на борьбу с ними.
«Оно, конечно, да ведь земля-то чужая… помещичья», — твердит арендатор Го Бо-жэнь, когда председатель Крестьянского союза Чэн Жэнь уговаривает его пойти к помещику и потребовать документы на землю. Несознательность крестьян доходит даже до того, что некоторые украдкой возвращают помещику землю, выделенную им Крестьянским союзом. И для того чтобы пробудить классовую ненависть крестьян, чтобы они осознали, в чем причина их нищенской, бесправной жизни, они сами должны вести борьбу с помещиками. Не Крестьянский союз, не его председатель отбирают документы у помещика, а сами крестьяне — каждый арендатор идет к хозяину за своим участком. А такие требования могут предъявлять только люди, осознавшие, что земля не помещичья, а народная, что они идут к грабителю требовать обратно свое собственное добро. В этом-то и заключалась первая трудность стоявшей перед деревенским активом задачи — поднять на борьбу с классовым врагом все трудовое крестьянство и сплотить его в этой борьбе.
Вторая трудность заключалась в том, что земельная реформа проводилась в условиях военного времени. События, которые описывает Дин Лин, происходили еще до провозглашения в Китае Народной республики, до того коренного перелома в жизни китайского народа, который принесла ему победа над гоминдановской кликой и американскими агрессорами во всей стране.
Тогда Восьмая армия освободила лишь часть Севера. Реакционная клика Чан Кай-ши в то время владела еще большей частью страны и бряцала оружием, доставшимся ей ценой продажи родины американским империалистам. Помещики со своей агентурой довольно искусно играли на страхе крестьян перед будущей расправой гоминдановцев, распространяя преувеличенные слухи о мощи американской военной техники и ложные сообщения о победах врага.
«А прочитаешь в газетах про победы гоминдановской армии — расскажи людям. Не грех и от себя добавить…» — учит кровопийца Цянь Вэнь-гуй своего прихвостня, учителя Жэня. И такую же подрывную деятельность выполняют продавшийся Цянь Вэнь-гую милиционер Чжан Чжэнь-дянь и шаманка Бо, верный рупор другого помещика — ставленника японцев, старосты Цзян Ши-жуна. Они неустанно нашептывают самым отсталым крестьянам: «Подумайте о будущем, не берите землю, ведь за нее придется расплачиваться головой!»
Много сил пришлось затратить местному активу и бригаде из района, чтобы успешно справиться с задачей — поднять крестьянство, покончить с сомнениями и колебаниями. Даже в собственной среде им пришлось бороться против зазнайства и пустословия Вэнь Цая и разоблачить Чжан Чжэн-дяня, изменившего народу и партии. Большинство активистов хорошо разбиралось в том, кто друг нового Китая, кто враг, а кого, по его несознательности, нужно переубеждать, агитировать. Но им, еще неопытным в политической жизни, трудно было справиться со всеми темными махинациями прожженных реакционных политиканов. Здесь и приходит на помощь их старый друг, бывший командир партизанского отряда, агитатор Чжан Пинь, образ которого особенно удался писательнице; смелым решением он распутывает весь узел сложных отношений в деревне и обеспечивает успешное выполнение задачи.
По совету Чжан Пиня деревенские власти арестовывают главного кровопийцу Цянь Вэнь-гуя. Вся деревня убеждается в прочности новых порядков, и даже самые отсталые крестьяне идут на суд, чтобы бросить злодею в лицо свои обвинения.
И еще одна трудность заключалась в том, что уже поднявшиеся на борьбу батрачество и трудовое крестьянство не осознали целиком свою силу и пытались воевать с помещиками старыми методами крестьянских восстаний, добиваясь физического уничтожения своих врагов, как в те времена, когда эти восстания, не руководимые пролетариатом и его авангардом — коммунистической партией, неизменно терпели поражение. Коммунисты приложили немало усилий, чтобы разъяснить крестьянам, что теперь время иное, что политическая власть в руках народа, что нужно лишить помещиков экономической основы и политического влияния, что при новых демократических порядках господству помещиков места нет и не будет.
