Позор мелочевке!.. Эрцазам всяким!.. Такие долго не держатся! раз-два, и нет их!.. Вы бы только посмотрели за покером!., это ж катастрофа!., в первой же партии!., разложены на лопатки!., разбиты!., растоптаны!.. Только их и видели!.. Здесь, в «Ройял», с четырех до шести серьезные вещи обсуждались… Купля, продажа, торг, уступки… Взять хоть «Эмпайр» — золотая жила для ремесла, по три фунта за девку платили на одну только взятку консьержу… плюс столько же фараонам… Понимаете, что почем?.. У Каскада своих пять работало, а когда и больше. Леа, Урсула, Жинетта, Мирей и малышка Туанон, эта с мамашей выходила… Когда мы пришли, они как раз все отдыхали… Ожидали часа вечерних спектаклей, чтоб помчаться на работу… в восемь тридцать самое оно… Мы вовремя угодили! они тут нежностями друг дружку донимали!.. Особенно новеньких… только что овдовевших… осиротевших поутру… чьи мужики на нервной почве на войну подались!.. Обустраивались, значит, кое-как… Утешали друг друга наперебой… Коньячок тому немало способствовал! Потихоньку все устаканивалось!.. Видя, как все ладят, Каскад тоже духом воспрянул… Успокаиваться уже начал… Он, вообще, отходчивый был… Другое дело Анжела! Оно понятно! настороженная, недоверчивая! Она пришлых всяких на дух не переносила. Каскад, он такой по натуре… хоть бы и с опозданием, а жизнерадостность в нем всегда одерживала верх. Он потому и подлости быстро забывал… его смехом сразу обезоруживали… хоть девки, хоть свой брат… Сволочи всякие про него повсюду гадости рассказывали! и про девок его! и про жену! За ним много чего числили, но у него о том голова не болела… Он им уши время от времени швабрил!.. Мало ли завистников коварных… но те держались подальше. От «Ройял» до Сохо, от «Элефанта» до Чаринг-Кросс все относились к нему с почтением. Иногда его закладывали, фараоны его для проформы забирали, как тогда в этой истории с Мэтью-паскудой, но, в общем-то, это нормально. Закон — он для всех закон: каждый должен это пройти, и Каскад тоже. Надо чем-то жертвовать… Серьезно его не донимали! Работниц его редко когда забирали, в Ярде считали его пунктуальным, честным, хорошо знающим дело, девицы его всегда возвращались в подобающее время, терпением не злоупотребляли, по клубам не торчали, грубо не выражались. Английский полицейский — он прежде всего лентяй, что бы там ни случалось… война, не война… И не надо ему усложнять жизнь… иначе самому жизни не станет. Каскад, и вправду, английским опытом владел в совершенстве! Досконально! Ни разу из Лондона не отлучался за двадцать пять лет, после освобождения своего, значит, из африканского дисбата в Блиде, где он три года оттрубил… не считая двух поездок в Рио, да и то по необходимости… постоянный, Можно сказать, житель… а по инглишу едва спикал… два-три десятка слов… не более того… не владел, короче… Сам признавался…
Бабы все у него были французские, кроме португалки!., да еще хроменькой Жанны-блондинки, эта родом из Люксембурга…
В отношении здоровья, бодрости — он хоть и поседел рисками и белок, понятно, имел, а все за столом тон задавал, и за стаканом тоже, и еще кое-где! Разумеется, он уже не прежний ходок был, но тем не менее мужик классный! во всем! Еще девочек соблазнял! да прехорошеньких, из варьете! целочек! Бывало, спектакли целые разыгрывал… так просто, забавы ради! Очень любил… ни с того ни с сего… И не речами брал… а лишь смехом да мимикой!., головокружительно… изысканнейшая работа!.. Когда Анжела помоложе, была, он вальсы кружил, ровно принц!.. Теперь уже не танцевал из-за вен!.. Хотя, когда ухаживал, еще круга два-три мог пройти!.. Охотник был за юбкой поволочиться, водился за ним грешок, слабость такая, не характерная для людей его профессии, все больше картежников и торгашей, скорее прохладных на третью ногу.
И еще, замечу, чрезвычайно щепетилен был насчет почтительного обращения, фамильярности не допускал ни при каких обстоятельствах, даже в «Пютуа» с мужиками… а ведь гнусное заведение: кружками хлещут-нагружаются… Ан нет, Обходительность прежде всего!.. Кто помоложе, хотя и не сразу… а все что-нибудь ляпали… Ну и получали немедленно по заслугам!.. Не терпел неподобающего обращения, он за столом главный — и все тут!.. Душевный человек, любезный, но уязвимый… Честь — это пунктик его!.. Никаких там бабьих сплетен… Скажет — как отрежет!.. Сам на рожон никогда не лез!., ни спьяну! ни с потехи!., всегда готов на мировую!.. Но попробуй кто его оскорби! Вмиг взвивался! молнии метал!.. Будь то Хвастун с Центрального рынка, Пушка с площади Терн, Гроза корсиканских лесов, Глотатель огненных питонов или великий Динозавр в кепке — он его мигом отшелушит!.. При всем честном народе! без лишних разговоров!., чтоб сразу ясно было, на чьей стороне закон! хорошие манеры, вежливость! Дерзкие выпады приходились на его долю более всего из-за перстней, из-за «бразильских шести каратов» и «сапфировой печатки» — великолепные камни. Они, понятно, зависть порождали. Ханурики находили, что он слишком разукрашен, спрашивали, не тяжело ли ему? Не оттягивает ли кисти? Он ехидства не любил, и ежели не отставали, в воздухе пахло жареным… Иное дело чуб… тут он сам переходил в наступление… опережал, можно сказать… Чубчик был его исключительной привилегией… Подобного колечка на лбу он не желал видеть ни в одной пивной в округе. Совершенно в ярость впадал, соперника надо было немедленно удалить, не то он разнес бы всю лавочку и чубчик вместе с ней!
Впрочем, это все ерунда. Я помню, его уважали даже враги, даже самые гнусные фараоны из Ярда, а уж на что скаредные были, сварливые, алчные и завистливые. Уважение — дело такое… то есть, конечно, он умел себя поставить, ну, а кроме того — подарки… щедрой души человек был, золотишком сорил налево, направо… Мэтью время от времени притаскивался с районным констеблем, напомнить, так сказать, о себе… посмотреть, все ли идет, как надо… прилично ли содержится заведение… в рамках ли закона… все ли зарегистрированы с фотокарточками, отпечатками пальцев и все такое прочее!., война ведь, между прочим! Так что будьте любезны!.. Мы эту комедию наперед знали!., всякий раз одно и то же!.. Заявлялись с самым серьезным видом аккурат после завтрака… Дескать, сыты по горло, и терпению их пришел конец! Будто что-то такое раскрылось, что дальше и ехать некуда!.. А потом — слово за слово!.. Выяснялось, что все — лишь одна видимость!., просто денежки запаздывали! отсюда, понимаешь, и беспокойство… Все улаживалось посредством подношений… Уходили они счастливые и обласканные, кроме двух-трех случаев, когда и вправду что случалось… Так и шло… Но теперь… теперь, пардон!., музыка совсем иная!.. Каскад чувствовал, что дело нешуточное, отъезды эти… Он, извольте знать, нисколько не обольщался!.. Не полагал вовсе, что свалившиеся ему на шею одиннадцать девиц — это манна небесная! Восторга не испытывал… и будь их хоть вдесятеро больше, и то ему бы это голову не вскружило!.. Женщины — совсем особый разговор! С ними надо ухо востро!.. Им бы только пить да курить! да еще плакаться! да пожрать! и больше ничего не делать! дисциплина вся прахом пошла… Обнимаются на койках — дескать, горе у них, рыдают навзрыд! в общем-то, вдовушки между собой ладили, и ситуация была не безнадежной! Работа есть работа, надо только правильно ее поставить… и писать мужикам почаще, и долю их высылать… Порешили писать каждую неделю. — Вдовые мы, Каскад! Вдовые!..
С такими словами они усаживались к нему на колени, за усы его покусывали… слезами умачивали!.. чтоб он посочувствовал… Ну, и по рюмочке! Кальвадос, печение!.. Каскад им курить не позволял… пререкались постоянно! Он терпеть не мог, когда бабы курят, словно грязные шлюхи…
— У вас зубы будут, как у лошадей! желтые, отвратительные! На вас ни один клиент не позарится! Я сам с вами ни за что не лягу!
И снова про карты вспомнил… Джоконду кличет…
— Ну, погадаешь ты мне наконец, куколка?..
Уже терпение теряет.
— Да или нет, черт побери?..
— А посему ты меня больсе не селуешь? Из-за нее?..
Это она про Анжелу! Вмазала, значит! и при всех! Атмосфера накалялась! Анжела этого так не спустит! Чтоб ее при людях оскорбляли!..
— Как ты сказала? Как? Ах ты, шлюха! Пришла и меня же оскорбляет! Ах ты, какашка! присоска! вонючка старая!.. Убирайся вон, не то хуже будет!.. Я с тобой церемониться не стану! Я тебя, падаль, на улицу выкину!
Анжела аж пунцовая сделалась! Самообладание всякое потеряла… Девицы разделились, кто «за», а кто «против»! И знай, друг дружку перекрикивают!
— Имеет право! — заступаются одни…
Кармен наша так и подскочила!..
— Ах, право! право! право, е-мое! Это я еще посмотрю, у кого на что право!..
А сама ноздри раздувает, гневом пышет…
— Да я ей глаза выцарапаю!..
У Анжелы слезы высохли!.. Не Анжела, а фурия! О буфет оперлась, того гляди прыгнет на старуху! Так, что перья полетят!
— Полегче!.. Полегче!.. — пищат девицы… Остудить пыл пытаются. Спор этот насчет прав!
