Сперва мама была разочарована, но после того, как они вымыли посуду и убрали со стола и Джойс, на этот раз оставшаяся дома, с помощью Стива расставила стулья перед телевизором, мама почувствовала, что смотреть передачу просто в кругу семьи тоже очень неплохо и уютно. Джордж, получивший в магазине техническую консультацию у Альфа Стокса, по-хозяйски взял на себя управление телевизором, и папа, которому временами становилось невмоготу от Джорджа, шепнул маме, что не следовало поручать ему эту покупку, потому что теперь он ведет себя так, будто это его телевизор. Но в общем все уселись — папа и Эрнест с трубками, Уна и Джойс с конфетами, — и экран ярко замигал перед ними. Поспорили о том, сколько света должно быть в комнате, и в конце концов выключили круглую висячую лампу и оставили торшер сбоку. Изображение на экране стало ярким, четким и красивым.
Первая передача, которая Григсонам показалась скучноватой, была посвящена тренировке в различных видах спорта. Мама и Уна зевали почти до самого конца, когда показали гимнастический зал, где тренировались боксеры. Это, конечно, их не слишком заинтересовало, но дело в том, что тут стали появляться какие-то люди — не боксеры, — которые приносили разные вещи или просто смотрели, и среди этих людей промелькнул — и тут же исчез — маленький пожилой человечек с длинным носом и свернутой набок шеей. Наблюдательный Стив сразу засек его и громко объявил, что он сейчас видел на экране маленького старикашку, похожего на дядю Фила. Остальные ничего не заметили или промолчали, но Уна и мама переглянулись и, как они впоследствии говорили, почувствовали себя довольно странно, потому что ведь это было уже второй раз.
Следующей была высокомерная дама, которая рассказывала о модах, демонстрировала образцы и поясняла, и тут все, конечно, было хорошо, потому что ни один мужчина на экране не появился. Единственной, кому передача очень понравилась, была Джойс, которая только и думала что о нарядах да о мальчиках. Эта передача была короткой.
Затем — и тут уже было с чего забеспокоиться всерьез — началась игра «Где вы родились?», популярнейшая программа, о которой в газетах печатали множество хвалебных статей. Ее вела очень симпатичная актриса и еще один человек, который всегда выступал в таких программах, потому что он без конца говорил всякие гадости и потом извинялся. Кроме того, там было жюри, все занятие которого состояло в том, чтобы сидеть и следить за соблюдением правил. В жюри было десять человек — четыре женщины и шестеро мужчин; их никогда не показывали подолгу — камера лишь время от времени пробегала по их лицам, поэтому самого последнего, сидевшего дальше всех, было особенно трудно разглядеть. К несчастью, потому что тогда остальные могли бы сразу же понять, в чем дело. Но мама, которую начало лихорадить, теперь больше не думала, что это кто-то похожий на дядю Фила, — она отлично знала, что это дядя Фил собственной персоной. Ей уже показалось, что он метнул на нее свой обычный злобный взгляд.
— Дай-ка, Уна, я выйду на минуточку, — сказала она запинаясь, когда началась кинохроника, и вышла в заднюю комнату, надеясь, что у Уны хватит соображения пойти за ней.
В следующую минуту они смотрели друг на друга, недоступные зрению и слуху остальных, и мама сразу поняла, что Уна встревожена ничуть не меньше, чем она сама.
— Ты видела его там, в самом конце? — спросила она, переводя дыхание.
— Да, и на этот раз, я думаю, это действительно был он, — сказала Уна.
— Я знаю, что это был он. Могу голову дать на отсечение.
— Но, мама… как же это возможно?
— Не спрашивай меня, как это возможно, — завопила мама, теряя всякое терпение. — Откуда я знаю? Но он там был, да, и, по-моему, он поглядел на меня.
— Господи! — прошептала Уна, вытаращив глаза. — А я все надеялась, что ты этого не скажешь. Я тоже заметила, как он поглядел, но потом решила, что мне это показалось.
— Уна, это ведь в третий раз, — сказала мама уже не сердито, а чуть не плача. — Теперь я уверена. Он был в фильме. Потом с боксерами. Только не говори, что это просто случайность. Он там.
— Где?
— Не будь дурой, Уна. Почем я знаю где? Но три раза мы его уже видели, и, насколько я его знаю, это только начало. Будет куда хуже, помяни мое слово. Испортить нам все удовольствие — это очень на него похоже.
— Мама, но как он может? Знаешь, наверное, мы думали о нем…
— Я о нем не думала.
— Наверное, думала, но не отдавала себе отчета, — продолжала Уна более уверенно. — И то же самое я. А потом мы подумали, что видим его…
— Я знаю, что видела его! — снова рассердилась мама. — Сколько раз тебе повторять!
— Увидишь, это пройдет.
— Пройдет! От него не так-то легко отделаться. Я тебе говорю: он там, просто чтобы позлить нас, и это надолго. Сама убедишься!
Они поглядели друг на друга, не зная, что еще сказать. В это время дверь приоткрылась, и Стив просунул голову в щель.
— Эй, пошли! Сейчас художественное плавание. Ух, сила! — И он исчез.
— Иди ты, Уна, — сказала мама дрожащим голосом. — Будет смешно, если ни одна из нас не пойдет, а я не могу видеть его сегодня еще раз. Лучше я выпью чаю. А потом, честно говоря, я бы там проговорилась.
— Ладно, — сказала Уна нерешительно, — наверное, надо пойти. Я не знаю, как он мог там оказаться, и я думаю, все это наша фантазия. Но если я увижу его снова, я закричу — не удержусь. — И она медленно пошла в большую гостиную.
Не успела мама налить себе чаю, как раздался визг. Вслед за этим Уна влетела в заднюю комнату в сопровождении своего раздраженного супруга.
— Мама, он опять!..
— В чем дело? — осведомился Джордж тоном полицейского.
— Я скажу ему! — закричала мама. — Садись, детка, и пей чай. А ты, Джордж Флеминг, можешь на меня так не смотреть. Только на этот раз послушай. Уна расстроилась, потому что она, должно быть, снова видела дядю Фила. Мы его видели три раза — теперь вот четвертый. Он снова появлялся, Уна? Нисколько не удивляюсь. — Она строго посмотрела на Джорджа, ожидая, что тот засмеется. — Он появлялся? Скажи правду, Джордж.
— Зачем же я стану врать? — сказал Джордж, даже не улыбнувшись, — я думаю, это просто совпадение. Дважды я там видел типа, очень похожего на дядю Фила…
— Я видела его теперь уже четыре раза! — воскликнула Уна с чашкой в руках. — Честное слово, Джордж!
— И ты не можешь это объяснить? — и Джордж наконец улыбнулся, переводя взгляд с одной встревоженной женщины на другую.
— А кто вообще это может объяснить? — сердито спросила мама. — Он там, вот и все.
— Перестаньте, ма, — сказал Джордж. — Скоро вы начнете говорить, что он нас преследует. Этого же не может быть. Давайте рассуждать здраво. Я, например, могу это объяснить.
— Правда, Джордж, можешь? — Уна была вся облегчение, благодарность и преданность.
— Конечно. — Джордж, весьма довольный собой, выдержал паузу. — Вот смотрите: там во время передач всегда уйма народу — операторы, осветители и всякие другие. Ну, и просто случилось так, что один из них — тот, что все время попадал на экран, когда не надо, — похож на дядю Фила: шея набок и все прочее. А телевизор напоминает вам о нем — он куплен на его деньги, так что каждый раз, когда вы видите этого типа, вы говорите себе, что это дядя Фил, хотя это никак невозможно, вы сами посудите.
— Правильно, Джордж! — воскликнула Уна. — Наверное, так и есть. Ой, мама, какие же мы глупые!
Но маму, которая временами бывала очень упрямой, не удалось так легко убедить.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Джордж. Только не знаю. Что-то мне не верится, что они там на телевидении такие старые. А почему он на меня так посмотрел?
— Да перестаньте, — сказал Джордж, начиная выходить из себя. — Вам показалось. Как он мог смотреть на вас? Он просто смотрел в камеру, вот и все. Ну, давайте кончим это и пойдем повеселимся. Сейчас будет варьете. Вы же не хотите испортить всем удовольствие?
Эта хитрая просьба возымела действие, даже несмотря на мамины опасения, и Джордж торжественно повел их в большую гостиную. Варьете сейчас должно было начаться: джаз уже играл что-то веселое. Мама удовлетворенно оглядела лица своих домочадцев, на которых было написано ожидание. Вот об этом она и мечтала, покупая телевизор!
Для начала три девицы что-то спели и станцевали, и это было неплохо. Эрнест, сидевший рядом с мамой, тяжело вздохнул, но что означал этот вздох — одобрение или неодобрение, — она не поняла. С тех пор, как та брюнеточка из кондитерской дала Эрнесту отставку, он вроде бы стал избегать женщин, хотя из-за его уравновешенности ничего нельзя было сказать наверняка. Потом появился смазливый парнишка с аккордеоном, и мама мысленно согласилась с Джойс, которая громко объявила, что он «просто прелесть». Напоследок он сыграл несколько чудесных старых песен, и они все хором принялись подпевать. Тут наконец мама почувствовала, что телевизор принес ей полное счастье. И, конечно, в следующую же минуту должно было случиться это.
