Изъ этихъ словъ я заключилъ, что образованность Джо, какъ примѣненіе пара, находится еще въ младенчествѣ. Затѣмъ я спросилъ у него:
— Ходилъ ты въ школу, Джо, когда былъ моихъ лѣтъ?
— Нѣтъ, Пипъ.
— Зачѣмъ же ты не ходилъ?
— Видишь ли, Пипъ, сказалъ Джо, взявъ въ руки ломъ и разгребая въ каминѣ красные уголья, что у него всегда означало внутреннюю, умственную работу. — Видишь ли, Пипъ, я тебѣ сейчасъ все разскажу. Отецъ мой любилъ выпить; а какъ выпьетъ, бывало, такъ и начнетъ колотить мать; безбожно колотилъ онъ ее, да и мнѣ порядкомъ доставалось; кажись, онъ почище отработывалъ меня, чѣмъ желѣзо на наковальнѣ. Понимаешь, Пипъ?
— Да, Джо.
— Ну, видишь ли, вотъ мы съ матерью возьмемъ да и сбѣжимъ изъ дому; мать моя отправится на заработки и скажетъ мнѣ: «Джо, вотъ, благодаря Бога! ты попадешь теперь въ школу, мальчикъ». И сведетъ она меня въ школу. Но у отца была своя хорошая сторона: не могъ, сердечный, жить безъ насъ. Пойдетъ онъ, бывало, соберетъ толпу народа и подыметъ такой гвалтъ у дверей дома, гдѣ мы скрывались, что хозяева поневолѣ выдадутъ насъ, только бы отдѣлаться отъ него. А онъ заберетъ насъ домой да и пойдетъ лупить по-старому. Вотъ самъ теперь видишь, добавилъ Джо, переставая на минуту разгребать огонь:- вотъ это и было помѣхою моему ученью.
— Конечно, бѣдный Джо.
— Однако, Пипъ, сказалъ Джо, проведя раза два ломомъ по верхней перекладинѣ рѣшетки: — всякому слѣдуетъ отдавать справедливость, всякому свое, и мой отецъ имѣлъ свою хорошую сторону, видишь ли?
Я этого не видѣлъ, но не сталъ ему поперечить.
— Ну, продолжалъ Джо:- кому-нибудь да надо поддерживать огонь подъ котломъ, иначе каши не сваришь, самъ знаешь.
Это я зналъ, и потому поддакнулъ.
— Слѣдовательно, отецъ не противился, чтобъ я шелъ на работу, итакъ я началъ заниматься моимъ теперешнимъ ремесломъ, которое было бы и его понынѣ, еслибъ онъ не бросилъ его. Я работалъ много, право много, Пипъ. Co-временемъ я былъ въ-состояніи кормить его и кормилъ до-тѣхъ-поръ, пока его унесъ параличъ. Я намѣренъ былъ написать на его надгробномъ камнѣ:
Каковъ бы онъ ни былъ, читатель,
Доброта сердца была его — добродѣтель.
Джо прочелъ эти стишки съ такою гордостью и отчетливостью, что я спросилъ, уже не самъ ли онъ ихъ сочинилъ.
— Самъ, отвѣтилъ Джо:- безъ всякой помощи. И сочинилъ а ихъ въ одно мгновеніе, словно цѣлую подкову однимъ ударомъ выковалъ. Никогда въ свою жизнь не былъ я такъ удивленъ, глазамъ не вѣрилъ, по правдѣ сказать; я даже начиналъ сомнѣваться, точно ли я ихъ самъ сочинилъ. Какъ я уже сказалъ, я намѣревался вырѣзать эти слова на гробницѣ; но вырѣзать стихи на камнѣ — будь они тамъ мелко или крупно написаны — дорого стоитъ, потому я и не исполнилъ своего намѣренія. Не говоря уже о расходахъ на похороны, всѣ лишнія деньги были нужны моей матери. Она была слаба здоровьемъ и скоро послѣдовала за отцомъ; пришла и ей очередь отойдти на покой.
