Но самая трудная и самая увлекательная часть моего замысла состояла в том, чтобы как можно дольше держать читателя в неведении относительно другой сюжетной линии, которая вытекала из основной, развивалась постепенно и в конце концов приходила к благополучному, счастливому завершению. Трудность эту усугублял способ публикации романа, так как нельзя же было рассчитывать, что многие из читателей, знакомящихся с ним не целиком, а по частям, на протяжении года, уследят за всеми тонкими нитями, из которых сплетается его узор, с самого начала зримый тому, кто ткет его своими руками. Однако преимущества такого способа публикации намного превышают свойственные ему недостатки, в чем можно поверить автору, который вернул его к жизни, выдавая в свет «Записки Пиквикского клуба», и с тех пор всегда пользуется им.
У нас в Англии почему-то существует странное обыкновение: не верить литературе, когда она говорит о тех фактах, которые встречаются в жизни на каждом шагу. Поэтому я отмечу здесь (хотя, может быть, и без всякой в том надобности), что есть сотни дел о наследствах, куда более поразительных, чем то дело, о котором рассказывается в моей книге, и что судебные архивы полны примеров, когда завещатели составляли, переделывали, противореча самим себе, запрятывали в потайные места, теряли, отменяли, оставляли в силе каждый такое количество завещаний, какое и не снилось старому мистеру Джону Гармону из Гармоновой тюрьмы.
С тех пор как миссис Бетти Хигден появилась у меня на сцене и потом исчезла, мне часто приходилось чувствовать гнев сторонников Министерства Волокиты, возмущенных моим отношением к Закону о бедных. Мой друг мистер Баундерби[41] не мог усмотреть никакой разницы между тем, чтобы предоставить кокстауновских рабочих самим себе или кормить их олениной и черепашьим супом и дичью с золотой ложечки. Мне навязывали множество не менее бессмысленных идей и вынуждали меня признаться, будто я готов давать пособие по бедности кому угодно, где угодно и когда угодно. Не считая нужным опровергать эти нелепые обвинения, я все же скажу, что у поборников Закона о бедных наблюдается подозрительная тенденция делиться на две партии. Первая партия утверждает, будто среди бедняков, заслуживающих уважения, не найдется ни одного, кто предпочел бы голодную и холодную смерть попечительским благодеяниям или стенам работного дома. Вторая же, допуская наличие таких бедняков, заявляет, что у них нет ни причин, ни поводов поступать так, как они осмеливаются поступать. Факты, о которых сообщают наши газеты, недавние разоблачительные статьи в «Ланцете», чувства и простой здравый смысл простых людей опровергают и то и другое. Но чтобы моей оценке Закона о бедных не дали неправильного или ложного истолкования, я изложу ее здесь. Я считаю, что со времен Стюартов[42] у нас в Англии не было закона, который применялся бы с такой жестокостью, и так часто нарушался совершенно открыто, и за исполнением которого, в силу привычки, так плохо следили. Большинство постыдных для нас случаев болезней и смерти от нищеты, возмущающих наше общество и позорящих нашу страну, являются следствием равно как беззакония, так и бесчеловечности, — и нет слов в языке, чтобы должным образом заклеймить и то и другое.
В пятницу, 9 июня этого года мистер и миссис Боффин (в рукописном обличье принимающие у себя за завтраком мистера и миссис Лэмл) попали вместе со мной в страшную катастрофу на Юго-Восточной железной дороге[43]. Стараясь сделать все от меня зависящее, чтобы помочь пострадавшим, я влез обратно в вагон, лежавший на боку у самого края железнодорожной насыпи, и извлек оттуда эту почтенную супружескую чету. Они были с ног до головы покрыты землей, но, в общем, целы и невредимы. Так же счастливо отделались мисс Белла Уилфер в день своей свадьбы и мистер Райдергуд, который разглядывал в тот миг красный платок на шее у спящего мистера Брэдли Хэдстона. Чувство благоговейной благодарности не покидает меня при воспоминании, что я никогда не был так близок к вечной разлуке со своими читателями и к тому дню, когда моя жизнь должна будет завершиться тем словом, которым сейчас я завершаю эту книгу: Конец.
