Дамы выразили согласие.
— Вот эта самая площадь, как мне рассказали, вчера стала местом действия одной из самых мрачных трагедий. Для того, кто любит Италию Данте и Савонаролы, в этом кощунственном акте проявилось нечто зловещее. Зловещее и унизительное.
— Вот именно — унизительное, — поддакнула мисс Бартлетт. — Мисс Ханичерч как раз проходила мимо, когда это произошло. Ей трудно говорить об этом. — И она с гордостью посмотрела на свою подопечную.
— Как же мы допустили, что вам пришлось подвергнуться такому испытанию? — отеческим тоном произнес капеллан.
Недавний либерализм мисс Бартлетт исчез, как и не бывало.
— О, мистер Эгер, не ругайте ее, пожалуйста. Это целиком и полностью моя вина: я оставила ее без присмотра.
— Так вы были одни, мисс Ханичерч? — с мягким упреком спросил он, одновременно давая понять, что желал бы услышать подробности. И даже приблизил к ней свое смуглое, красивое лицо.
— В общем, да.
— К счастью, кое-кто из наших знакомых по пансиону любезно проводил ее домой, — сказала мисс Бартлетт, искусно маскируя пол знакомого.
— Смею выразить надежду, что ни одна из вас не находилась в непосредственной близости к месту происшествия.
Среди множества наблюдений, сделанных Люси в этот день, было то, с какой омерзительной жадностью праведники набрасываются на пролитую кровь. Отношение мистера Джорджа Эмерсона было не в пример чище.
— Это произошло у фонтана.
— А вы и кто-то из ваших знакомых...
— Мы стояли около лоджии.
— Это избавило вас от многих неприятностей! Вы не можете себе представить, какими дикарями становятся в таких случаях представители бульварной прессы... Вот негодяй! — это снова относилось к продавцу фотографий с видами. — Знает ведь, что я здесь на постоянном жительстве, и все-таки лезет со своими пошлыми картинками.
Между продавцом панорамных снимков и Люси возникла неуловимая связь — знак нерушимого союза Италии с молодостью. Он вдруг развернул всю ленту так, что она соединила их руки и замелькала церквями, произведениями изобразительного искусства и видами Италии.
— Ну, это уж слишком! — вскричал капеллан, с силой ударяя по одному из ангелов Фра Ангелико. Лента порвалась. Раздался громкий, пронзительный вопль продавца: как оказалось, она была самой дорогой.
— Я бы с удовольствием купила... — начала мисс Бартлетт.
— Не обращайте внимания, — резко прервал ее мистер Эгер, и они быстро пошли прочь.
Но от итальянца не так-то просто отвязаться, особенно если он в гневе. С необъяснимым упорством он преследовал своего врага. Воздух сотрясался от угроз и жалоб. Торговец взывал к Люси — неужели она за него не вступится? Ему нужно кормить большую семью, а налоги очень высоки. Он оглашал окрестности воем, нечленораздельными выкриками и, даже получив компенсацию, не оставлял их в покое, пока не довел до полного одурения.
Теперь на повестке дня значились покупки. Под охраной капеллана Люси и мисс Бартлетт накупили массу безвкусных сувениров. Тут были всевозможные рамки для фотографий — резные, с позолотой, или не столь вычурные, с подставкой из дуба, наборы плотной писчей бумаги, книжечки Данте, дешевые брошки, якобы из сусального золота, — на Рождество горничные не отличат их от настоящих, заколки, горшочки, декоративные блюдца с геральдикой, фотографии в сепии, алебастровые статуэтки Амура, Психеи и Святого Петра — в общем, все то, что в Лондоне обошлось бы гораздо дешевле.
Удачно проведенное утро, тем не менее, оставило в памяти Люси неприятный осадок. Она была напугана мисс Лавиш и мистером Эгером — и, как ни странно, перестала их уважать. Она усомнилась в литературных способностях мисс Лавиш, а мистер Эгер оказался вовсе не тем олицетворением духовности и культуры, каким его считали. Сами того не зная, они подверглись испытанию, и результаты оказались не блестящими. Что же касается Шарлотты...
Что касается Шарлотты, то она осталась такой же, как была. К ней по- прежнему можно было хорошо относиться — но о любви к ней не могло быть и речи.
Разговор перекинулся на Эмерсонов.
— Он сын рабочего, мне доподлинно известно. Сам тоже в молодости работал механиком, потом стал журналистом, печатал статьи в социалистической прессе. Мы познакомились в Брикстоне.
— Как быстро в наши дни делают карьеру, — сказала мисс Бартлетт, проводя пальцем по наклонной стене миниатюрной Пизанской башни.
— Как правило, — подхватил мистер Эгер, — эти выскочки вызывают жалость. В стремлении к образованию и общественному признанию есть что-то порочное. Здесь, во Флоренции, встречаются простые рабочие, достойные всяческого уважения и не поднимающие шума вокруг собственной персоны.