Глаза Джо покрылись влагою; онъ утеръ сначала одинъ, потомъ другой глазъ закругленнымъ концомъ каминнаго лома.
— Скучно и грустно было жить одному, продолжалъ Джо. — Я познакомился съ твоей сестрой. Ну, Пипъ, и Джо рѣшительно посмотрѣлъ на меня, какъ-бы ожидая возраженія:- надо сказать, что твоя сестра красивая женщина.
На лицѣ моемъ невольно выразилось сомнѣніе и, чтобъ скрыть это, я отвернулся, къ камину.
— Что тамъ ни говори семья, или хоть весь свѣтъ, Пипъ, а сестра твоя кра-си-вая женщина! Каждое изъ этихъ словъ сопровождалось ударомъ лома о верхнюю перекладинку каминной рѣшетки.
Я не съумѣлъ сказать ничего умнѣе, какъ:
— Очень-радъ слышать, Джо, что ты такъ думаешь.
— И я тоже, подхватилъ Джо: — я очень-радъ, что такъ думаю, Пипъ. Что мнѣ до того, что она больно красна и костлява немного?
Я очень-остроумно замѣтилъ, что если ему не было до этого дѣла, то кому же и было?
— Конечно, подтакнулъ Джо. — Въ томъ-то и дѣло. Ты совершенно правъ, старый дружище! Когда я познакомился съ твоей сестрою, только и было рѣчи о томъ, какъ она тебя кормила отъ руки. Очень-мило съ ея стороны, говорили всѣ и я говорилъ то же. Что же касается до тебя, продолжалъ Джо съ выраженіемъ, будто видитъ что-то очень-противное: — еслибъ то могъ только себѣ представить, какъ слабъ, малъ и тщедушенъ ты былъ тогда, то право составилъ бы очень-дурное о себѣ мнѣніе.
Не очень-довольный его словами, я сказалъ:
— Ну, оставьте меня въ сторонѣ.
— Однако, тогда я не оставилъ тебя, сказалъ онъ съ трогательною простотою: — когда я предложилъ твоей сестрѣ сдѣлаться моею сожительницею, обвѣнчавшись со мною въ церкви, и она согласилась переселиться на кузницу, я сказалъ ей: «Возьмите съ собою и мальчика, Господь благослови его! найдется и для него мѣстечко на кузницѣ».
Заливаясь слезами, бросился я на шею Джо, прося у него извиненія; Джо выпустилъ изъ рукъ ломъ и, обнявъ меня, сказалъ:
— Вѣкъ были и будемъ образцовые друзья — не такъ ли, Пипъ? Ну, полно плакать, старый дружище!
Спустя нѣсколько минутъ, Джо продолжалъ:
— Ну, видишь ли, Пипъ, вотъ въ томъ-то и дѣло, въ томѣ-то и дѣло. Когда ты, значитъ, примешься учить меня (хотя я напередъ долженъ сказать, что мнѣ это ученіе смерть какъ надоѣдаетъ), такъ надо устроиться такъ, чтобъ мистрисъ Джо ничего не знала. Слѣдуетъ это дѣлать украдкою. А зачѣмъ украдкою? — я сейчасъ скажу.
И онъ опять взялъ въ руки ломъ, безъ котораго, кажется, ничего важнаго не могъ сказать.
— Твоя сестра предана правительству.
— Предана правительству, Джо?
Я былъ пораженъ этими словами и возъимѣлъ смутное подозрѣніе (по правдѣ сказать, даже надежду), что Джо разведется съ моей сестрою и что она скоро сдѣлается женою какого-нибудь лорда адмиралтейства или казначейства.
— Предана правительству… сказалъ Джо. — Я хочу сказать, что она любитъ властвовать надъ нами.
— А!
— И она не очень-то будетъ довольна имѣть ученыхъ подъ командою, продолжалъ Джо: — особенно разозлится, коли узнаетъ, что я. вздумалъ учиться; чего добраго, подумаетъ, что я намѣренъ возставать противъ нея, какъ бунтовщикъ какой, понимаешь?
