— Нам ведь и тут хорошо.
Она медленно — как он любил — опустила ресницы, вздохнула и согласилась:
— Правда, нам и тут хорошо.
И сказала она это так ласково, что он отложил трубку и пододвинул свой стул поближе. Наклонившись, он прикоснулся пальцами к коричневой материи, которую она подрубала с другого конца.
— Ну-ка, Мэтт, — начал он, улыбаясь, — угадай, что я видел нынче по дороге домой у Варнумов под елками! Ни за что не угадаешь: я видел, как одна твоя приятельница с кем-то целовалась!
Эти слова весь вечер вертелись у него на языке, но теперь, сказанные вслух, они прозвучали неописуемо грубо и неуместно.
Мэтти покраснела до корней волос и сделала два-три торопливых стежка, машинально потянув к себе шитье.
— Наверно, это Рут была с Недом, — сказала она тихо, как будто речь шла о чем-то очень серьезном.
Поскольку над влюбленными принято подшучивать, Итан рассчитывал, что его сообщение позабавит Мэтти, они вместе посмеются, и тут он ненароком обнимет ее или хотя бы возьмет за руку. Но она восприняла это иначе и, залившись краской, словно укрылась за высокой стеной. Он проклинал свою дурацкую недотепистость. Он знал, что для большинства его сверстников поцеловать хорошенькую девушку — сущий пустяк, и помнил, что накануне, когда он обнял Мэтти за талию, она не противилась. Но то было совсем другое дело: под открытым небом, в поздний час, некоторая безответственность казалась простительной. Сейчас же, в тепле, при свете лампы, в окружении извечных и незыблемых символов добропорядочности, Мэтти представлялась ему далекой и неприступной.
Чтобы стряхнуть с себя оцепенение, он возобновил разговор:
— Скоро, надо полагать, и свадьбу назначат.
— Да, наверно. Я так думаю, что они до конца лета поженятся. — Слово «поженятся» она произнесла с благоговейным трепетом, словно раздвигая завесу, за которой начинается путь в страну несбыточных грез. У Итана сжалось сердце; он отодвинулся от стола и, глядя в сторону, заметил:
— Не удивлюсь, если и ты по примеру подружки выскочишь замуж.
Она рассмеялась и пожала плечами:
— Что это ты все время замужество поминаешь? Он в свою очередь усмехнулся:
— Привыкаю, чтоб ты меня врасплох не застала. Он снова придвинулся к столу и, пока Мэтти молча шила, некоторое время наблюдал за ней как зачарованный. Ее руки безостановочно мелькали над шитьем и живо напомнили ему пару вьющих гнездо пичужек — они с такой же легкостью сновали в воздухе, то вспархивая, то опускаясь. Наконец Мэтти тихо сказала, не подымая ресниц и еще ниже наклонив голову:
— А ты не из-за Зены спрашиваешь? Может, она что-то имеет против меня?
Стоило ей произнести эти слова, как прежний страх ледяными клещами сдавил ему горло.
— Это еще что за новости? С чего ты взяла? — с усилием выговорил он.
Она тревожно и беспомощно взглянула на него:
— Сама не знаю. Вчера мне показалось, будто я ей мешаю.
— Интересно знать чем, — буркнул Итан.
— Разве у Зены узнаешь? — печально отозвалась Мэтти.
Впервые они заговорили так открыто об отношении Зены к Мэтти, и имя хозяйки дома, дважды прозвучавшее вслух, словно эхом отозвалось в дальних углах кухни и возвратилось назад, многократно повторенное и усиленное. Мэтти помолчала, как бы выжидая, пока стихнут его последние отголоски, и спросила опять:
— А тебе она ничего не говорила? Он покачал головой.
— Ни слова не говорила.
Мэтти засмеялась и тряхнула головой, откидывая волосы со лба:
— У меня, наверно, просто нервы. Не буду больше об этом думать.
— Правда, Мэтт, правда — не надо об этом думать!
Страстная мольба в его голосе заставила девушку снова покраснеть — но на этот раз ее щеки не вспыхнули, а медленно и нежно зарделись, как бы отражая ход ее сокровенных мыслей. Она молча сидела с шитьем в руках, и ему вдруг почудилось, что по лежащему между ними куску материи струится ему навстречу какое-то странное тепло. Не отрывая ладони от стола, он потихоньку подобрался к краешку ткани и дотронулся до нее кончиками пальцев. Ресницы девушки слегка дрогнули, давая ему знать, что этот жест не остался незамеченным. Теперь поток тепла заструился в обратном направлении; видимо, Мэтти тоже это почувствовала, потому что перестала шить и сидела совсем неподвижно, уронив на стол руки.
Внезапно Итан услышал за собой какой-то шум и обернулся. Должно быть, кошка почуяла за стенкой мышь — она спрыгнула с Зениной качалки и бросилась в угол, и от этого резкого движения пустое кресло начало раскачиваться взад и вперед, словно в нем сидел кто-то невидимый.
