Автомобиль был тогда сенсационной новинкой. Захватывающая, бешеная езда со скоростью сорок-пять-десят километров в час! Риск. Аварии. Подвиги первых женщин-автомобилисток.
Томсон читал в газетах об этой знаменитой французской спортсменке. После автомобильных гонок она занялась водным спортом. Ее моторная лодка «Камилла» участвовала в пробеге между Алжиром и Тулоном. Ночью на море началась буря, волны захлестнули лодку, и Камиллу Гаст спасла французская субмарина под названием «Кибер». Ее капитан сделал ловкий маневр, поставив свою подводную лодку борт о борт с тонущим катером Камиллы Гаст.
Вспомнив о неудачном испытании британской субмарины, Томсон рассказал ей об этом.
Роза-Элизабет молча смотрела в окно.
— Я надеюсь, — сказала она некоторое время спустя, — что вы будете заниматься только чистой наукой…
Маленький паровоз, весело пыхтя, доставил их к Лондонскому вокзалу. Начинался летний безоблачный день, похожий на праздник, после нескольких недель туманов и дождей.
Они подошли к мраморной лестнице, ведущей в зал музея. Поднявшись на несколько ступеней, Джи-Джи остановился. Напротив входа висела картина, на которой скрещивались солнечные лучи, падающие из окна. Женщина выходила из створок раковины на морской берег. У нее было розоватое лицо с зелеными искристыми глазами. Она смотрела на Томсона лукаво, чуть улыбаясь. С ног до головы она была закутана в струящийся поток своих золотых волос. Он сверкал в ярком солнечном свете.
Томсон опустил глаза, но потом быстро взглянул на свою спутницу.
— Я был глуп, мисс Пэйджет, — пробормотал он.
— Нет. Просто вы ее еще не видели. У вас дома висела обыкновенная картинка из журнала.
Потом они тихо бродили мимо картин итальянских художников.
Девушка умолкла, она забыла о светской болтовне, в темных глубоких глазах светилось сосредоточенное, вдохновенное внимание к искусству.
— Вы устали, — сказал Томсон. — Побледнели, даже как будто осунулись…
— Посидим немного.
Они сели на плюшевую скамейку у выхода из галереи.
— Вы серьезно думаете, что искусство может помочь научному открытию?
— Я думаю, что в живописи, как и в науке, есть свои великие открытия, но их немного. «Венера» Боттичелли — одно из них. Мне кажется, — добавила Роза-Элизабет, — что настоящее открытие — это доказательство того, что — самое главное, а что — чепуха.
Джи-Джи кивнул.
— Я еще не говорил вам, что вы похожи на Алису в стране чудес? — сказал он вдруг.
— Нет.
— Вы забыли. Я говорил вам это в детстве, когда нашел вас на скамейке во время наводнения.
— Я не забыла. А только хотела услышать это снова…
Через некоторое время ассистент Джозефа Джона Томсона увидел на столе своего Шефа такую записку:
«Дорогая мисс Пэйджет, кажется, мне удалось найти для вас интересную тему, над которой вы могли бы успешно работать.
Если вы сможете прийти в лабораторию завтра после четырех, я объясню вам эту идею и покажу необходимые приборы.
Искренне ваш Дж. Дж. Томсон».
А в начале следующего года профессор Джозеф Джон Томсон, глава Кавендишевской лаборатории женился на мисс Розе-Элизабет Пэйджет. Свадьба состоялась 2 января 1890 года. Первый подарок, сделанный Джи-Джи своей невесте, представлял собой двухтомное сочинение Маскарта: «Электричество и магнетизм». Однако между страницами была вложена искусная копия, изображавшая женщину, выходящую из створок раковины на морской берег.
Свадьба Томсонов произошла в период расцвета светской жизни маленького ученого городка. Пикники, танцевальные вечера, выставки, театр поглощали деятельную энергию кембриджских дам.
Наряду с посещениями выставок стали устраивать «визиты в лабораторию». Миссис Томсон одна из первых превратила демонстрацию новых экспериментов в светский вечер, которым она, хозяйка дома, руководила, стоя у входа в лабораторию в вечернем туалете. Тонко улавливая значимость каждого нового исследования, ценимого Джи-Джи, она радостно приглашала гостей осмотреть интересную установку.
