Угостившись в «Сплендиде» (ибо он мог, подписав счет, надеяться на Карпентера), Никола де Мофриньез явился посмотреть на игру. Было время, он играл и сам, но как-то разочаровался. Теперь его больше привлекала сигара и, собственно, за ней он и пришел.
Заметив Фредди, он подсел к его столику.
— Добрый день, мой мальчик, — сказал он, со вкусом пуская дым.
Фредди глядел на него искоса. До сих пор этот Мофринюз ему нравился и изысканным вкусом, и складностью речи; но теперь он глядел на него глазами миссис Пеглер и видел гада, науськивающего девушек на честных миллионеров. Тем самым, ответил он сухо.
— Гм! — произнес он, выражая этим странным звуком презрение, омерзение, гадливость и праведный гнев.
Маркиз ничего не заметил и выпустил красивое кольцо дыма.
— Глядел вот газету, — сказал он. — Быстро реагируют! Что ж, поздравляю и завидую. Прелестная девушка!
Фредди не решился заметить, что девушек, собственно, две, так что ему придется выбирать между двоеженством и судом; а потому промолчал.
— Да и ей повезло, — продолжал маркиз. — Какого бобра убила! Красив, благороден, богат, а главное — щедр. Вот именно, щедр. Немногие откликнулись бы так на мою просьбу. Я навеки в долгу…
— О чем это вы?
— Да о зонтичном клубе! Вы же даете на него деньги.
— На что даю?..
Маркиз наконец подметил что-то странное. Поистине, могло показаться, что широкий, добрый Карпентер превратился в какого-то прижимистого субъекта. Не захочешь, а испугаешься. Во всяком случае, огорчишься.
— Несколько дней назад, — не без тревоги напомнил он, — вы мне обещали…
— А теперь передумал.
Маркиз пошатнулся. Нелегко пошатнуться, сидя в кресле, но ему это удалось.
— Передумали?!
Фредди горько засмеялся. Маркиз давно не слышал таких противных звуков.
— Конечно. Что я, дурак? При таких расходах…
Он резко встал, решив пройтись по Promenade des Anglais. Может быть, полегчает, а главное — он избавится от всяких пресмыкающихся. Ну их совсем, этих гадов, думал он.
Страдал и самый гад. Его было нелегко выбить из седла, но тут он утратил всю свою бойкость. Рука его дрожала, словно камертон, а когда за спиной раздался голос, маркиз так подскочил, что чуть не выронил сигару. Обернувшись, он увидел Мэвис. Она блаженно улыбалась, что немало удивило маркиза.
Галантно вскочив с места, он задел что-то ногой и увидел, что это — знакомая сумка его бывшей жены. Почему она лежит на полу, он не понял, но гадать не стал, поскольку Мэвис спросила:
— Вы не видели Фредди?
Кого-кого, а Фредди он видел, и потому опять задрожал.
— Только что ушел, — ответил он и заметил, что Мэвис как-то странно изменилась. Через секунду-другую он понял, что это — смущение. Щеки ее заалели, туфелька выписывала по ковру замысловатые узоры.
— Он вам сказал?
— Сказал?
— Да. Что мы обручились.
— Об-ру-чи-лись?!
— Да.
— Вы — с ним? С Фредди?
— Да.
Маркиз испытал к Мячу невольное уважение. Конечно, есть у него недостатки, но — прыток, прыток!
— Поздравляю! — воскликнул он, подавляя легкую дурноту. — Очень рад! Желаю счастья!
— Спасибо.
— Великое событие!
— О, да.
— Наверное, ног под собой не чуете?
— Не чую, — кивнула Мэвис и, радостно улыбнувшись, двинулась к двери.
Маркиз никак не мог бы сказать того же о себе. Кроме ног, он ощущал и сумку. На сей раз он поднял ее и рассеянно осмотрел.
Трудно рассматривать рассеянно сумку, в которой, судя по объему, лежит полмиллиона франков. Жену свою маркиз знал и помнил, что в казино она, как правило, дочиста обирает соперников.
Он опустился в кресло и пощупал подбородок. Не в силах отогнать настойчивую мысль, он открыл сумку, заглянул в нее — и тут у самого локтя появился искуситель.
— Я бы, — сказал искуситель, — не колебался.
— Да? — переспросил маркиз.
— Без всяких сомнений. Тебе нужны деньги на зонтичный клуб, Фредди их не даст, а значит…
— Резонно, резонно.
— И вообще, ты берешь их в долг. Пойдет дело с клубом, отдашь. А так, она все равно их потратит.
— Это верно.
— Ты ее, собственно, спасешь.
— Именно, именно.
— Можешь ли ты их взять? Да, можешь. Тебя никто не заподозрит. Ну, посуди: женщина оставляет сумку в баре казино. Тут бывают сотни людей.
— Да-да, ты прав.
