И тут самолюбие Итана, не дав вступиться благоразумию, поспешило ответить:
— Нет, что вы!
— Ну, тогда ладно. Я-то, правду тебе сказать, порядком поиздержался. Если хочешь знать, я сам тебя хотел просить повременить малость с расчетом. Дела сейчас идут не бог весть как, да я еще тут обещал домишко отделать для своих молодых — свадьба-то уже не за горами. Мне, конечно, охота им сделать приятное, что Неду, что Рут, да ведь даром-то ничего не достается. — Он покосился на Итана, ожидая сочувствия. — А молодежи подавай все новенькое да свеженькое. Ты небось лучше меня знаешь — сам не так давно в доме блеск наводил, как женился на Зене.
Итану надо было завернуть в поселок по делу; он оставил лошадей на конюшне у своего заказчика и отправился дальше пешком. Прощальное замечание Хейла все звучало у него в ушах, и он, горько усмехаясь, думал, что, выходит, с точки зрения Старкфилда семь лет с Зеной — это еще срок небольшой, раз женился он «не так давно»…
День клонился к вечеру; там и сям в домах засветились окошки, поблескивая в холодных серых сумерках, а снег словно стал еще белее. Мороз загнал всех под крышу, и длинная деревенская улица была пустынна. Вдруг Итан услышал веселый перезвон бубенцов, и навстречу ему вынеслись запряженные резвой лошадью сани. Он узнал чалого жеребца Майкла Иди, успел разглядеть и Денниса в щегольской меховой шапке — парень обернулся и помахал ему рукой. «Здорово, Ит!» — крикнул он и покатил дальше.
Сани исчезли в направлении фромовской фермы; треньканье бубенцов понемногу затихло, но сердце у Итана тревожно сжалось. Может статься, Деннис прослышал об отъезде Зены и теперь пользуется случаем застать Мэтти одну и провести с ней часок? В груди у Итана поднялась такая буря ревности, что ему самому стало стыдно. Нет, допускать такие мысли по отношению к Мэтти было несправедливо: она ничем этого не заслужила.
Он продолжал идти в сторону церкви и вскоре поравнялся с калиткой Варнумов, где накануне они с Мэтти стояли под густым шатром норвежских елок. Тут как раз прямо перед собой он заметил какую-то неясную тень. При его приближении тень на мгновенье распалась надвое, потом опять слилась, и он услышал звук поцелуя и притворно-испуганное «ой!» — очевидно, его заметили. Потревоженная тень снова торопливо раздвоилась, на сей раз окончательно — за одной ее половинкой захлопнулась калитка, другая бодро зашагала прочь. Итана все это позабавило. Чего, собственно, они так переполошились? Ну, увидел кто-то, как они целуются, — все равно ведь все а Старкфилде знали, что Нед Хейл и Рут Варнум — жених и невеста. На том самом месте, где Итан спугнул влюбленных, они с Мэтти стояли вчера, чувствуя, как неодолимо их влечет друг к другу. Такое совпадение было приятно Итану, но мысль о том, что застигнутой им парочке не надо прятаться и скрывать свое счастье, наполнила его сердце горечью.
Вернувшись к Хейлу, он забрал лошадей и пустился в обратный путь на ферму. Мороз к вечеру немного отпустил; небо сплошь заволоклось тучами и обещало на завтра снег. Кое-где сквозь облака проглядывала одинокая звездочка в воронке густеющей синевы. Через час-другой над горами за фермой должна была взойти луна. Ее холодный огонь лишь ненадолго прожигал пелену туч над горизонтом, и, позолотив их рваные края, она снова исчезала из глаз. Поля были объяты каким-то скорбным покоем. Зажатые в тисках многонедельной стужи, они, казалось, получили передышку и могли неторопливо потянуться, перед тем как снова застыть в своей суровой зимней спячке.
Итан то и дело прислушивался, не раздастся ли впереди звон колокольчиков, но дорога была пустынна, и вокруг стояла тишина. Уже подъезжая, он увидел сквозь прозрачный заслон лиственниц у ворот, что наверху чуть светится окошко. «Она в своей комнате, — сказал он себе. — Наверно, прихорашивается к ужину». И ему вспомнилась презрительная гримаса на лице Зены, когда б свой первый вечер Мэтти спустилась к ужину с тщательно приглаженными волосами и с ленточкой на шее.
Он миновал кладбище и задержался взглядом на одной из самых старых могильных плит, которая в детстве всегда манила и пугала его, потому что на ней было выбито его собственное имя:
ЗДЕСЬ ПОКОЯТСЯ
ИТАН ФРОМ И СУПРУГА ЕГО ЭНДЬЮРЕНС,
ПРОЖИВШИЕ ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ
В МИРЕ И СОГЛАСИИ.
Вечная память!
Мальчишкой он считал, что пятьдесят лет вместе — это ужас как долго, но сейчас ему казалось, что они могут пролететь в один миг. А впрочем, подумал он с горькой иронией, скорей всего похожая эпитафия будет высечена, когда наступит срок, над ним и Зеной…
Он отворил дверь в конюшню и, вытянув шею, стал вглядываться в темноту, боясь увидеть рядом со стариком гнедым Деннисова чалого жеребца. Но его страхи оказались напрасными — там стоял один понурый гнедой, который жевал солому, шамкая беззубыми челюстями.
Весело насвистывая, Итан распряг серых лошадок, подстелил им свежей соломы и засыпал в кормушки лишнюю мерку овса. Он никогда не отличался особой музыкальностью, но, запирая конюшню, начал даже что-то напевать себе под нос и замолчал только у самого дома. Поднявшись на крыльцо, он нажал на ручку кухонной двери, но дверь не открывалась.
Сбитый с толку, он яростно затряс дверную ручку, но тут же сообразил, что Мэтти, одна в пустом доме, скорее всего побоялась на ночь глядя оставлять дверь незапертой. Он еще немного постоял в темноте, ожидая услышать ее шаги. Однако шагов все не было; тогда он бросил прислушиваться и, приложив ладонь ко рту, крикнул голосом, дрожащим от радостного нетерпения:
— Эй, Мэтт, где ты там!
Ответом ему было молчание; спустя две-три минуты с лестницы донесся легкий скрип, и щель под дверью слабо засветилась — точно так же, как было вчера. Вообще все события вчерашнего вечера повторялись одно за другим с такой пугающей похожестью, что, когда в замке загремел ключ, Итан не удивился бы, если бы дверь ему открыла жена. Но дверь распахнулась — и он увидел Мэтти.
Она стояла на пороге, в черном прямоугольнике дверного проема, с лампой в руке — точь-в-точь как стояла вчера Зена. Лампу она держала так же — на высоте плеча, и перед глазами Итана была ее нежная юная шея и смуглое, еще совсем детское запястье. Луч от лампы отсвечивал бликами на ее свежих губах, обводил бархатистой тенью глаза и подчеркивал матовую белизну открытого лба над темными дугами бровей.
Она была одета в свое домашнее темненькое платье, без всяких бантиков у ворота, но волосы в честь сегодняшнего вечера перевязала узкой красной лентой. Эта дань необычности придавала ей какой-то новый, праздничный вид. Она показалась Итану выше, стройнее, женственнее, чем всегда; ее фигура вдруг приобрела статность, движения стали свободнее. С улыбкой она посторонилась, давая ему пройти, и он, идя за нею по пятам, дивился легкости и плавности ее походки. Она поставила лампу на стол, который был старательно накрыт к ужину — Итан увидел горку свежих пышек, моченую бруснику и свои любимые маринованные огурчики, выложенные в глубокое блюдо красного стекла. В печи пылал яркий огонь, а на полу перед дверцей нежилась кошка, поглядывая сонными глазами на стол.
Итан чуть не задохнулся от нахлынувшего на него чувства блаженства и покоя. Он вышел в прихожую повесить куртку и стянуть намокшие от снега сапоги. Воротившись в кухню, он увидел, что Мэтти уже сняла с плиты чайник и хлопочет у стола, а кошка усердно трется ей об ноги.
— Брысь, негодница! Смотри-ка, я из-за тебя чуть не упала! — воскликнула Мэтти, глаза которой лучились смехом.
Итан снова почувствовал укол ревности. Полно, да ему ли она так радуется, из-за него ли так светится ее лицо?
— Ну, как тут без меня, кто-нибудь заходил? — небрежно спросил он и нагнулся к печке, будто проверяя, хорошо ли закрыта дверца.
Она со смехом кивнула:
— Как же, как же, был один гость!
Мрачнее тучи, Итан выпрямился и кинул на девушку косой хмурый взгляд:
— Кто такой?
В глазах у нее заплясали лукавые искорки.
— Как кто? Да Джотам Пауэлл, кто же еще? Приехал, поставил лошадь и кофейку попросил, согреться на дорогу.
Черная туча пронеслась, и в душе у Итана снова засияло солнце.
— Только-то? Ну, надо полагать, у тебя нашлось чем его попотчевать. — Помолчав, он почел своим долгом добавить: — Как он Зену-то довез, успели к поезду?
— Успели, успели, еще даже ждать пришлось.
При звуке этого имени между ними пробежал мгновенный холодок, и оба замерли в смущении, украдкой поглядывая друг на друга. Но тут Мэтти тряхнула головой и сказала:
— А не пора ли ужинать?
Они придвинули к столу свои стулья, а кошка, не дожидаясь приглашения, вспрыгнула на Зенино кресло и уселась между ними с довольным видом.
— Ах ты проныра! — прыснула Мэтти, и оба дружно расхохотались.
Еще минуту назад Итан был, как ему казалось, на грани красноречия, но упоминание о Зене внезапно сковало ему язык. Его замешательство передалось и Мэтти; она сидела, не подымая глаз, и потягивала свой чай, покуда он, делая вид, что голоден как волк, уничтожал огурцы и пышки. Наконец, так и не придумав, с чего бы начать, он отхлебнул чаю, кашлянул и произнес:
