Села перед зеркалом, даже не взглянув в него. Обмакнула пальцы в жидкий крем и провела ими по бровям и губам, смывая краску. Надела очки и распустила волосы.
Чего-то ждала, застыв у зеркала.
Встала и вышла в коридор.
Прошла мимо матросов, которые мыли пол, посыпая его дезинфицирующим порошком. Наткнулась на ведро с мыльной серой водой. Увидела Лавджоя, который высунулся из служебной каюты.
— Проводите меня в каюту мистера Джека.
— С большим удовольствием, сеньора.
Лавджой склонился перед ней, держа руку на отлете. С его указательного пальца свисала связка ключей.
— Вы уж простите нас, миледи! Во время стоянок, когда нет пассажиров, мы делаем уборку, наводим порядок на пароходе.
Матросы окатывали пол водой, драили лестницы, терли щетками унитазы. Исабель, следовавшая за Лавджоем, очутилась на палубе «Б».
— Не думайте плохо о мистере Джеке. Его каюта не похожа на ту, к которой вы привыкли. В ней нет иллюминатора. Бедняга так долго копил деньги…
Они попали в узкий и тихий коридор, в конце которого виднелась дверь каюты. Лавджой дошел до этой двери и, приложив палец к губам, вынул ключ из связки.
Улыбаясь, он медленно открыл дверь. Исабель замерла на пороге. Лавджой отодвинулся в сторонку, но тут же встал позади женщины и через ее плечо обежал взглядом каюту, едва озаренную светом ночника, в котором смутно вырисовывались силуэты двух мужчин, белокурых, утомленных, уснувших в объятиях друг друга.
Лавджой прикрыл ладонью рот, и его смешок не потревожил сна любовников. Он тихонько затворил дверь.
Кто-то говорил ей еще в начале путешествия, что нос корабля — это самое тихое место. Но чтобы попасть туда, надо было спуститься по трем лестницам, пройти мимо всех служебных помещений. Ее вели, должно быть, запахи. Как и тогда, в первую ночь, она вновь воспринимала корабль только обонянием. Туда, где нет запаха дезинфекции и мыльной воды! Мимо ситцевых занавесок и мягких ковриков, мимо запаха краски и застоявшейся в бассейне соленой воды, сквозь сытный дух сыра и обваленного мукой мяса, мимо открытых кают, откуда тянет отсыревшими простынями, мимо матросов, которые высовываются из дверей, показывая свои намыленные кремом для бритья лица, потные подмышки и татуированные руки! Идущая полным ходом «Родезия» прислушивалась к дыханию Атлантического океана. Очутившись на палубе, где гулял ветер, Исабель даже не взглянула на пепельно-серых и босых индийцев в белых тюрбанах и широких штанах с шелковой каймой. Индийцы играли в кости и переговаривались между собой скрипучими голосами. Мелькнули чьи-то бородатые лица, чьи — то глаза, похожие на остывший уголь, откровенно подмигнули ей; и эти странные, скрытые от пассажиров люди засмеялись ей вслед, обнажив желтые от никотина зубы.
Исабель поднялась на нос корабля и взялась руками за ржавую перекладину. Шум и запахи остались позади. Дыхание «Родезии», как и убаюкивающее дыхание океана, было здесь особенно глубоким. Нос корабля поднимался и опускался в медленном, безмолвном и торжественном ритме. Сквозь массажное кольцо якорной цепи виднелась вечерняя синева моря. Исабель не выпускала из рук железного поручня. Океан был размеренно бьющимся сердцем, зеркалом без света, куда заглянула Исабель, огромной репродукцией изменчивых красок сумеречного неба, подвижной ртутью, где глаза человека не смогли бы быть и двух одинаковых оттенков. Исабель отняла руки от железной перекладины и посмотрела на свои измазанные ржавчиной ладони. Медленно опустилась на пол и, уткнувшись подбородком в колени, обхватила себя за плечи. Она почувствовала солоноватый привкус на своих некрашеных губах, тихую ласку ветерка, который перебирал ее покорные волосы.
Атлантический океан распахнулся перед ней в звал ее к себе.
Билли Хиггинс видел, как она прошла наверх. Старый стюард выкраивал эти вечерние часы, чтобы немного позагорать. Зажав в зубах сигару, купленную в Тринидаде, он лежал в шезлонге, подставляя закатному солнцу свою обнаженную грудь с вытатуированным именем Гвендолен Брофи, которое красовалось между сосками в густых поседевших завитках волос.