— Конечно, я прав. И вот что, сунь деньги в карманы, а сумку положи за подушку. Вопросы есть?
— Нет, — отвечал маркиз.
Через мгновение он шел к выходу, карманы у него раздувались. В дверях он встретил Фредди.
— А, Мяч!.. — рассеянно промолвил он.
Фредди обдал его холодным взглядом, которым смотрят на гадов, если ты их не любишь, а они говорят тебе: «А, Мяч!»
3
Оказавшись на Promenade, Фредди внезапно вспомнил, что забыл на столике письма, и поспешил взять их. Он не хотел, чтобы все их читали.
Сунув письма в карман, он перечитал записку Терри с тем нездоровым чувством, какое велело жрецам Ваала утыкать себя ножами.
И записка, и вызванные ею мысли оставались прежними. Как ему показалось, что в него угодила водородная бомба, так казалось и теперь.
Нужна немалая сила духа, чтобы, обручившись с девицей, легко отнестись к еще одному обручению. Конечно, Бригем Янг[131] или там Генрих VIII[132] и ухом бы не повели, а вот от Фредди осталась только тень.
Быстро перебрав в уме соответствующие иски, он припомнил, что Арчи Биклс потерял 2000 долларов, равно как и Тодди ван — ну, этот. А по сравнению с ним Арчи и Тодди были практически нищими. Спасибо, если судьи не сдерут с него полмиллиона.
Именно в этот миг он увидел сквозь ту же мглу, какая скрывала недавно миссис Пеглер, мальчика в фельдмаршальской форме.
— Мсье Карпантэр? — осведомился мальчик.
Мгла немного поредела, и Фредди заметил, что дитя протягивает ему какой-то подносик. На нем лежал конверт, на конверте красовалось его имя. Он уныло открыл письмо, увидел первые слова, и зал залили сладчайшие звуки. Судя по всему, пели и ангелы, приятными звонкими голосами.
Поглядев на мальчика, он улыбнулся ему, охваченный нежностью. Ему захотелось спросить, как его зовут, какую кинозвезду он особенно любит и надеется ли в свое время стать президентом. Все это было невыполнимо из-за плодов Вавилонской башни, однако замена нашлась. Широко улыбаясь, он положил на подносик тысячу франков, и фельдмаршал Руритании[133] рассыпался в бурных и непонятных благодарностях. Фредди же, перечитав записку, возвел очи к небу.
Между ним и небом, у бара, стояла Терри, беседуя с барменом.
— Эй! — заорал Фредди во всю силу.
Терри и бармен беседовали о сэндвичах и молоке. Купив билеты и взяв из банка деньги, прекрасная американка испытала чувство, вызванное отчасти тем, что хищные птицы вообще разгулялись в этот день, терзая всем внутренности, отчасти же — тем, что она не ела с утра. Сердце ее было разбито, ничего не скажешь, но здоровые девушки в два-три часа дня все равно стремятся к сэндвичу. Тут бармен ее прекрасно понял, а вот насчет молока никак не мог поверить.
Крик Фредди удивил их обоих. Терри обернулась, нехотя двинулась к столику и села в то самое кресло, которое недавно почтил маркиз. Бармен, довольный тем, что не надо слушать всяких шуток о молоке, принялся протирать бокалы.
— Привет, — сказал Фредди. — Ничего денек.
— Дело вкуса, — ответила Терри.
— Прочитал вот вашу записку.
— Какую? Вторую?
— Ага. Что вы за меня не выйдете.
— Вы уж меня простите, — сказала Терри.
— Ничего-ничего, — радостно откликнулся Фредди. — Я женюсь на Мэвис.
— Правда?
— А то! Прямо так и предложил, у пятнадцатой лунки.
— Ну, Фредди, я очень рада!
— И я тоже. Вы больше ничего не писали?
— В каком смысле?
— Да мне. Что вы опять передумали.
Терри немного развеселилась. Ее всегда развлекали беседы с Фредди.
— Нет-нет. Полный конец.
— Это хорошо, — признал Фредди. — Сами понимаете, трудно жениться на двоих.
— Да уж, нелегко. Очень страдали?
— Хуже некуда. Ладно, не будем об этом говорить. Только одного я не понял — на что я вам нужен?
— Ну, Фредди, вы такой душенька!
— Может быть, но вы же любите Джефа.
Терри, как и миссис Пеглер, захотелось ударить его сумкой, но, как и миссис Пеглер, она себя обуздала.
— Когда вы станете старше, — кротко сказала она, — вы узнаете, что бывает несчастная любовь. Как говорится, безответная. Понимаете, у меня нет денег.
— Э?
— Ну, капля какая-то. Отец писал пьесы, одну вдруг вспомнили и поставили на телевидении. Я получила две тысячи долларов и решила их потратить в Мекке высшего света.
