Но вот дверь отворилась, и вошел Баоцин. Низко поклонившись и поворачивая бритую голову то влево, то вправо, он не переставая повторял: «Садитесь, пожалуйста, садитесь, пожалуйста», зная, что эта публика будет приветствовать его стоя. Он не очень-то уважал местных актеров, а те в свою очередь мало считались с «людьми из-за реки». Однако Баоцин не хотел, чтобы такого рода неравные отношения были слишком заметными.
Он выпрямился. Медленно вошла Сюлянь. Он с улыбкой представил ее всем:
– Это моя дочь Сюлянь.
Сюлянь лукаво улыбалась. Она слегка поклонилась, подошла к столу, сорвала цветок и приколола к одежде.
– Сюлянь, – попросил Баоцин. – Угости гостей семечками. – Он все еще оставался у входа, ожидая жену.
Сюлянь взяла блюдечко с семечками, хотела попробовать сама, но передумала.
– Это моя жена. – Баоцин стал всем представлять свою жену.
Тетушка Фан высоко держала марку, соблюдая манеры, она кивнула всем головой и села рядом с актерами, решив поболтать с ними на их сычуаньском диалекте, а те в свою очередь отвечали ей на ее родном северном диалекте. В конечном итоге никто никого не понял, но все почувствовали, что этикет был соблюден.
– Ну, брат, – поспешил Баоцин к Тюфяку. – Ты силен! Просто здорово! Я бы так все обставить не смог, – говорил он, поглядывая по сторонам.
Тюфяк не удержался и расплылся от удовольствия. Он демонстративно зевнул, потянулся, чтобы Баоцин видел, как он устал. Затем пришли и те, кто работал в театре: билетеры, кассиры, контролеры, музыканты. Они не были актерами и вообще могли не приходить. Но Баоцин пригласил всех, желая показать, что сказители соблюдают приличия и тоже имеют своего предка-наставника, который им покровительствует. Они не такие безродные и никчемные нищие, как многие полагают.
Семейство Тан пришло позже всех – того требовал престиж. Впереди всех шла тетушка Тан, за ней следовала Циньчжу, замыкал шествие Тан Сые. Где-то позади, с несчастным видом, словно сирота, плелся Сяо Лю.
Тетушка Тан была одета в широченный блестящий зеленый шелковый халат, в который можно было уместить четверых Тан Сые. Мясистое лицо с ярко накрашенными губами покрывал густой слой румян и пудры. Выглядела она роскошно: большие серьги, четыре перстня поблескивали на свету фальшивыми камнями.
Войдя в комнату, она, переваливаясь с ноги на ногу, направилась прямо к тетушке Фан и Сюлянь, приветствуя их как самых хороших друзей.
– Добрая сестрица... О, глядите-ка, какая Сюлянь красивая! – После этого она приветствовала братьев Фан. На остальных же и не взглянула. Затем она, не удостоив вниманием Баоцин а, подозвала к себе Тан Сые.
– Зажгите благовония в честь предка-наставника! – Она хотела, чтобы он возглавил церемониал.
Баоцин быстро отвел Тан Сые в сторону и отрицательно покачал головой. Он хозяин труппы и не может допустить, чтобы другие возглавили церемониал. Подойдя к святому месту, он воскурил ароматные палочки. Как только заструился голубоватый дымок, Баоцин поставил их в чашу для благовоний и тут же зажег свечи. Сразу стало светло, всюду заиграли краски. Наступила тишина. Баоцин с почтением отбил земной поклон предку- наставнику, испрашивая у него благословения на процветание начатого дела, успеха у зрителей. Он стоял на коленях, повторяя про себя молитвы, в которых просил защитить Сюлянь, а его самого уберечь от козней тетушки Тан и ее мужа.
К половине восьмого зал был почти полон. Баоцин сиял от радости, глядя на плотные ряды зрителей. Вместе с тем его охватывало беспокойство, как бы не произошло чего у входа. Он пригласил двух местных вышибал и поставил их у дверей. Они были людьми опытными и могли отличить хорошего человека от плохого с одного взгляда. Однако Баоцину, естественно, не хотелось, чтобы им пришлось пускать в ход кулаки. Драка в день премьеры, что ни говори, а счастливым предзнаменованием служить никак не может. Если у входа разразится скандал, ничего хорошего не будет. Он должен был все учесть и все помнить, всюду побывать, не привлекая к себе внимания.