Я хотѣлъ спросить у Джо объясненія, но не успѣлъ еще выговорить: «зачѣмъ же», какъ онъ перебилъ меня:
— Постой! постой, Пипъ; я знаю, что ты хочешь сказать; погоди минутку. Я знаю, что твоя сестра подъ-часъ тиранствуетъ надъ нами не хуже любаго могола. Иной разъ она дѣйствительно такъ наляжетъ, что, того-и-гляди, придушитъ. Въ такія минуть, прибавилъ онъ, почти шопотомъ и боязливо поглядывая на дверь: — въ такія минуты она, по правдѣ сказать, сущая вѣдьма.
Джо произнесъ послѣднее слово, какъ-будто оно начиналось двѣнадцатью В.
— Зачѣмъ же я не возстану? вотъ что ты хотѣлъ сказать, Пипъ, когда я тебя перебилъ.
— Да, Джо.
— Ну, Пипъ, сказалъ Джо, взявъ ломъ въ лѣвую руку, а правою расправляя свои бакенбарды…
Увидѣвъ эти приготовленія, я началъ терять надежду добиться отъ него толку.
— Сестра твоя — голова… У-у, какая голова! кончилъ онъ.
— Это что? спросилъ я, въ надеждѣ его озадачить.
Но Джо нашелъ опредѣленіе гораздо-скорѣе, чѣмъ я ожидалъ, и совершенно поставилъ меня въ-тупикъ своимъ непреложнымъ доводомъ, сказавъ съ выразительнымъ взглядомъ: «это она!»
— А я далеко-неуменъ, продолжалъ онъ, опустивъ глаза и принимаясь снова расправлять свои бакенбарты. — Да и наконецъ, Пипъ, старый дружище, я тебѣ не шутя скажу: довольно я наглядѣлся, какъ моя бѣдная мать унижалась а рабствовала, и не знала покоя цѣлую жизнь. Меня просто страхъ беретъ идти наперекоръ женщинѣ; изъ двухъ золъ ужь лучше мнѣ самому побезпокоиться маленько. Хотѣлъ бы я только все на своихъ плечахъ выносить, чтобъ тебѣ, старый дружище, не перепадало. Не все на семъ свѣтѣ цвѣточки, Пипъ; нечего отчаяваться.
Какъ ни былъ я молодъ, а мнѣ кажется, съ того вечера я сталъ питать еще болѣе уваженія къ Джо.
— Однако, сказалъ Джо, вставая, чтобъ прибавить топлива въ каминъ: — вотъ уже часы скоро пробьютъ восемь, а ея еще нѣтъ! Надѣюсь, кобыла дяди Пёмбельчука не поскользнулась на льду и не вывалила ихъ.
Мистрисъ Джо ѣзжала иногда въ городъ съ дядей Пёмбельчукомъ, преимущественно въ рыночные дни, чтобъ помочь ему при покупкѣ такихъ вещей и припасовъ, которые требовали женскаго глаза; дядя Пёмбельчукъ былъ холостякъ и не полагался на свою экономку. Былъ именно рыночный день и мистрисъ Джо выѣхала на подобную экспедицію.
Джо развелъ огонь, смахнулъ золу и пепелъ съ очага и пошелъ къ двери послушать, не ѣдетъ ли одноколка дяди Пёмбельчука. Ночь была ясная, холодная; дулъ рѣзкій вѣтеръ, и жестокій морозъ забѣлилъ землю. Мнѣ казалось, что провести подобную ночь на болотѣ, значило бы идти на вѣрную смерть. И когда я взглянулъ на звѣздное небо, мнѣ пришла въ голову мысль, какъ ужасно должно быть положеніе человѣка, который, замерзая, тщетно сталъ бы обращать умоляющій взоръ къ этимъ блестящимъ свѣтиламъ, ища помощи или состраданія.
