– Он-то и есть главный виновник всей этой истории.
Я чувствовал, что я сказал невесть что и оклеветал человека и должен продолжать.
– Чем он виноват! – воскликнула Цибела – Я его отлично знаю, и, что бы о нем ни говорили, но в этом деле он был очень предусмотрителен: он предвидел, что могут найтись люди, которые решатся даже оспаривать самый факт истязания, и потому когда приезжавшие к нему в гости болгары рассказывали, что они высечены, то он их осматривал! Да, да, да! Он многих из них раздел и осмотрел, и только когда увидал, что они действительно высечены, тогда только и стал называть их высеченными и показал их другим гостям. Если бы вы захотели видеть, то он и вам бы их показал. Здесь обмана не было.
– Подлог был.
– Почему вы это думаете?
– Я в этом уверен.
– Даже уверены!
– Конечно! – И я как-то деликатно рассказал Цибеле, что люди, высеченные в болгарской Софии, не могли бы довести своих рубцов до Петербурга и что… Но тут Цибела сама помогла Жомини.
Она вскричала:
– Стало быть, могут сказать, что они это приготовили здесь в Лештуковом переулке!
Жомини удивился: откуда взялось уже и указание на Лештуков переулок, о котором не упоминал первоисточник? Но говорить об этом теперь было некогда, потому что Цибела почувствовала себя дурно и обратилась к правам своего пола требовать услуги от наличного представителя другого пола.
– Я, – говорил Жомини, – подал ей воды и отыскал на указанном ею столике флакончик с спиртом, а она все беспокоилась, что люди не возвращаются, и артикль, может быть, уже печатают. И горю ее и тревоге не было пределов, а тут вдруг внезапно раздался звонок, и она схватила дипломата за руку и совсем замерла, прошептав:
– Вот! они уже лезут!
Ей казалось, что к ней хотят ворваться болгары, но оказалось, что это пришел Редедя.
Он видел, что один слуга Цибелы ждет у Корибанта, а другой в типографии, и пришел сказать, что люди эти будут ожидать напрасно – потому что Корибант с обеда неожиданно уехал строить ригу в деревню.
– Но мой article! После того, что делают с собою болгары в Лештуковом переулке – я не желаю, чтобы за них бы выходил мой article!
– И его не будет.
– Но он, быть может, уже поставлен!
– И не поставлен.
– Но он мне так обещал.
– Ну и какая важность. Он обещал, а Фортинбрас съел ваш артикль.
– Что за Фортинбрас? Что вы такое говорите? Я ничего не понимаю.
– Сейчас поймете. «Фортинбрас» – это лицо, которое приходит на сцену, чтобы кончить терзания Гамлета. Шекспир был вещий поэт и отгадал, что во всякой истории должен быть свой Фортинбрас, чтобы история получила конец. Если нет двуногого Фортинбраса – тогда годится и четвероногий. У нашего Корибанта есть пес по прозванью «Фортинбрас». Это совершенно невоспитанное животное доставляет удовольствие своему хозяину тем, что оно грызет и рвет что ни попало…
– И он изгрыз article! – воскликнула Цибела.
– Да; представьте, что этот Фортинбрас вскочил на стол и изорвал в мельчайшие куски несколько литературных произведений и в том числе этот article, и набирать было не с чего!
– И потому моего артикля не будет.
– Да; артикля не будет.
Цибела вздохнула свободно и благодарственно перекрестилась.
– И этим все были спасены, – закончил Жомини. Смешная и неуместная затея, которая могла нас ославить шутами, не осуществилась, благодаря одной случайности… и, может быть, всех более интриге Фортинбраса.
Так кончил Жомини свой рассказ, и в это же время везший нас поезд стал удерживать ход, приближаясь к петербургскому вокзалу. Сейчас всем нам предстояло расстаться, и ни с чем не согласный князь сказал Жомини:
– Рассказ ваш таков, что я не могу, пожалуй, думать, что вы над нами хотите пошутить и посмеяться, но вот что приходится вам заметить, – мне ужасно это ваше злорадство над народным вкусом. Вам противны Ашинов и болгары, и вы их выводили на чистую воду, а почему же вы не вывели также начистоту Миклуху[34] с его несуществующими сочинениями и коллекциями, «собранными» в Лондоне?
– А это правда, – отвечал Жомини, – не до всех же нам дело! Притом Миклуха все-таки ведь умел прослыть образованным, и за него Россию даже хвалили. Что же нам до него? Мы знали, что он живет в Сиднее и ездит куда-то на дачу, но зачем спорить с учеными? Если они верят в Миклуху, то это нам безвредно и даже полезно. Приподнимать себя в уровень с европейскими людьми – это наша слабость: и мы не боимся никаких предприимчивых людей, которые более или менее ловко умеют выдать себя за образованных особ, разъезжающих с высокими целями, но мы боимся таких, которые искренно и чистосердечно ведут себя как варвары.
