тоже так считает?
(Они глядят друг на друга, Темпл настороженная, сосредоточенная, хотя прежде всего нетерпеливая.) Вы намерены рассказать мне что-то, неизвестное ему, иначе взяли бы его с собой. Это так?
Темпл. Да.
Губернатор. Рассказали бы вы это, будь он здесь? (Темпл пристально смотрит на губернатора. Незаметно для нее Стивенс делает движение. Губернатор останавливает его сдержанным жестом, тоже незаметным для Темпл.) Теперь, когда вы зашли так далеко, когда, по вашим словам, вы должны поведать это, произнести вслух не затем, чтобы спасти Нэн… эту женщину, а потому, что еще дома решили, что вам больше ничего не остается?
Темпл. Откуда я знаю, рассказала бы или нет?
Губернатор. Предположим, он здесь — сидит в том кресле, где Гэв… ваш дядя…
Темпл.…или за дверью, или, может, даже в тумбе вашего стола. Его здесь нет. Он дома. Я дала ему снотворное.
Губернатор. Но предположим, он здесь. Все равно стали бы рассказывать?
Темпл. Ну, хорошо. Да. Теперь помолчите, пожалуйста, и дайте мне говорить. Я даже не помню, на чем остановилась. Ах да. Итак, я видела убийство или, по крайней мере, его тень, и этот человек увез меня в Мемфис, конечно, у меня были две ноги и два глаза, я могла бы закричать на главной улице любого из городков, которые мы проезжали, могла бы выйти из машины, когда Гоу… мы налетели на то дерево, меня подвезли бы до ближайшего гаража, или до станции, или до колледжа, или даже прямо до дому, в руки отца и братьев. Но я, Темпл, не сделала этого. Я предпочла убийцу.
Стивенс (губернатору). Он был психопат, хотя на суде это не выяснилось, а когда выяснилось или могло выясниться, было уже поздно. Я был там; я видел его: маленький черный человечек с итальянской фамилией, похожий на складного, лишь слегка деформированного таракана, — мул, импотент. Но Темпл расскажет об этом сама.
Темпл (с едким сарказмом). Милый дядя Гэвин. (Губернатору.) О да, ей не повезло и в этом: попасться человеку, сексуально неспособному, но все же уби… (Умолкает и неподвижно сидит, сжатые руки лежат на коленях, глаза закрыты.) Помолчите, дайте мне говорить. Я чувствую себя курицей, которую загоняют в бочку. Может, если вы хоть сделаете вид, будто не хотите, чтобы она оказалась там, не пускаете ее туда…
Губернатор. Не называйте это бочкой. Скажите — «туннель». Это проход, потому что другой конец тоже открыт. Пройдите через него. Не было… секса.
Темпл. С ним — нет. Он был строже, чем отец или дядя. Лучше было б оказаться богатой подопечной самой покладистой траст- или страховой компании: он отвез меня в Мемфис и запер в публичном доме на Мануэль-стрит, как десятилетнюю невесту в испанском монастыре, мадам следила за мной зорче любой мамаши — а когда уходила по делам, существующим у хозяек таких домов, в полицию, уплатить штраф или дать взятку, в банк или просто в гости, дверь охраняла горничная-негритянка, и это было не так уж плохо, потому что она отпирала дверь, входила ко мне, и мы могли… (Запинается меньше чем на секунду, потом торопливо продолжает.) Да, вот именно, поболтать. Конечно, я была пленницей, но жила с шиком, пусть и не в очень-то шикарной клетке. У меня были кварты духов; разумеется, выбирала их какая-то продавщица, и они были не той марки, но все же они у меня были, он купил мне меховое манто, его негде было носить, потому что он не выпускал меня, но у меня было манто, прекрасное белье и пеньюары, тоже выбранные продавщицей, но по крайней мере самые лучшие или самые дорогие — таков уж вкус у заправилы преступного мира с толстым кошельком. Он хотел, чтобы я была довольна, понимаете; и не только довольна, он даже не имел ничего против, если я буду счастлива; я находилась там просто на тот случай, если полиция заподозрит его в убийстве; и не только не имел ничего против, даже старался добиться этого. И вот, наконец, мы подошли к главному, потому что теперь я должна буду рассказать и это, раскрыть вам истинную причину того, почему я разбудила вас в два часа ночи и прошу спасти убийцу.
Умолкает и берет незажженную сигарету с пепельницы, потом замечает, что она не горит. Стивенс берет со стола зажигалку и начинает подниматься. Губернатор, продолжая глядеть на Темпл, жестом останавливает его. Стивенс придвигает зажигалку Темпл и садится. Темпл прикуривает, гасит зажигалку и ставит на стол. Но, затянувшись один раз, кладет сигарету в пепельницу и начинает говорить.
Ведь у меня все-таки были две руки, две ноги и глаза; я в любое время могла бы спуститься по водосточной трубе, однако не сделала этого. Покидала комнату я только поздней ночью, когда он приезжал в закрытой, похожей на катафалк машине, потом он и водитель на переднем сиденье, а мы с мадам на заднем носились со скоростью сорок, пятьдесят, шестьдесят миль по улицам района красных фонарей. И кроме грязных улиц я ничего не видела. Мне даже не позволялось приглашать к себе других девиц или ходить к ним, не позволялось даже видеться с ними, даже посидеть с ними после работы, послушать их профессиональные разговоры, пока они считают деньги или клиентов или обсуждают еще какие-то дела, сидя на чужих постелях в какой-нибудь спальне… (Снова делает паузу, потом продолжает с каким-то удивлением, изумлением.) Да, там было как в университетской спальне, та же атмосфера: молодые женщины, занятые мыслями не о тех или других мужчинах, а просто о мужчине, только здесь они были деловитей — спокойней, не столь возбужденными, и, сидя на пока что праздных постелях, обсуждали превратности — это, конечно, уместное слово, не так ли? — своей профессии. Но меня, Темпл, не пускали к ним: я была заперта в своей комнате двадцать четыре часа в сутки, оставалось только устраивать демонстрацию фасонов в меховом манто, аляповатых панталонах и неглиже, хотя этого не видел никто, кроме двухфутового зеркала и горничной-негритянки; болтаться трезвой и одинокой среди греха и развлечений, словно в водолазном колоколе на глубине сто двадцать футов. Но Лупоглазый хотел, чтобы Темпл была довольна, понимаете, даже сам сделал последнюю попытку. Но Темпл не хотела быть просто довольной. И, как это называется там, у нас, втрескалась.
Губернатор. Вот как.
Стивенс. Совершенно верно.
Темпл (торопливо). Замолчите.
Стивенс. Замолчи сама. (Губернатору.) Он — Вителли по прозвищу Лупоглазый — сам привел того мужчину. Молодой человек…
Темпл. Гэвин! Замолчите сейчас же!
Стивенс. Ты погружаешься в оргазм
