философия — если пришло ее время — может расцвести и без всяких затрат. И в этом ее расцвете общество нуждается — подразумевается особо каста ученых, — чтобы иметь возможность всеобъемлюще понять все новое, нами познаваемое. Итак: десятилетия нового тысячелетия непредвиденно идут под знаком общественных наук. Quod era demonstrandum [6].
Эти красиво изложенные глупости рассердили бы меня, даже если бы я не знал, что за ними кроется. Меня удивило, что мои коллеги, среди которых было много людей разумных, приняли сообщение Профа всерьез и приступили к его обсуждению. Как всегда, первым взял слово Толстяк, обрушив на нас груду статистических данных. Он сказал, что наша родина на десятки лет вперед обеспечила себе техническое превосходство, а в области философии располагает огромными неиспользованными запасами. И наконец: в новом тысячелетии мы выполним нашу высокую миссию, выведя человечество из анархии и научив его жить по-человечески.
Меня попросили выступить, и я сказал:
— Возьмем комплекс исследований, над которыми я работаю более четырех лет. Никто не может отрицать, что тема принадлежит к естественным наукам. И что она совершенно новая. Если мы добьемся успеха, это будет значительный шаг вперёд. Решение мною найдено, по существу, без всяких затрат, путем умозаключений. Можно сказать и иначе: прежде всего я философски обосновал все исследование. Первым вопросом было: «Что такое жизнь и ее распад, можно ли четко разделить эти процессы?» В чем разница в функциональности между живым и мертвым человеческим телом, всем известно. Но откуда берется эта разница? Может, она в том, что, пока мы живы, в нас есть душа, а когда умираем, душа из нас уходит? С точки зрения наших исследований, это диспаратное понятие или, говоря проще, глупость. Будем придерживаться материальных понятий — количественных и качественных соотношений, движения, иначе говоря, химических, биологических, физических процессов. Тогда мы должны сказать: в нас есть все, что составляет жизнь, и все, что составляет смерть.
Видя интерес присутствующих и их нетерпение узнать больше, я пустился в подробности.
— Долго пришлось мне ломать голову над проблемой воды. Как абсорбирует воду живое существо? Какое отношение имеет химически чистая вода к жизни? Я шел по пути раздумий, мне понадобилось лишь несколько книг, не больше того. Следующей была проблема эмульсии. Может показаться смешным, но в исследованиях сыграл роль анекдотический эпизод. Я вспомнил, что в бытность мою студентом в Париже у меня как — то собрались мои товарищи, студенты и студентки, разговоры затянулись до позднего вечера, мы проголодались и отправились в кухню. Я отварил крутые яйца, был у меня зеленый салат, сыр, а одна из девушек с юга Франции затеяла приготовить майонез, но у нее ничего не получилось, составные части не амальгамировались, «отсекались». Она хотела еще раз попробовать, но один из товарищей остановил ее: «И не пытайся, у тебя, должно быть, менструация!» — существует такая примета. Девушка смутилась, расплакалась, направилась к двери, едва удалось удержать ее, а она твердила одно: «Какие глупости! Какие глупости!» Ее подруга позже сказала, что расстроилась она потому, что ей действительно в это время нездоровилось. В чем же здесь дело? Что это, глупость, суеверие или основанная на наблюдениях народная мудрость? Однажды я прочитал сообщение об археологических раскопках. В саркофаге лежал совершенно целый труп человека, похороненного две тысячи лет тому назад. Но это была лишь видимость. Его успели сфотографировать, но не прошло и двух минут, как он рассыпался в прах. В сообщении упоминалось и о других подобных случаях, такие же «чудеса» приводились в доказательство святости при канонизации святых. И мне пришла идея, была ли она плодом размышлений или это случайность, только я впервые обратился за помощью — до сих пор я ее искал в собственных мозговых извилинах и в собственной библиотеке — к учреждению дорогостоящему: в библиографический центр. (Отмечу, что это учреждение существует и помимо меня, с тем же персоналом и тем же бюджетом.) Оказалось, что подобные «чудеса» происходили с женщинами, и только с молодыми. Надо ли продолжать? Я пошел по следу. Я должен был воспроизвести с помощью химии биологический процесс, чтобы потом в ставшем химическим процессе найти самое малое и самое важное количество — окончательный катализатор.
— Вы забываете, коллега, — перебил меня Толстяк, — что, производя эти анализы, ваши сотрудники произвели вскрытие десяти тысяч животных.
— Их мясо не выбрасывалось, оно пошло в продажу, нам были нужны только их железы.
— А сколько сотен человек работало на вас, сколько безумно дорогих счетных машин куплено для института?..
— Не спорю, моя работа требовала расходов, но эти расходы не были безмерны. Мои опыты проводились не даром, но стоили они не больше той серии, которая была осуществлена четырьмя годами раньше. Я хочу еще кое — что сказать! Могу вот так сразу назвать дюжину болезней, нарушений сердечной и лимфатической деятельности, лечения которых мы до сих пор не знали или лечили их симптоматически. Вычтем из расходов на мои опыты те результаты, которые очень дешево могут достаться терапии и фармакологии, и окажется, что полученное добыто почти даром.
Снова взял слово Проф. Говорил он медленно, членораздельно, вперив в одну точку взгляд, улыбаясь и ритмически, словно певец на эстраде, покачивая головой. Люди, часто общающиеся с ним, знают, что это в нем признак ужасающей ярости, в такие минуты он способен убить или, рыдая, броситься на землю.
— Прежде всего, с вашего разрешения, я оставлю в стороне фармакологию и терапию! Практический смысл этих наук здесь был бы тем же самым, как если бы мы пытались перечислить, скажем, расходы по космическим исследованиям на счет оспариваемого многими принципа человеческого прогресса, утверждая, что они вовсе не так высоки. Добавлю еще, мой глубокоуважаемый коллега забывает, что в наши дни исследования идут по определенной линии. Мы живем уже не в веке случайных великих открытий. Логика такой линейности необязательно совпадает с логикой познания, мы должны строго придерживаться заданной программы, которая в отношении науки носит, я бы сказал, трансцендентный характер. Если мы будем рассматривать отдельные этапы в пределах этой линейности, то для всех станет очевидным…
Проф говорил долго, Толстяк усердно вторил ему. Мне стало жалко Профа, и я сам не знал, за что больше его жалею — за тщеславие или за то, что его защищает Толстяк? Дискуссию закончил я, как того хотел Проф, и с полным к нему уважением. Да, я пожалел его.
— Сознаюсь, что искал противоречий, как это делали софисты, а в действительности я полностью согласен с господином профессором. Мой случай лишь отдельный