– Это не в вашем вкусе?
– Конечно.
– И вы считаете себя вправе вредить им?
– Да.
– Так это вовсе не либерально.
– Боже мой! да кто же об этом и говорит! Мы ищем того, что полезно!
– Кому?
– России и… всем… Вы знаете: лучше даже притворяться воспитанным, чем искренно щеголять варварством.
Текст рассказа подготовлен для посвященного Н. С. Лескову тома «Литературного наследства», где он печатается в расширенном виде: с учетом всех редакций и вариантов; автограф хранится в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина – фонд 360, карт. 2. ед. хр. 16.
Речь идет о ближайшем окружении жены Александра II – о баронессе Н К. Пиллар фок Пильхау и С. Е. Кушелеве (1821–1890), приятеле и покровителе Лескова в высшем свете и бюрократических кругах Петербурга. В 1873 г. писатель посвятил ему первопечатный текст рассказа «Очарованный странник».
Барон А. Г. Жомини (1817–1888), старший советник министерства иностранных дел. В качестве рассказчика – подставная фигура: отведенная ему роль (как и образ в целом) расходится с рядом мемуарных свидетельств; явно противоречит сюжету – см. ниже главу VII – единодушное утверждение современников, что Жомини плохо владел русским языком.
P. А. Фадеев (1824–1883), генерал-майор, идеолог консервативной оппозиции, автор нашумевших книг «Русское общество в настоящем и будущем. (Чем нам быть?)» (1874) и «Писем о современном состоянии России» (1881); выдвигал программу укрепления самодержавия и реставрации дворянства. Редедей (имя косожского хана рубежа Х–XI веков, убитого в поединке с Мстиславом) вслед за М. Е. Салтыковым-Щедриным («Современная идиллия») Лесков называет генерал-лейтенанта М. Г. Черняева (1828–1898), туркестанского генерал-губернатора, скомпрометировавшего себя крупными военными неудачами на Балканах в 1870-е гг. Лесков сблизился с обоими, постоянно сотрудничая в начале 1870-х гг. в издававшейся ими охранительной газете «Русский мир».
Б. М. Маркович (1822–1884), беллетрист, публицист, влиятельный чиновник министерства народного просвещения; в среде высшей бюрократии и петербургской знати – проводник инспирированных М. Н. Катковым внутриполитических реформ. Протежировал Лескову в придворных кругах и в редакции катковского «Русского вестника».
Поддерживая национально-освободительное движение в Болгарии, Россия поощряла и ее стремление к учреждению самостоятельной, автокефальной церкви, что вызывало сопротивление константинопольской патриархии и привело в 1872 г. к созыву Вселенского Собора и объявлению болгарской церкви схизматической. Говоря далее о позиции сынов церкви, Лесков имел в виду прежде всего Т. И. Филиппова (обычно писатель язвительно называл его «церквиным сыном»), литератора, в 1880-е гг. влиятельного сановника, видевшего в происшедшем расколе источник ослабления православной церкви.
Это библейское выражение приобрело в XIX веке злободневный смысл, связанный для Лескова с идеей национальной ограниченности. В 1888 г., обсуждая с А. С. Сувориным фразу из передовой статьи «Нового времени», посвященной речи О. Бисмарка («Необходимо <…> чтобы вера в счастливое и мирное развитие нашей родины вызывала в каждом русском слова: „С нами Бог!“), Лесков откровенно иронизировал: «Бога, конечно, разорвали. С ними [т. е. с немцами. – О. М.
Н. И. Ашинов в 1888–1889 гг. предпринял экспедицию в Абиссинию, действуя от имени российского правительства, для присоединения «черных христиан» к «власти белого царя». Поддерживали Ашинова и М. Н. Катков, и К. П. Победоносцев. В 1889 г. он был взят в плен французами, переправлен в Россию и отдан под полицейский надзор. Описанная далее Лесковым истерия вокруг этого авантюриста подтверждается документально. В 1887 г. А. А. Киреев (см. о нем примеч. 23) записал в дневнике: «Долго у меня сидел Ашинов. Добродушный, хотя и не без хитрости, таким <…> должен был быть и Кортес, и Пизарро, и Ермак. По его мнению, война такое же ремесло, такое же занятие, как и прочие, торговля, мореходство и т. п. „Мы что же действуем не из-за угла, как разбойники <…> а что всяким чиновникам не стать нам, вольным казакам, подчиняться <…> да много ли они поймут из того, что нужно России да православию“ (Государственная библиотека им. В. И. Ленина, фонд 126. ед. хр. 10. лист 233 об. 234).