…«дряхлость, какую сердцу видеть тяжело»… — строка из стихотворения «Жалоба нищего», принадлежащего английскому священнику-поэту Томасу Моссу (1740—1808).
Фальшфейер — картонная гильза, наполненная пиротехническим составом; применяется судами для ночной сигнализации; фальшфейеры вставляют ночью в буи, которые бросают в воду при спасении утопающих.
Экипаж.
Злобы я не опасаюсь… — искаженные строки из стихотворения «У моего очага» шотландской писательницы Элизабет Гамильтон (1758—1816).
И не нужна вам… — искаженные строки из шотландской «Застольной» в обработке поэта Роберта Бернса.
Вперед, Честер, вперед! — строка из поэмы «Мармион» (1808) английского писателя Вальтера Скотта.
«Кунсткамера» Керби, «Оригиналы» Колфилда, Уилсон. — Речь идет о популярных в Англии в первой трети прошлого века сборниках занимательных биографий. Их полные названия: «Удивительный и научный музей, или Журнал любопытных персонажей, со всеми чудесами природы и искусства» Р. Керби, «Портреты, воспоминания, характеры замечательных людей» Д. Колфилда, «Удивительные характеры. Воспоминания и случаи из жизни наиболее замечательных людей всех времен и народов» Г. Уилсона.
…словно двадцать четыре скрипача. — Намек на детскую песенку «Старый дедушка Коль».
Покинут небосвод ущербною луной… — из песенки «Английский флот» поэта и драматурга Чарльза Дибдина (1745—1814) и композитора Джона Браэма (1774? —1856).
«Родина, милая родина» — популярная в Англии в XIX веке песенка на слова порта Говарда Пейна (1791—1852).
Добрый самаритянин — персонаж евангельской притчи. Житель Самарии, области в древней Палестине, увидев на дороге раздетого и израненного разбойниками путника, оказал ему помощь.
…по долине смертной тени… — библейское образное выражение, популяризованное английским писателем Д. Бенъяном (1628—1688) в аллегорическом романе «Путь паломника» (1678—1684).
Закон о бедных. — Закон о бедных от 1834 года «упорядочил» систему помощи бедным в Англии. Бездомных бедняков и сирот стали помещать в специальные дома призрения — работные дома, в которых царил полутюремный режим.
…чем если б ее украшали все статуи Вестминстерского аббатства. — Вестминстерское аббатство — место погребения монархов, государственных деятелей и выдающихся граждан Англии; многие надгробия увенчаны статуями.
Шейлок — персонаж из драмы Шекспира «Венецианский купец»; ростовщик, жестокосердный скряга.
«Если Питер Пайпер подобрал пинту перца…» — английская скороговорка.
…призраку одной из многих голов, когда-то украшавших соседний Тэмпл-Бар… — Тэмпл-Бар — ворота Сити — района, где помещается городское управление Лондона. До 1772 года на них выставлялись головы казненных.
Твоими глазами смотрю на него… — искаженные строки из шотландской «Застольной» в обработке Р. Бернса.
Когда на сердце облако забот… — песенка из «Оперы нищих» английского поэта и драматурга Джона Гэя (1685—1732).
«Голова Сарацина» — популярное в Англии название кабачка.
…почему он до сих пор не занял место на мешке с шерстью. — На мешке с шерстью сидел в палате лордов лорд-канцлер. В настоящее время мешок заменен кожаной подушкой, набитой шерстью. По старой традиции это должно напоминать о том, что шерсть занимает значительное место в экономике Англии.
Ричмонд — город на южном берегу Темзы, входящий в состав Большого Лондона.
…где был изображен кинжал, пресекший жить Уота Тайлера. — Вождь крестьянского восстания XIV века Уот Тайлер 15 июня 1381 года был предательски заколот мэром Лондона Уолвортом.
Здесь тенистый приют уготован тебе… — строфа из стихотворения английского поэта Томаса Мура (1779—1852) «Обитель Эвелины».