В лаборатории появились цветы. Впрочем, это произошло позднее, когда Кембридж стал «открытым городом» после 1895 года, окончательно изменившего его жизнь. В том «историческом году» была основана открытая аспирантура для так называемых «рисерч-стью-дентов» — соискателей-докторантов, которые после двух лет исследовательской работы имели право получить ученую степень. Эти молодые ученые появились в Кембридже с разных концов света: из Индии, из Новой Зеландии, Германии, Америки, Дании. Судьбы их были различны, но яркий талант неизменно сопутствовал Кавендишевским рыцарям Джи-Джи. Имена их становились известны мировой науке: Резерфорд, Ланжевен, Таунсенд, Вильсон, Ричардсон, Астон, Томсон-младший… Но в re девяностые годы, когда Роза-Элизабет ревниво следила за научными интересами своего мужа, главное свершалось там, где находился сам Джи-Джи…
Часть вторая БУРЯ И НАТИСК
В пансионе миссис Кемп появляется незнакомец
Был ранний утренний час. В Кембридже издавно повелось, что улицы и дома его в это время были пусты, потому что ученые и студенты отправлялись в свои лаборатории и на лекции. Посетитель, нажавший резную рукоятку звонка пансиона миссис Кемп, имел вид приезжего и мог распорядок этот не знать. Однако, когда появилась миссис Кемп, он спросил ее тоном скорее утвердительным, чем вопросительным:
— Мистера Томсона нет дома?
— Он здесь больше не живет, сэр.
— Как это понять?
— Он женился, сэр. Его квартира находится на Скруп-террас.
Между тем хозяйка разглядывала посетителя. На нем был солидный костюм, в руках саквояж из добротной кожи. Посетитель говорил с иностранным произношением, тяжеловесно и четко.
— Разрешите зайти на несколько минут? — Посетитель вынул жилетные часы, давая понять, что не задержится.
Они прошли в приемную пансиона.
— Я приехал из Америки, — медленно заговорил посетитель. — И собирался работать в Кавендишевской лаборатории, возглавлявшейся ранее лордом Рэлеем. — Он положил свою жилистую руку на подлокотник кресла. — А теперь я вынужден уехать, — повысил голос незнакомец, — потому что я не желаю работать под руководством мальчишки!
— Мальчишки, сэр?
— Разумеется. Мне сказали, что лорда Рэлея заменил некий Джи-Джи, которому всего двадцать восемь лет. Любопытно было бы повидать его…
Вдова почтенного кембриджского эконома была смущена. Все это выходило за рамки приличий. Но, с другой стороны, и у нее были свои причины обижаться на мистера Томсона. Он пренебрегал ее заботами, беспорядочно оставил вещи в своей комнате и уехал, не сообщив старой хозяйке день свадьбы. Она прочитала о свадьбе объявление в местной кембриджской газете и, конечно, направилась в церковь, но там ее оттеснили какие-то дерзкие студенты, и ей не удалось ничего как следует разглядеть.
— Да, ему было только двадцать восемь лет, сэр, когда он стал директором Кавендишевской лаборатории. Но молодость — это недостаток, который, увы, со временем проходит…
— Меня это не интересует, — прервал ее посетитель. — По крайней мере, могли бы вы мне указать на солидных научных друзей, которые бывали у него?
В глазах его мелькнул жаркий интерес.
— Они бывали не часто, сэр. В нашем пансионе полагается принимать гостей только по праздничным дням. Вот извольте видеть. — Она взяла с плюшевой скатерти аккуратную тетрадку. — Это книга расходов на праздничные обеды, подаваемые пансионерам в дни рождения: лимонный пудинг, пунш, жареная утка, домашнее желе. Так… «День рождения мистера Томсона 18 декабря 1884 года. Исполнилось двадцать восемь лет».
— С кем же он праздновал этот веселый день? — спросил джентльмен с мрачноватой усмешкой.
— Право, не могу перечислить. В книгу расходов я не записываю фамилии гостей.
Незнакомец хрустнул пальцами.
— Скажите, — произнес он, — не замечали ли вы, чтобы у мастера Томсона бывал маленький джентльмен с торчащими седыми усами? Он не наведывался к нему, приезжая из Лондона?
— Не помню, — задумчиво проговорила вдова.
— Может быть, сэр Крукс — так зовут джентльмена — писал мистеру Томсону из Лондонского Королевского общества? Сюда ведь, вероятно, часто приходили письма?
— До сих пор довольно редко, сэр, и я была этим очень довольна. За письма часто приходится доплачивать, а мелочь не всегда оказывается под рукой.
Иностранец медленно вынул из кармана портмоне и извлек из него серебряную монету.
— Пожалуйста, возьмите это на случай, если мне придется побеспокоить вас письмом.
Монета осталась на плюшевой скатерти.
— Значит, вы считаете, что не было ни писем, ни визитов сэра Вильяма Крукса?
