Франц Верфель - Песнь Бернадетте

Площадь перед собором запружена народом так, что Бугугорт потерял в толпе своего гида. И, безвольно отдавшись общему потоку, очутился в одной из боковых улочек. Солнце, несмотря на декабрь, ярко светит с безоблачного неба. Старик не только обессилел, но еще и страдает от голода и жажды. И вдруг он оказывается в маленькой траттории, выставившей по случаю хорошей погоды столы прямо на тротуар. Он съедает большую тарелку макарон, запивая их лиловатым вином из Кампаньи. После еды настроение у него поднимается. Он сидит и с удовольствием наблюдает текущие мимо людские толпы.

«Гляди-ка, — говорит сам себе Бугугорт, — а ведь этот господин, что сидел рядом, был прав! Карьера Бернадетты и впрямь лучше всех прочих! И ведь она носила меня на руках. Я был рядом с ней в те дни. И ясно помню, какая нищета была у них в кашо. Зато теперь Бернадетта — важная шишка на Небе, и Папа с кардиналами обращаются к ней с просьбами. А раз я в кашо был с ней рядом, может, я и на Небе окажусь подле нее, если только под конец не согрешу ненароком…»

Старик, жмурясь, глядит вверх на просторное ясное небо Рима. Он убежден, что именно там, в небе над Римом, плотными рядами восседают в вечном блаженстве все признанные церковью святые. В конце концов, там им самое место. Может, Бернадетта как раз в эту минуту глядит сверху и видит, как он сидит на ласковом солнышке, один-одинешенек среди веселой толпы, здоровый и крепкий в свои семьдесят семь лет. И тут на Бугугорта находит желание немедленно пообщаться с Бернадеттой. И он делает то, к чему привык с детства: пальцы его нащупывают в кармане четки. Правда, молиться полагается не на улице, а в храме. Но разве весь этот Рим — не один сплошной храм? И садовник из По мысленно обращается не к скорбному, не к радостному, а к славному кругу розария, который должен настроить души людей на победу, на славу, на вознесение на Небо. Губы его шепчут одно «Ave» за другим, а сам он храбро борется с усталостью. Его все еще улыбающиеся глазки наблюдают за жизнью на улице. Мимо несутся потоки машин. Продавец мороженого звоночком созывает уличных мальчишек и служанок. Из боковых переулков доносятся заунывные голоса торговцев, предлагающих купить апельсины, фенхель и лук. Под небом Рима, где собрались все святые, чтобы поздравить новую святую, с грохотом проносится военный самолет.

После сороковой молитвы веки улыбчивых глазок тяжелеют, а на пятидесятом «Ave» «ребенок Бугугорт» засыпает. Но душа его ликует и во сне.

Очень важно, что обратной силы это не имеет — блажен далеко не всякий изгой или чужак, а только тот, который, «отвергая себя», взял Христов крест. Если забыть о таком уточнении, получится то, что получалось, скажем, в 60-е и 70-е годы, когда любой человек, не вписавшийся в «обычный мир», приравнивался к святому, какую бы гордыню, жестокость, нечестность или нечистоту он себе ни позволял.

Кашо — тюрьма, застенок (франц.).

Октава — в католической церкви праздник, продолжающийся восемь дней (вернее, последний день такого праздника). — Здесь и далее прим. перев.

«Эрнани» — драма Виктора Гюго, поставленная на сцене в феврале 1830 г., после упорных литературных боев между романтиками и классиками, окончившихся победой романтического театра.

Здесь: навязчивой мыслью (франц.).

ИХТИС — рыба (греч.): записанная латинскими буквами древняя греческая монограмма слов: Иисус Христос Сын Божий Спаситель.

Известная больница и приют для престарелых в Париже.

Так называется у католиков молитва к Богородице: «Богородице, Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою». Она читается по малым шарикам четок, называемым поэтому также «Ave Maria», тогда как большие шарики посвящены «Отче наш».

Ложный шаг (франц.).

Я — Непорочное Зачатие (диал.).

Слабоумие при прогрессивном параличе, но не в активной форме (лат.).

«Молодая Италия» (итал.).