Шарлотта Маллинер
Гну
(Виньетка)
Когда душа впадает в мрак,
Поможет старый добрый як,
Ондатра, кролик — словом, всяк,
Кем славится Европа.
Но европейские леса,
Луга, озера, небеса
Вовеки не заменят нам
Саванн нерукотворный храм.
Где бродит антилопа.
Она хрупка, она робка.
О, как дрожит моя рука,
Изнемогает дух!
Хотя вечерний ветерок,
Пылающих касаясь щек,
Ласкает слабый слух.
Подходим ближе, ближе…
Так. Меня скрывает полумрак.
Я стройный стан согну
И, тише мыши, тише трав,
К загадочной земле припав,
Подкараулю гну.
Теперь — стреляй, теперь — пора,
Закончена ее игра.
Победа — У-лю-лю! Ура! —
Одержана над нею.
А тушку, так она легка,
Удержит и моя рука
(Ведь самка гну невелика,
А вот самцы крупнее).
Шарлотта нахмурилась. В чем дело, думала она? Стихи просто дышали той чистотой, той цельностью, той близостью к природе, которая прославила Англию. Мало того, они многому учат. Если кто вздумает поохотиться на гну, он получит ценные советы.
Она закусила губу. Если этот идиотский журнал выжил из ума, найдутся в конце концов и другие. Надо будет…
Именно в этот миг она заметила из окна, что юный Уилфрид крадется куда-то с духовым ружьем, и удивилась, что ни разу не попросила одолжить ей такую полезную вещь.
Небеса синели. Солнце сияло. Природа просто взывала к ней.
Шарлотта вышла из комнаты и побежала по лестнице.
А как же Обри? Ослабев от горя, он посидел какое-то время при сандвичах с огурцами, а потом стал ходить по террасе. Там он и увидел Уилфрида, а заодно — и Шарлотту, которая, выскочив из дома, поспешила к юному злодею.
Сделав вид, что ее он не замечает, Обри спросил брата:
— Куда идешь?
— Да пострелять… — растерянно ответил тот.
— Пострелять! — Обри возвысил голос, косясь уголком глаза на Шарлотту. — Пострелять, видите ли! А тебе никогда не говорили, что животным больно? Тебе не сообщили, часом, что не слышит Бог молитвы той, в которой нет любви живой ко всем, кто жизнью наделен? Стыдно! Да, стыдно!
Шарлотта подошла к ним и на них смотрела.
— В чем дело? — спросила она.
— Ах, и вы здесь? — удивился Обри. — Да вот, хочу забрать у него ружье. Собрался, — нет, вы подумайте! — стрелять воробьев. Тихо! — обратился он к брату. — А что, воробей не страдает? Нет, ты скажи, он. не страдает?
— Какие воробьи! — отвечал Уилфрид. — Я хотел подстрелить дядю.
— Нехорошо, — слегка подрастерявшись, заметил Обри. — Дядей подстреливать нельзя.
Шарлотта странно вскрикнула, глаза ее сверкнули. Окажись тут медик, он бы померил ей давление.
— Почему? — спросила она. — Почему нельзя подстреливать дядей?
Обри помолчал, сраженный неопровержимым женским разумом. Шарлотта тем временем развила свою мысль:
— Вашего дядю тридцать лет, как пора подстрелить. Только я его увидела, сразу подумала: «Духовое ружье!»
Обри вдумчиво кивнул.
— В этом что-то есть, — признал он.
— Где он? — властно спросила Шарлотта у юного Уилфрида.
— На крыше. Ну, там сарай для лодок, а он на крыше. Загорает.
— Г-м-м… Как же к нему подобраться?
— Дядя говорил, — вмешался Обри, — что на тигров охотятся с дерева. У лодочного сарая много деревьев.
— Замечательно!
Обри на мгновение заколебался.
— Может быть, не надо?.. Может быть…
— Чепуха! — отрезала Шарлотта, презрительно сверкнув глазами. — Надо. Дай мне ружье.
— Я думал… — вмешался Обри,
— Да?
— Понимаете, он не одет… Шарлотта легко рассмеялась.
— Ну и что! Пошли.
Живительные ультрафиолетовые лучи послеполуденного солнца падали на круглое тело. Сэр Франсис пребывал в приятной полудреме. Мысли его перелетали от канадских лосей к греческим муфлонам, а там — к нигерийским жирафам. Только он собрался подумать о египетском бегемоте, как услышал характерный звук и, нежно улыбнувшись, понял, что неподалеку — юный Уилфрид.
Тихая гордость обуяла его. Кто-кто, а этот ученик делал ему честь. Какой мальчик не соблазнился бы яствами, отложив охоту? А этот… плямц! Он где-то близко. Жаль, нельзя ему дать хороший совет. Все-таки, опытная рука…
Плямц! Сэр Франсис Пешли-Дрейк присел. Рядом с ним отлетела щепка. Ну, что же это!
