может.
Фрэнни заявила, что она тоже не хочет видеть человека в белом смокинге, а Лилли сказала, что она постоянно видит его во сне; она уже устала от него, сказала Лилли.
Это нам с Фрэнком придется нанять машину и проделать весь путь до самого Мэна; по дороге Фрэнк вздумает учить меня вождению. Мы снова взглянем на руины «Арбутнота-что-на-море» и отметим, что руины не слишком-то изменились. Интересно, по каким обычно критериям определяют изменения в руинах после того, как они уже стали руинами? Однажды превратившись в руины, руины остаются почти неизменными. Мы обнаружили новые следы вандализма, но заниматься вандализмом на развалинах не очень-то интересно, и это место почти не изменилось с осени 1946 года, когда мы все прибыли в «Арбутнот-что-на-море» только для того, чтобы увидеть смерть Эрла.
Мы без труда узнали ту пристань, на которой был застрелен Штат Мэн, хотя пристань, да и все окружающие ее пристани были перестроены, и на воде появилось множество новых лодок. «Арбутнот-что-на-море» выглядел как маленький призрачный город, а вот то, что раньше было изящной старомодной рыбацкой деревушкой, раскинувшейся у подножия отеля, превратилось в маленький неряшливый туристический городок. Там была пассажирская пристань, на которой можно было взять напрокат лодку и купить нереисов, а в пределах видимости частного побережья «Арбутнота-что-на-море» был галечный общественный пляж. Так как вокруг не было никого, кто бы об этом заботился, «частная» территория фактически уже не была частной. Когда мы с Фрэнком прибыли туда, две семьи устроили на территории отеля пикник; одна из них приплыла на лодке, а другая проехала вдоль всего берега на машине, по той же «частной» дороге, по которой приехали и мы с Фрэнком, мимо выцветшей вывески, которая все еще сообщала: «Закрыто до начала сезона!»
Цепь, некогда перекрывавшая шоссе, давно была оборвана и оттащена в сторону.
— Сюда надо будет вложить целое состояние, чтобы сделать это место всего лишь обитаемым, — сказал Фрэнк.
— При условии, что его еще захотят продать, — заметил я.
— Да кто, ради бога, будет за него держаться? — воскликнул Фрэнк.
И только в конторе по недвижимости в Бате, штат Мэн, мы с Фрэнком узнали, что мужчина в белом смокинге по-прежнему владеет «Арбутнотом-что-на-море» и что он все еще жив.
— Вы хотите купить недвижимость старика Арбутнота! — воскликнул шокированный риелтор.
Мы были в восторге от известия, что «старик Арбутнот» еще существует.
— Я общался только с его адвокатами, — сказал риелтор. — Они уже несколько лет пытаются избавиться от отеля. Старик Арбутнот живет в Калифорнии, — сказал нам риелтор, — но у него есть адвокаты по всей стране. Тот, с которым я имел дело, в основном живет в Нью-Йорке.
Мы думали, что нам достаточно будет сообщить нью-йоркскому адвокату о своем желании приобрести отель, но, когда мы вернулись в Нью-Йорк, адвокат Арбутнота сказал, что Арбутнот хочет нас видеть.
— Придется ехать в Калифорнию, — сказал Фрэнк. — Судя по всему, старик Арбутнот в полном маразме, как какой-нибудь Габсбург, но он не хочет продавать отель, не увидевшись с нами.
— Господи Исусе, — сказала Фрэнни. — Довольно дорогая поездочка только для того, чтобы с кем-то там увидеться!
Фрэнк сообщил ей, что Арбутнот оплачивает нашу поездку.
— Он, наверно, просто хочет посмеяться вам в лицо, — предположила Фрэнни.
— Даже не верится, что мне так повезло! — воскликнул отец. — Подумать только, ведь его все еще можно купить!
Мы с Фрэнком не видели причин описывать ему эти руины и дешевый туризм, развернувшийся вокруг его заветного «Арбутнота-что-на-море».
— Он все равно ничего этого не увидит, — прошептал Фрэнк.
И я рад, что у отца никогда не будет случая увидеть старого Арбутнота, временно жившего в отеле в Беверли-Хиллз. Когда мы с Фрэнком прибыли в аэропорт Лос-Анджелеса, мы взяли напрокат вторую за эту неделю машину и поехали на встречу с престарелым Арбутнотом.
В апартаментах, к которым примыкал собственный пальмовый сад, мы обнаружили старика с заботливой сиделкой, не менее заботливым адвокатом (этот был калифорнийским адвокатом) и, как потом выяснилось, со смертельной эмфиземой. Он полусидел в причудливой больничной койке, полусидел, аккуратно дыша между рядами кондиционеров.
— Люблю Лос-Анджелес, — задыхаясь, сказал Арбутнот. — Здесь не так много евреев, как в Нью-Йорке. Иначе бы у меня в конце концов выработался иммунитет к евреям, — добавил он.
Резкий приступ кашля, словно бы напавший на него внезапно (и со стороны), швырнул Арбутнота на край больничной койки; это выглядело так, будто он подавился целой индюшачьей ножкой, и казалось, он так и не придет в себя, казалось, его упорный антисемитизм наконец его погубит (уверен, что Фрейд от этой мысли был бы счастлив), но приступ кашля прошел так же внезапно, как и начался. Нянечка поправила ему подушки; адвокат положил на грудь старика некие с виду очень важные документы и протянул Арбутноту ручку, которую тот взял трясущимися пальцами.
— Я умираю, — сказал Арбутнот мне и Фрэнку, как будто это не было нам ясно с первого взгляда.
На нем была белая шелковая пижама; он выглядел так, словно ему было сто лет, и весил не более пятидесяти фунтов.
— Они сказали, что они не евреи, — сказал Арбутноту адвокат, указывая на нас с Фрэнком.
— Вы именно поэтому хотели увидеть нас? — спросил Фрэнк старика. — Могли бы выяснить это и по телефону.
— Может быть, я умираю, — сказал он, — но я ничего не продаю евреям.
— Мой отец, — заметил я Арбутноту, — был близким другом Фрейда.
— Не того Фрейда, — поспешил пояснить Фрэнк, но старик снова зашелся в приступе кашля и не услышал того, что сказал Фрэнк.
— Фрейда? — сказал Арбутнот, откашливаясь и сплевывая. — Я тоже знал Фрейда! Это был еврей — дрессировщик животных. Только евреи не умеют обращаться с животными, — доверительно сообщил он нам. — Знаете, животные могут говорить, — сказал он. — Они чувствуют любые человеческие странности, — сказал он. — Тот Фрейд, которого знал я, был глупым еврейским дрессировщиком. Он пробовал выдрессировать медведя, но медведь его съел! — восторженно воскликнул Арбутнот и от этого снова зашелся в приступе кашля.
— Такой медведь-антисемит? — спросил Фрэнк, и Арбутнот так рассмеялся, что я подумал, как бы этот приступ кашля не убил его.
«Я и пытался его убить», — скажет Фрэнк позже.
— Вы, должно быть, сошли с ума, если хотите купить этот участок, — сказал нам Арбутнот. — Ну то есть вы знаете, где находится Мэн? У черта на куличках! Там нет ни нормального железнодорожного сообщения, ни воздушного. Ехать туда на машине тоже ужасно, это слишком далеко и от Нью-Йорка, и от Бостона, а когда вы туда доберетесь, то вода окажется слишком холодной и мошкара за час