Находясь за кулисами, Баоцин следил за каждой мелочью. Делая замечания, он всякий раз вытягивал свою бритую, лоснящуюся от пота голову. Он кланялся, растягивал рот до ушей, здоровался за руку с каждым встречным, Глядя на него, никто не смог бы рассердиться, крупные Проблемы становились мелкими, а мелкие разрешались сами собой.
Пудра и румяна всегда привлекают распутных парней, которые жаждут устроить какой-нибудь скандальчик.
Баоцин все время отгонял таких, маячивших у входа на сцену. Они любили цепляться к девушкам. Решить эту проблему было трудно, так как кто-нибудь из них мог оказаться приятелем нужных ему людей, А коли так, ему тем более следовало - пригласить их за кулисы попить чайку. И тогда наверняка появится человек, который сам выйдет на сцену и в присутствии всего зала подарит ему декоративный экран, поддерживая тем самым его начинание. Сколько же всевозможных забот у одного актера?!
К восьми часам свободных мест в зале не осталось. Зрителей было так много потому, что Баоцин раздал целую кипу пригласительных билетов и контрамарок. И все равно он был очень доволен. Полный зал – это счастливое предзнаменование. Баоцин сбегал в кассу, распорядился вывесить у входа табличку с надписью «Все билеты проданы». Ладони его увлажнились, и он поспешил за кулисы начинать представление.
Первым номером шел местный исполнитель поэтического сказа «цзиньцяньбань». Пел он пронзительным голосом, резковато и невыразительно, в общем – неважно. Слушатели не обращали на него особого внимания, продолжали разговаривать и попивать чай.
Зал для сказов был широким и коротким. Перед малюсенькой сценой стояли ряды деревянных скамеек. По обеим сторонам, вдоль стен, было расставлено множество квадратных столиков, вокруг каждого из них – четыре- пять стульев. На пологе, что прикрывал выход на сцену, были вышиты огромные красные пионы на фоне зеленых листьев и имя Баоцина. Ему этот полог сделали на заказ в Шанхае. На стенках висели декоративные экраны и свитки с картинами, подаренные Баоцину и Сюлянь знатными людьми из разных мест. Зал был хоть и маленький, в людей к себе притягивал. Перед сценой висела пара газовых ламп, которые излучали яркий белый с синевой свет, выхватывая из темного зала зрителей. Баоцин был доволен – ведь все это его достижения. На дверных пологах, на полотнище вокруг стола было вышито егс имя. Каждая картина, каждый экран давали повод вспомнить эпизод из прошлого. Он бывал в Шанхае, Нанкине и многих других крупных городах страны, и повсюду у него было немало почитателей.
Он смотрел из-за кулис в зал. Первые два ряде занимали местные. Большинство же публики были «людк из-за реки». Да и местные прежде жили главным образом в других провинциях или выезжали туда по делам. работали там и вернулись в Чунцин из-за войны. Ош пришли послушать Баоцина лишь для того, чтобы продемонстрировать всем, что повидали свет и разбираются в сказах под аккомпанемент большого барабана. Баоцин долго разглядывал тех, кто сидел по обеим сторонам от сцены. Это были профессионалы. С некоторыми из них он был знаком. Они пришли посмотреть программу, которую подготовил Баоцин и его труппа. Как и подобает специалистам, эти люди сидели спиной к сцене, они слушали, но не смотрели. Их не интересовали личики актрис. Баоцин, нахмурив брови, наблюдал за настроением своих коллег. Если песенные сказы сегодня прозвучат как полагается, они станут приходить часто. Постепенно слушатели приутихли. Значит, исполняемые сказы все больше вызывали у них интерес. Говорило это и о том, что слушатели уже вдоволь напились чаю и у них кончились семечки. Если уж сейчас не смотреть на сцену, то больше и делать-то нечего.
Наступил черед Сюлянь. Сяо Лю уже настроил трехструнку и неторопливо вышел на сцену. Его маленькое лицо, худое и тонкое, казалось особенно бледным под голубоватыми лучами газовых ламп. Серый шелковый халат, как серебряные ножны, плотно облегал тело. Сяо Лю спокойно сел у стола, осторожно положил на него трехструнку и завернул рукава. Затем он взял в руки инструмент, принял исходную позу и попробовал пальцем струну. Склонив голову набок, послушал тон, после чего тупо уставился на один из висевших на стене экранов. Странное выражение лица как бы говорило о полном нежелании выступать на вторых ролях.