Билли видел, как она прошла вперед, и спросил себя, что могло привести сеньору Битл на палубу, отведенную для команды. Он заметил, как медленно и неуверенно поднималась она наверх, а потом подумал о Джеке и о своей угрозе этому молодцу. Билли вздохнул и снял с голого живота роман Макса Бранда. Подумав, что ему не к чему вмешиваться в чужие дела, он снова углубился в книгу. Но, прочитав до конца главу, он все-таки взглянул на нос корабля. Ведь не кто другой, а именно он взял у мистера Гаррисона чаевые, чтобы посадить его за столик номер двадцать три. Билли нахмурился, отшвырнул роман в сторону и поднялся с шезлонга.
— Ну успокойся, Гарри! Еще три дня, и мы будем в Майами.
— Мне надоела эта комедия!
— Ну не надо! Эти трудности нам не помеха. А ты здорово спровадил ее в Барбадос!
— Представляешь, Джеки, как она тебя там разыскивала в своих смешных очках, полная надежд…
— Будь снисходительным, дорогой! Благодари судьбу за удачу, которую она нам принесла, и точка!
— Восемь тысяч долларов! Легко сказать. Мы сможем жить в роскоши три-четыре месяца. Снимем квартирку в Нью-Йорке, по вечерам будем куда-нибудь ходить, принимать гостей.
— Конечно, Гарри. В Майами сойдем на берег, и через несколько часов нам будут улыбаться огни Бродвея. А что потом?
— Когда отдохнем, подумаем. Такие вещи надо делать с умом. Я ведь занимаюсь этим пять лет! И, знаешь, не всегда мне так везет!
— It's breeding that does it, Harry.[76] При твоем воспитании ты можешь провести и самого лорда Астора! Чему ты только не научил меня! И этот Sommelier, Dom Perignon. All thoso fansy things.[77] Мне в жизни не рассчитаться с тобой, поверь, Гарри.
— До чего смешно! Я испугался только один раз, когда она взяла мой паспорт и чуть было не увидела, сколько мне лет на самом деле! У меня екнуло сердце, когда она в Тринидаде протянула мне паспорт. Смешно, иногда пустяки могут так напугать!
— А как в церкви?
— Я же адвентист Седьмого Дня и никогда не женюсь на дамах моего вероисповедания.
— А теперь тебе хорошо?
— Не то слово! Мне хорошо с тех пор, как мы встретились в том пивном баре прошлой весной! Помнишь?
— Теперь ты можешь отыграться за все эти ночи!
— Я и не представлял, что мексиканки такие пресные. Но так или иначе — ее жаль! Я ведь стал к ней привыкать, ну, скажем, как к своей тетке. Подумать только, еще целых три дня ломать эту комедию. Ужас!
— Забудь сейчас об этом, Гарри! Ну же, ну!
— Чур, змеюка морская, морская змеюка!..
Дата отправления 27 июля 1963 года по маршруту: Акапулько — Бальбоа — Колон — Тринидад — Барбадос — Майами — Саутгемлтон (англ.).
Наверно, одета как чучело (англ.).
Не тот случай (англ.).
Черта с два! (англ.)
«Совсем как дома» (англ.).
Что пожелает ваша милость? (англ.)
Виски с содовой… Без стакана! (англ.)
О! Может быть, ваша милость желает в серебряном бокале… хотя в этом случае принят стеклянный (англ.).
Без льда… пожалуйста (франц.).
А, мадам француженка? (франц.)
Миледи, послушайте! Может, вам прислать в каюту? (англ.)
«Надежней, чем деньги» (англ.).
Варавва — персонаж драмы английского драматурга К. Марло (1564–1593) «Мальтийский еврей». — Прим. перев.
Доброе утро, меня зовут Лавджой. Я — ваш каютный стюард (англ.).
Магазинчик (франц.).
Скала Плимута — место первой высадки англичан на территории Америки (1690 г.).
маримба — ударный инструмент, распространенный среди народов Африки и Америки.
Хелло! Меня зовут Гаррисон Битл (англ.).
Что стряслось с этим пароходным сервисом? Просто жуть! Официант!
Пожалуй, нам надо представиться друг другу. Жаль, что вчера вас не было на приеме у капитана (англ.).
Присмотр за вами будет! (англ..)
«Честной игры» (англ.).
Место для отдыха и спортиврых игр (англ.).