— Так он и теперь журналист? — спросила мисс Бартлетт.
— Нет. Дело в том, что он выгодно женился.
Мистер Эгер произнес эту фразу с подтекстом и сопроводил глубоким вздохом.
— Ах, так у него есть жена?
— Покойная, мисс Бартлетт, покойная! Я поражаюсь — вот именно поражаюсь, — как ему не совестно бравировать нашим так называемым знакомством. Когда-то, много лет назад, он был в моем приходе. Позавчера в Санта-Кроче я поставил его на место. Пусть побережется: уж я выведу его на чистую воду!
— Что-что? — покраснев, спросила Люси.
— Преступление, вот что, — прошипел мистер Эгер.
Он предполагал сменить тему, но полная драматизма история достигла кульминации, и интерес аудитории оказался выше того, на который он рассчитывал. Мисс Бартлетт распирало естественное любопытство, а Люси, хоть и предпочла бы никогда в жизни не встречаться с Эмерсонами, не собиралась выносить приговор по первому слову доносчика.
— Вы хотите сказать, что мистер Эмерсон неверующий? Это мы уже знаем.
— Люси, дорогая, — с мягким упреком произнесла мисс Бартлетт.
— Я был бы крайне удивлен, если б оказалось, что вы знаете ВСЕ. Я, конечно, исключаю сына: в то время он был маленьким. Впрочем, одному Богу известно, как на него повлияли подобное воспитание и наследственность.
— Может быть, — произнесла мисс Бартлетт, — это не для наших ушей?
— Откровенно говоря, да, — ответил мистер Эгер. — Больше я не скажу ни слова.
Впервые в жизни внутренний протест в душе Люси нашел выражение в словах.
— Но вы сказали очень мало.
— Это входило в мои намерения, — жестко ответил капеллан.
Он гневно посмотрел на молодую девушку, она ответила тем же. Грудь ее вздымалась от волнения, брови приподнялись, а губы сложились в жесткую линию. Ему было невыносимо думать, что она ему не верит.
— Этот человек, — выпалил он, — убил свою жену.
— Как?!
— Практически он убил ее. Там, в Санта-Кроче — он что-нибудь говорил против меня?
— Ни единого слова, мистер Эгер. Ни единого слова.
— Странно. Я был уверен, что они не преминут воспользоваться случаем меня очернить. Но, конечно, только личное обаяние этих людей побуждает вас заступаться за них.
— Я не заступаюсь, — пробормотала Люси, теряя мужество и возвращаясь к прежнему хаосу в мыслях. — Они мне никто.
— Как вы могли подумать, будто она их оправдывает? — упрекнула священника мисс Бартлетт, сильно огорченная этой сценой. Продавец наверняка все слышал.
— Это было бы трудно, — ответствовал капеллан. — Потому что этот человек убил свою жену перед лицом Господа.
Упоминание о Боге произвело сильное впечатление. Но капеллан понимал, что подобное обвинение нуждается в доказательствах. Все смолкли. Пауза могла стать впечатляющей, но вместо этого оказалась неловкой.
Мисс Бартлетт расплатилась за Пизанскую башню и направилась к двери.
— Мне пора, — сказал священник, взглянув на карманные часы.
Мисс Бартлетт поблагодарила его за доброту и с энтузиазмом заговорила о предстоящей поездке.
Люси вспомнила о хороших манерах.
— Так, значит, она состоится?
И к мистеру Эгеру вернулось прежнее благодушие.
— Чтоб она провалилась, эта поездка! — воскликнула Люси, когда он ушел. — Это ведь та самая, на которую нас пригласил мистер Биб, — причем, без всякого ажиотажа? Почему он сделал свое предложение в такой нелепой манере? С тем же успехом мы могли бы сами его пригласить.
Мисс Бартлетт с удовольствием продолжила бы злословить по адресу Эмерсонов, но эти слова навели ее на неожиданную мысль.
— Если мистер Биб и мистер Эгер имеют в виду одну и ту же поездку, нас ожидает большая путаница.
— Почему?
— Потому что мистер Биб позвал еще и мисс Лавиш.
— Значит, нужна еще одна карета.
— Хуже того — мистер Эгер терпеть не может Элинор, и она это знает. Откровенно говоря, она слишком вольно себя ведет.
К этому времени они уже добрались до читальной комнаты Английского банка. Люси остановилась возле журнального столика в центре комнаты и, не обращая внимания на стопку комиксов и гравюр, пыталась если не ответить, то хотя бы сформулировать вопросы, от которых у нее пухла голова. Привычный мир раскололся, и на авансцену вышла Флоренция, волшебный город, где люди говорили и делали очень странные вещи. Убийство, обвинение в убийстве — это что, рядовые явления, изо дня в день происходящие на флорентийских улицах? Может быть, этот город обладает способностью пробуждать сильные чувства — добрые или злые — и добиваться их стремительного воплощения в поступки?