— Уилфрид! — крикнул он, но ответа не дождался. — Ты поосторожней, а то…
В следующую секунду он скакал по крыше, бранясь на малоизвестном наречии, распространенном в бассейне Конго. Племянником он не гордился. Мало что так меняет чувства, как пуля, попавшая в мясистую часть ноги. Нет, он не гордился; а то, что он ощущал, он выражал на языке урду с примесью голландских слов, употребляемых в Южной Африке, когда увидел среди ветвей женское личико.
Полковник Пешли-Дрейк покачнулся. Как многие охотники, он был исключительно скромен. Однажды, поджав губы, он покинул ритуальные танцы, заметив, что третья жена местного суверена, скажем так, не совсем одета. Словом, он был в истинном ужасе.
— А… э… моя дорогая, — начал он, как вдруг увидел, что молодая дама держит что-то очень похожее на духовое ружье. Один глаз она прикрыла, кончик языка высунула.
Полковник ждать не стал. Вероятно, во всей Англии не было человека, настолько склонного к стрельбе; но многое, если не все, зависит от того, с какой ты стороны ружья. Посрамив своей прытью самого легконогого гну, он спрыгнул с крыши и помчался к камышам. Шарлотта слезла с дерева.
— Какой проворный, однако! — заметила она,
— Да, — согласился Обри, — дядя у нас шустрый. Видимо, часто бегал от носорогов.
Сидя в камышах, полковник, при всей своей ярости, не без удовольствия думал о тех же свойствах. Что ни говори, немногим хватило бы сноровки и ума, чтобы так быстро сориентироваться.
— Что ж нам делать? — услышал он голос Шарлотты.
— Сейчас, сейчас… — вторил ей Обри. — Что-нибудь придумаем.
— Нет, какая добыча ушла! Следующие стихи посвящу этим духовым ружьям. Почему у них один ствол?!
— Да, да, — согласился племянник. — Надо об этом поразмышлять в очередной пастели.
Они помолчали. Неопознанные созданья ползали по сэру Франсису, а иногда — и кусали его в затылок.
— Вот что, — заговорил Обри. — Дядя рассказывал, как в Замбези выкуривают из зарослей раненых зебу. Велишь туземцу поджечь траву…
Полковник глухо взвыл. Шарлотта радостно вскрикнула.
— Ну, конечно! Какой вы умный!
— Ах, что вы, что вы!
— Спички есть?
— Вот зажигалка.
— Вам нетрудно поджечь эти камыши? А я постерегу с ружьем.
— Рад служить, рад служить.
— Мне так жаль вас беспокоить!
— Ну, что вы, какое беспокойство!
Через три минуты местная знать увидела то, что редко видят на балах в парке. Перед нею пронесся круглый розовый джентльмен. Пробегая мимо стола, он схватил скатерть, обернулся ею и скрылся за широкой спиной епископа Сторфордского, который беседовал с обер-егермейстером о том, как трудно удержать викариев от увлечения ладаном.
Шарлотта и Обри смотрели на все это из лавровых кустов.
— Оттуда его не выгонишь, — сокрушался Обри. — Все-таки епископ.
Не услышав отклика, он испугался.
— Шарлотта! — воскликнул он. — Что с вами? Прекрасное лицо побледнело, глаза угасли. Кончик носа дрожал.
— Где я? — выговорила моя племянница.
— В Бладли Мэнор, Лессер Бладли, Бедфордшир, — быстро отвечал Обри. — Телефон: Горсби, 28.
— Я спала? Это мне снилось? — Шарлотта страшно вздрогнула. — Нет! Это правда! Я целилась в вашего дядю!
— Конечно, — подтвердил Обри, с трудом удерживаясь от похвал. — Кто поступил бы иначе на вашем месте?
Шарлотта не дала ему продолжать.
— О, как вы правы! — вскричала она. — Эта усадьба зачарована. И я, я еще сердилась на вас из-за ондатры! Вы меня простите?
— Шарлотта!
— Обри!
— Шарлотта!
— Т-с-с! Что это?
Полковник рассказывал свою историю. Знать явно возмущалась.
— Ну, что же это такое?!
— Как можно?!
— Mauvais ton!
Но все перекрыл голос сэра Александра:
— Они за это ответят! Шарлотта обернулась к Обри.
— Что нам делать? Обри подумал.
— Вероятно, — сказал он, — к гостям выходить не стоит. Бежим полями к станции, садимся на экспресс 5.50, приезжаем в Лондон, обедаем, женимся…
— Да, да! — вскричала Шарлотта. — Увези меня из этого жуткого места!
— Хоть на край света, — заверил Обри. — Минутку. Посмотри отсюда. Голова — прямо перед нами, четко, на фоне неба… Может, напоследок?..