«Не пройдет и суток, как она сама будет тут качаться, — подумал Итан. — Мне все это только приснилось, и сегодняшний вечер — первый и последний». Возврат к действительности был для него столь же мучителен, как возвращение к сознанию для больного, перенесшего наркоз. Голова у него разламывалась, все тело ныло от невыразимой усталости, и он не мог придумать, что бы такое сказать или сделать и хоть немного задержать безумный бег минут.
Мэтти чутко уловила перемену в настроении Итана. Она медленно подняла на него глаза, словно ей стоило немалого усилия разомкнуть отяжелевшие, как от сна, веки. Ее взгляд задержался на его руке; пальцы Итана судорожно сжимали уже весь конец ткани, как если бы эта мертвая материя была частичкой ее собственного существа. По ее лицу пробежала чуть заметная тень, и, сам не понимая, что делает, он опустил голову и прижался губами к этой скомканной коричневой тряпке. Почти сразу он почувствовал, как девушка потянула ее к себе, и увидел, что она встала и начала торопливо складывать работу.
Она скатала материю, заколола ее булавкой, взяла наперсток и ножницы и сложила все в оклеенную цветной бумагой коробку, которую Итан когда-то привез ей в подарок из Бетсбриджа.
Он тоже поднялся на ноги, рассеянно глядя кругом. Часы на буфете пробили одиннадцать.
— В печке все прогорело? — негромко спросила Мэтти.
Он открыл дверцу, бесцельно поворошил угли и постоял еще, глядя, как Мэтти подтаскивает к печке старый деревянный ящик из-под мыла, обитый войлоком, где по ночам спала кошка. Потом она перешла к окну и составила с подоконника два горшка с геранью, чтобы цветы не замерзли. Тогда он тоже включился в работу и перенес подальше от окна остальную герань, потрескавшуюся глиняную миску, где зимовали луковицы нарциссов, и еще один горшок с воткнутыми в землю старыми крокетными воротцами, вокруг которых вился крестовник.
Когда этот ежевечерний ритуал был закончен, оставалось только сходить в прихожую за оловянным подсвечником, зажечь свечу и задуть лампу. Итан протянул подсвечник Мэтти, и она первой вышла из кухни. В желтом круге света от свечи, которую она несла перед собой, ее пушистые темные волосы казались набежавшим на луну облачком.
Когда она поставила ногу на ступеньку, Итан негромко окликнул ее:
— Спокойной ночи, Мэтт.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Спокойной ночи, Итан.
Не оглядываясь больше, она поднялась наверх, и когда за нею закрылась дверь, он вспомнил, что за весь вечер не успел даже подержать ее за руку.
На другое утро с ними вместе завтракал Джотам Пауэлл. Чтобы скрыть переполнявшую его радость, Итан напустил на себя преувеличенно равнодушный вид: поев, он откинулся на стуле и продолжал сидеть барином, кидая кошке остатки со стола и ворча на погоду, и даже не пошевелился, чтобы помочь Мэтти, когда она принялась убирать посуду.
Он и сам не знал, отчего он так счастлив, — ведь ни его, ни ее жизнь ни в чем не изменилась. Он даже не дотронулся до ее руки, не посмел поглядеть ей прямо в глаза. Но один-единственный вечер, проведенный с Мэтти, показал ему, какой могла бы быть их совместная жизнь, и теперь он радовался, что ничем не нарушил безмятежности этой картины. Он был уверен, что она поймет, почему он не поступил иначе…
Последняя порция бревен и досок дожидалась отправки в Старкфилд, и Джотам Пауэлл, который в зимнее время не работал у Итана постоянно, в это утро пришел «подсобить». Однако все складывалось неудачно: ночью шел мокрый снег, который тут же таял; к утру подморозило, и все дороги обледенели, как стекло. Правда, в воздухе по-прежнему сквозила сырость, и оба решили, что к середине дня погода скорее всего «помягчает» и добраться до поселка будет легче. Поэтому Итан предложил своему подручному разделить работу на два этапа: с утра только нагрузить сани, а доставку отложить на после обеда. Такой план имел еще то преимущество, что Итан мог во второй половине дня послать работника на станцию за Зеной, а сам поехал бы с грузом в поселок.
Он велел Джотаму идти запрягать лошадей, и на несколько минут они с Мэтти остались в кухне одни. Она сложила грязные тарелки и чашки в жестяной таз для посуды, плеснула в него горячей воды и, закатав рукава, принялась за мытье. От пара ее лоб покрылся блестящими капельками влаги, а непокорные волосы закрутились в колечки, похожие на пушистые завитки, которые видишь летом на цветах ломоноса. Он стоял, любуясь ее лицом и обнаженными по локоть руками, и подкативший к горлу ком напрочь сковал ему язык. Он хотел сказать: «Мы уже никогда теперь не сможем побыть вдвоем», но вместо этого достал с буфетной полки кисет с табаком, сунул его в карман и уже с порога проговорил:
