– Да?
– Иначе тебе придется закрыть шоу, чтобы сократить убытки.
Нежная зелень стала растекаться по лицу Простака, как у пассажира, плывущего на пароме из Фолкстона в Булонь.
– Тут есть, конечно, о чем подумать. А ты говоришь серьезно? У нас нет надежды плыть по инерции и оплачивать еженедельные счета?
– Боюсь, что нет.
– Тогда я тебе вот что скажу. – Простак позеленел еще гуще. – Я разорен. Я кончен. Я… Какую это песенку я распевал раньше в ванной? А, да. «Я не чек, а пустая бумажка, я безденежная букашка, никогда мне не везет!» Может, самое лучшее – покончить со всем? У тебя, случайно, не завалялась где унции цианида?
– Не говори так. Мы выберемся. Что-то да подвернется. Я чувствую, прямо чувствую – что-то обязательно случится.
– Вот и я тоже чувствую. И как бы мне хотелось, чтобы такого не случалось!
Резко затрезвонил телефон. Усталым жестом Простак поднял трубку:
– Алло?.. Да, это мистер Фиппс… Что-что? Разумеется, нет… Ах, извините, да, есть… Ладно. Да, мне понятно. Ладно!
Повесив трубку, он уныло сообщил еще одну новость:
– Это администрация. Обвиняет меня, и отчасти справедливо, в том, что у меня в номере – особа слабого пола. Тебе, похоже, не положено тут находиться. Это против правил.
– Да к чертям их правила!
– От всей души с тобой согласен, но все-таки, думаю, придется нам подыграть этим… собакиным детям. Мы же не хотим, чтобы сюда вломились джентльмены с суровыми лицами и вывели тебя в оковах. Лучше уж тебе улетучиться.
– Но нам нужно обговорить ситуацию.
– Верно. Да, много лежачих камней придется перевернуть…
– Где ты думаешь раздобыть деньги?
– Неплохой вопрос. Я и сам над ним ломаю голову.
– По-твоему, есть у кого-нибудь в Сиракузах десять тысяч долларов?
– Сомневаюсь, что вообще где-то у кого-то есть десять тысяч долларов.
– Ты мне как-то говорил, у тебя есть богатый дядя в Англии. Может, телеграфировать ему?
– И попросить нужную сумму?
– Ну да.
– Ха!
– Что?
– Просто «ха!» Ты читала «Алису в Зазеркалье»?
– Да, но очень давно.
– Помнишь, там есть Джаббервоки? Который рвет и кусает.
– Что-то припоминается.
– Дядя Теодор вылитый он. Челюсти у него кусают, клешни рвут. Посмей только покуситься на его десять тысяч, и он ураганом понесется через лес, ломая и круша все на пути да вдобавок нещадно плюясь. И могу добавить, сейчас я совсем не первый в списке его любимчиков. Как-нибудь я покажу тебе письмо, которое он мне написал, когда узнал, что Дж. Г. Андерсон меня вышвырнул. Жесткое такое письмишко, сочных словечек хоть отбавляй. Нет, если ты лелеешь идею перехватить деньжат у дяди Теодора – забудь. Легче пробраться в Форт-Нокс и украсть там малость золотишка. Шансы одинаковы.
– Неприятно как…
– В высшей степени. Но есть и светлое пятнышко, если у неприятностей они вообще имеются. Может, я и вляпался в беду – скажу больше: да, точно вляпался, – зато я встретил тебя.
– Лучше б не встречал.
– Что значит – лучше б не встречал? Господи, да это единственное, что есть в этом паршивом дельце, о чем я не жалею. Может, я и разорюсь вконец, может, буду умирать с голоду в канаве, но я хотя бы познакомился с тобой. Это вознаграждает за все! Очищенный в огне могучей любви, я вольюсь в очередь за бесплатным обедом, но душа моя будет глубже, лучше. Ах как же я люблю тебя, Динти!
– И я люблю тебя, Простак.
Голова у Простака пошла кругом. Он недоверчиво уставился на мисс Мур и отметил, что глаза ее сияют будто две звезды (так определил их для себя Простак в порыве счастливого вдохновения).
– Правда?
– Конечно, правда. Я сразу полюбила тебя, с самого начала.
– Неужели и когда я поджег тебе шляпку? Не может быть!
– Тогда, может, и нет, но на другой день, когда ты сказал, что вложил деньги в шоу ради того, чтобы быть рядом со мной, – да. Я вдруг поняла: ты – самый лучший в мире!
– Ну, это уж…
– Другого такого нет!
– Так говорил и дядя Теодор, только не таким тоном. Ехидно, знаешь, так, скрипуче… Динти, неужели ты правда меня любишь? Наверное, дразнишь? Разыгрываешь?
– Что ты! Не дразню и не разыгрываю.
Простак раздулся как шар.
– Тогда черт с ними, с канавами! – закричал он. – Очереди за супом, подумаешь! Ничто, кроме твоей любви, не имеет значения! Если ты любишь меня, то я смеюсь над разорением. – Простак рассмеялся. – И прибавлю еще кое-что, – пылко продолжил он. – Деньги я раздобуду! Где-нибудь… как-нибудь… Если надо, ограблю банк. А спектакль… Может, он все-таки будет иметь успех в Нью-Йорке?
– Ну…
– Я понимаю, конечно, не так уж он блестящ, но ведь в Нью-Йорке это вроде как не важно? Если б только раздобыть денег… продержаться на плаву…
Он оборвал речь. В дверь постучала невидимая рука.
– Тьфу! – шепотом воскликнул Простак. Угадав, что это стучится рука Рока, он взглянул на Динти, а Динти взглянула на него. Вот они, подумали оба, суровые джентльмены с оковами.
– Кто там? – дрожащим голосом окликнул Простак.
– Это мистер Фричи, мистер Фиппс.
– Эге-гей, мистер Фричи! – И прибавил хриплым шепотом: – Тот самый, чокнутый! – Он открыл дверь, вызывающе прибавив: – Она не заперта.
– Я как раз уходила, – добавила Динти.
– А? – мистер Фричи огляделся. – Рано разошлись, да?
– Это… мистер Фричи, мисс Мур.
– Как поживаете, мистер Фричи?
– Что ж, могу сказать, горло у меня не совсем в порядке, а…
Простак повторил для верности защитительную речь:
– Дверь была не заперта, а мисс Мур уже уходила.
– Что-что?
– Вы ведь насчет этого зашли? Кто-то только что звонил из администрации насчет того, что мисс Мур в моем номере.
– А, так это мистер Хемингуэй, не иначе. Он полоумный. Не обращайте на него внимания.
– Тогда все чудесно! – с облегчением вздохнул Простак. – Входите, располагайтесь.
Оскар Фричи сел. Полноватый молодой человек с не очень умным лицом и большими близорукими глазами очень походил на овцу в роговых очках. Любой, кто когда-либо видел овцу в роговых очках, непременно признал бы поразительное сходство с ней в помощнике управляющего. Блеющий голос усиливал иллюзию.
– Как все прошло? – осведомился Фричи. – Нормально? Ужин?
– О, лучше некуда, спасибо.
– Я вижу, тут у вас шампанское осталось.
– Да, немного.
– Я велел официанту как следует его заморозить. Заморозил?
– Да, вполне.
Оскар Фричи принялся объяснять свою тактику.
– Видите ли, к нам приезжают много гастролеров, и я знаю, что у них в обычае собираться вместе. Вот я и стараюсь присмотреть, чтобы все было как следует. Жаль, что ваши гости так быстро разошлись.
– Да, неудачно получилось.
– А мне бы так хотелось встретиться с ними. Мне всегда очень нравился театральный народец, – поделился Оскар, почувствовав себя свободнее. – Да, многие останавливаются в нашем отеле. И некоторые позволяют мне заходить к ним.
– Ясно.
– Вот Иэн Кит в прошлом году приезжал. Мы с ним очень долго беседовали. Знаете, как бывает. Люблю я, грешный, театр. Всю свою жизнь… В общем, рад пообщаться с артистами. Может, оттого что у меня всегда было предчувствие – пожалуй, я и сам в один прекрасный день попаду в театр. Пардон? – перебил сам себя Оскар, вопросительно оглянувшись на Динти, которая подпрыгнула с резким вскриком.
– Судорога, – объяснила девушка.
– А?
– Ногу свело.
– Да? Со мной тоже случается. Так сведет…
– Вот-вот, именно…
Динти кинула на Простака взгляд, каким в поэме Китса обмениваются солдаты стойкого Кортеса, когда молча стоят на пике Дарьена. Почти таким же ответил ей и Простак. Да, резонно заключил бы любой наблюдатель, головы две, но мысль в них одна.
Простак прочистил горло.
– Вы не повторите? – тихо попросил он.
– Э?
– Насчет театра.
– Пожалуйста. Я очень люблю театр.
– И вам кажется, что вы и сами можете им заняться?
– Вот именно.
Пала трепетная тишина.
– То есть вы имеете в виду как… продюсер? – уточнила Динти.
– Как продюсер? – повторил Простак.
– Да, мне бы очень хотелось.
– Присядьте! – воскликнула Динти.
– Присядьте! – воскликнул Простак.
– Да я сижу уже, – откликнулся Оскар.
– И правда!
Динти глубоко выдохнула.
– Мистер Фричи, отель принадлежит вам?
– Мне? Нет, я помощник управляющего. Отель принадлежит мистеру Хемингуэю.
– Но все-таки, наверное, и помощник – хорошая должность? Вы много зарабатываете?
– Вряд ли вам, театральным боссам, такие деньги покажутся большими.
Углядев пушинку на рукаве гостя, Простак любовным щелчком сбил ее.
– А вы сумели… – он приостановился, подыскивая нужные слова. – Вы смогли… вы что-то скопили?
– Мистер Фиппс тоже работал в отеле, прежде чем заняться театром, – жизнерадостно объяснила Динти. – Он знал много служащих, которые ничего не скопили. И надеется, что вы не такой.
Оскар Фричи покивал, гордый своей бережливостью.
