Итак первое, что склонило автора этих строк вывести вас в качестве одного из персонажей настоящего романа, было законное желание сделать ваши подвиги достоянием широкой общественности.
История знает о подвигах ваших соотечественников в годы гражданской войны в Баку и на дальнем Севере, но слишком мало знает об их плодотворной деятельности в Средней Азии. А ведь где, как не в нынешнем Советском Таджикистане, начавшем своё мирное строительство на шесть лет позже других союзных республик, эта плодотворная деятельность была более урожайной.
В 1931 г., присутствуя при очевидном (последнем) налёте и поимке Ибрагима-бека, с именем Лиги наций на устах резавшего носы и уши пленным комсомольцам, я имел возможность осматривать отобранные у Ибрагимовых джигитов новенькие английские винтовки. Винтовки были последнего образца, скажу прямо: винтовки были замечательные! По сегодняшний день в кружках Осоавиахима учатся из них стрельбе таджикские комсомольцы.
Ибрагим-бек был плохим политиком. В своих прокламациях он говорил прямо, что идёт восстанавливать власть эмира бухарского. Напуганное этой перспективой население пошло на Ибрагима с палками, как ходят до сих пор в Таджикистане на кабанов. У Ибрагима не было ваших дипломатических способностей, он был простак, азиат, и разговоры с умными людьми по ту сторону Пянджа ничему его не научили.
Читая сводки о его бесславном конце, вы вероятно плохо отзывались о талантах ваших коллег, тративших зря деньги и время на воспитание такого тупого ученика. Вы, наверное, считали, что, будь это дело поручено вам, исход его несомненно был бы другой. И водя пальцем по карте, по столь знакомым вам местам, вы с горечью думали о близорукости некоторых высокопоставленных лиц, совершающих ошибку за ошибкой и не умеющих надлежащего человека использовать на надлежащем месте.
Действительность сложилась не так, как вы это предполагали тогда, в 18-м году, созерцая седую ташкентскую пыль из окон гостиницы «Регина», из которых тринадцатью годами позже созерцал её и я. Жизнь не дала вам возможности осуществить на практике ваши столь богатые замыслы.
Я решил исправить её ошибку и пойти вам навстречу. Я достал вам фальшивый паспорт, поставил на нём свою визу, посадил вас в самолёт и, провезя над всем СССР, высадил в нынешнем Таджикистане. Я снабдил вас большой суммой денег, связал кое с кем из ваших старых знакомых и, отпустив вас одного, вернулся за свой письменный стол. Я не внушал вам ничего, не навязывал своих взглядов и мнений. Я окунул вас лишь в стремительный поток реальных событий и стал за вами наблюдать, как наблюдал одновременно за десятками других персонажей, отмечая графически на бумаге каждое ваше движение. Я учёл ваши способности, выявившиеся столь блестяще в период первого вашего визита в Туркестане, и дал им возможность развернуться в обстановке и пределах нашего советского сегодня. Если и на этот раз они не привели к предполагаемым вами результатам, – не виноваты я этом ни вы, ни я: виновата неумолимая логика нашей социалистической действительности, которую не перепрыгнешь.
Во всяком случае я думаю, вам не за что быть на меня в обиде. Я дал вам возможность прожить безнаказанно год в нашей стране, в которую многие стремятся сейчас со всех уголков мира и в которую другим путём вам не попасть. Я дал вам возможность ознакомиться с фактическим положением вещей в Советской Азии: оттуда из Сиккимы, вы, вероятно, представляли себе его немножко иначе. Провала вашей второй миссии не занесут вам в послужной список, и это нисколько не отразится на вашей дальнейшей карьере. Практическое же соприкосновение с живой действительностью и людьми страны, знакомой вам в её средневековье и ставшей, – раньше чем вы успели поседеть, – такой, какой она отражена в этом романе, – поучительно и полезно. Вопреки теории покойного прокурора Кригера, советское среднеазиатское солнце имеет весьма целебные свойства. Оно излечивает, например, от устаревших иллюзий, в первую очередь от вредной склонности к опасным политическим авантюрам.
Примите, милостивый государь, уверения в моём совершеннейшем почтении.
Бруно Ясенский
1932–1933 гг.
Войлок
Оросительные каналы
Большая мотыга
Глиняные ограды
Деревня
Густая сетка из конского волоса, которой мусульманские женщины прикрывают лицо
Крестьяне
Чашка
Брат.
Безземельный крестьянин-издольщик.
Округ.
Лицо, заведующее распределением воды.
Пуруметная сума
Изба.
Буксир
Ката – великий, урус – русский.
Стихийное бедствие: воды, образующиеся от таяния снегов, низвергаются вниз, катя огромные камни и сметая всё на пути.
Мера высева, шесть пудов зерна (приблизительно три пятых десятины).
Сельсовет.
Карниз, по которому проходит тропинка вдоль отвесных скал. Строится из хвороста, камней, иногда из брёвен.
Седая борода
Мера высева, равная двум серам, – один пуд десять фунтов зерна.
Ладно.
Расшитое восточное покрывало.
Местная люлька.
Член революционного Общества индустриальных рабочих мира (I. W. W.)
Объединение союзов потребительских обществ Таджикистана.
Харчевня.
Небольшая киска, глиняная или фарфоровая.
Председатель районного исполнительного комитета.
Главарь басмаческой шайки.
Силач.
Неверными
Знахарь.
Вода
«Записки Императорского русского географического общества». Книжка X. С.-Петербург. 1855.
«Записки Императорского русского географического общества». Книжка X. С.-Петербург. 1855.
Шииты и сунниты – два основных разветвления ислама, враждующие друг с другом
Чин канцлера при эмирском дворе.
Эмирский дворец.
Верховный судья.
Духовный судья.
Стих из корана
Коран, II, 102.
Чин в бухарской иерархии.
Монета
Богатырь, силач.
Мелкий кишлачный чиновник
Пиром.
Духовный судья
Мелкие эмирские чиновники
Кишлачный староста.
Уездный начальник.
Дословно: дом огня – дом, в котором зимними вечерами вокруг костра проводят время за чаем и беседой все мужчины кишлака.
Светильник.
Шаровары.
Бог всемогущ
«Из недавнего прошлого», журнал «Соловецкие острова», № 4, 1926.
