– Вы знаете о кроманьонцах, месье Анри? – спокойно спросила Диана у смеющегося раненого, который отрицательно покачал головой.
– Вот видите, Люс! Получается, что мы действительно находимся у них, почти что... некоторым образом! Вот ведь история! Прямо какой-то фильм ужасов! Я бы не сомкнула глаз, если бы знала об этом вчера! Представляете себе, если бы он закричал посреди ночи? Ах, я больше не могу выносить деревню! Честно говорю, я больше не могу!
– Вы всегда преувеличиваете, Диана, – сказал Лоик с брюзгливым видом.
Он тоже побледнел от этого «здатути», хотя и пытался, впрочем, без всякого воодушевления, успокоить свое стадо, когда одна мысль, как показалось, придала ему уверенности.
– А Брюно уже здоровался с этим месье?
– Нет, еще нет... Конечно, не здоровался!..
И Диана также умиротворенно, почти счастливо, улыбнулась. Люс не поняла почему, впрочем, этот вопрос не так уж занимал ее, так как рука парня под одеялом в этот момент добралась до ее ноги и небрежно поглаживала толстую ткань брюк.
– Вы знаете, ведь вам тоже следует сказать «здравствуйте»!
Диана ликовала, глядя на Лоика, но тот на набережной Орсе выпутывался и не из таких положений, поэтому, не дрогнув, он лишь чуть возвысил голос:
– Приветствую вас, месье! Сердечно вас приветствую!
Тем временем с ведром молока, явно только что надоенного от одной из коров, появилась Арлет-Мемлинг: молоко было таким белым, таким пенящимся и таким свежим, что Лоика тотчас же затошнило. Чаю! Скорее! В его глазах это было первой досадной неприятностью, о которой он, наверное, потом будет вспоминать без тени смеха. Он не смог подавить стон, потому что всегда легче переносил несчастья, чем неприятности...
Но к счастью, Диана всегда возила с собой чай. Пока Люс и Морис с мужеством, присущим юности, пили молоко, чуть подкрашенное кофе, Лоик и Диана наслаждались дымящимся чаем, и, несмотря на толстый ломоть домашнего хлеба, они ощутили во рту все блаженство и утонченность парижской жизни. В действительности, при виде Дианы и Лоика в халатах, Люс в спортивном костюме, полуголого парня да еще фермерши в черном сарафане любой наблюдатель создал бы себе превратное представление о сельском населении Франции. Брюно, видимо, еще спал, но разговор завязался и без него.
– Нынче утром заезжал на велосипеде соседский малыш, – холодно сказала Арлет. – Похоже, что бошам задали взбучку в Туре, и бои идут по всей стране. Не нужно никуда выходить из дома, это опасно, даже здесь. Всюду страшный бардак, к тому же нигде не найдешь ни капли бензина! Даже не знаю, как вы отсюда выберетесь, бедняги!
– Непостижимо! – сказал Лоик. – Немцев, со всеми их танками, нобили в Туре! Это совершенно неожиданно, но тем не менее изумительно!
– К тому же не только в Туре. Кажется, и на севере происходит то же самое.
Лоик улыбался от счастья, впрочем, как и Диана и Люс. Конечно, это сопротивление было неожиданным, на него не надеялись, и, может быть, оно продлится недолго, но все равно это было лучше беспорядочного, безостановочного бегства, царившего по всей Франции и приводившего Лоика в отчаяние. По крайней мере немцы должны были понимать, что им предстояло завоевать вовсе не безлюдную землю.
– Если я правильно понимаю, мы не можем уехать! – сказала Диана.
– Ну да, у вас нет выбора! – отрезала мать.
– Но мы обременим вас, – запротестовал Лоик.
– Пусть это вас не беспокоит! – Мемлинг была категорична.
«И еще говорят о французских крестьянах, что они негостеприимны! – подумала Диана. – Боже, как это несправедливо...»
– Разумеется, мы возместим вам наше вторжение и постой, мадам, – продолжал Лоик. – Считайте, что мы гости, которые платят за себя, это абсолютно нормально.
– Речь идет не об этом! – сурово заявила Мемлинг. – У нас не платят, у нас оказывают услуги, вот и все.
– О, что касается услуг... – воодушевленно начала Люс, но, должно быть, кое-какие запретные мысли пришли ей в голову, и она внезапно замолчала и покраснела.
Крестьянин начал твердым голосом:
– Вам надо кое о чем побеспокоиться, я имею в виду вашего приятеля!
– Какого еще... нашего приятеля?
– Понимаете, жара может ему повредить! У нас на ферме уже было так однажды летом, значит, нужно поторопиться с похоронами! Видите ли, жара может пойти во вред и живому, и мертвому, вы согласны? – И, видя ужас в глазах присутствующих, он уточнил:
– Вашему приятелю, который лежит на повозке!
– Бедняга Жан! – воскликнула Люс, приходя в себя. – Он по-прежнему там?
– Вряд ли этот бедняга мог куда-то деться, а что он там, можно догадаться по запаху.
Как по команде, обе женщины достали из карманов носовые платки и спрятали в них лица.
– Ладно, идите, – раздраженно сказал Морис. – Мы, мужчины, все уладим!
И он дернул за руку Лоика, которому польстило, что он совершенно не имел в виду Брюно, говоря «мы, мужчины».
– Эх, жалко, что я не могу вам помочь. Но я покажу вам, где лежат инструменты и как ими пользоваться. Может быть, теперь стоит разбудить вашего приятеля, чтобы он помог вам.
Эту задачу взвалила на себя Люс, но через десять минут она вернулась в слезах и сказала, что Брюно, как и обещал, отказывается от любой подобной работы. Он сам сказал об этом.
– Наш молодой друг – он же изрядный хам – сделал заявление о том, что не пошевелит и мизинцем, пока мы здесь находимся, – объявил Лоик, чтобы прояснить ситуацию.
– Но уж моей матери не стоило бы делать такого заявления, – сказал, смеясь, Морис Анри.
Рыть могилу на лугу за домом пришлось Лоику, под яблонями, которые укрывали его от солнца, а позже будут укрывать и беднягу Жана. Место было поэтичное, четыре яблони стояли как четыре свечи; если бы это зависело от него, Лоик охотно выбрал бы такое местечко и для своих бренных останков.
Маленький Брюно, конечно, был отъявленной сволочью. По словам Мориса, земля здесь была как пух; благодаря его советам, Лоик узнал, как пользоваться лопатой, но ему понадобилось более двух часов, чтобы расчистить необходимое для могилы пространство.
Когда он вернулся на ферму, Люс и Мемлинг уже ожидали его, сидя на стульях с серьезным видом, одетые в темное, готовые к похоронам. Было одиннадцать часов утра, и фермерша, пока Лоик рыл могилу, заботливо положила несколько цветков на грудь умершему и вложила ему в руки распятие, сделанное из двух перекрещенных палочек, соединенных красивой черной лентой. Эта подчеркнутая убогость и попытка хоть как-то украсить похороны делали все приготовления отчаянно трогательными. К тому же Люс, в костюме цвета морской волны, принялась так рыдать, что и камни могли последовать ее примеру. В этот момент на кухне появилась Диана Лессинг, вся в черном, в костюме от Шанель, под невообразимой вуалью и на таких высоких каблуках, каких Лоику никогда в жизни и видеть не приходилось.
Впрочем, эти траурные одеяния не нарушили ее расположения Духа.
– Довольно же плакать, Люс! В конце концов, он был всего лишь...
Она затормозила обоими каблуками перед словом «шофер» и заменила его «человеком, которого вы не так уж хорошо знали».
– Он служил у нас пять лет, – сказала Люс сквозь рыдания. – Я видела его каждый день, мы так мило беседовали, когда были вдвоем в машине.
– Но все же вы его не так уж хорошо знали! – повторила Диана, приведя тем самым в изумление семейство Анри: как можно плохо знать человека, с которым каждый день в течение пяти лет так мило беседуешь наедине в машине. И Диана с твердостью добавила:
– Брюно не придет? Вот что я должна сказать вам, Люс: если бы я связалась с таким типом, я бы не стала дожидаться, пока его расстреляют, а сама бы немедленно бросила его!
Но, говоря это, она обращалась к Лоику, как будто Люс была слишком малодушна, чтобы понять ее.
Фермерша вместе с сыном погрузила Жана на повозку, туда же положили и несколько цветков. Морис вел под уздцы лошадь, следом шли три женщины, Лоик отставал от них на два шага. Рыдания Люс возобновились с новой силой, и у него перехватило горло. Какая же глупость! Какая ужасная глупость эта нелепая смерть человека на дороге, на глазах и по вине тех людей, для кого он был лишь частью обстановки, и не самой значительной частью! Телега медленно въехала на луг, и Диана двинулась за ней с удвоенной энергией, так как тащила за руку Люс. Она широко шагнула раз, затем другой и вдруг резко остановилась, замерев в позе бегуньи, воплощенной в мраморе. Ибо ее высокие каблуки, попав в вязкую почву, удерживали ее так же крепко, как каменные опоры держат в лагуне венецианские дворцы. При этом она потянула назад за локоть только что набравшую скорость Люс, и та, чтобы сохранить равновесие, принялась изо всех сил махать руками, что, впрочем, все равно не спасло бы ее от падения, если бы Мемлинг не подхватила ее на лету.
Арлет повернулась к Диане. Та, с блуждающим взглядом и с высоко поднятой головой, походила на окаменевших дочерей Лота после трагедии Содома и Гоморры. Тем временем безучастные к разыгравшейся драме Морис и его лошадь продолжали свой путь. Диана бросила на Лоика взгляд, одновременно властный и отчаянный.
