Если кого я люблю
Если кого я люблю, я бешусь порою от тревоги, что люблю
напрасной любовью,
Но теперь мне сдаётся, что нет напрасной любви, что плата
здесь верная, та или иная.
(Я страстно любил одного человека, который меня не любил,
Но вот оттого я написал эти песни.)
О ты, за кем, бессловесный
О ты, за кем, бессловесный, я часто ходил повсюду, чтобы
побыть близ тебя,
Когда я шёл с тобой рядом, или сидел невдали, или
оставался с тобой в одной комнате,
Ты и не думал тогда, какой тонкий огонь электрический
играет во мне из-за тебя.
Мир под морской водой,
Леса на дне моря, листья и ветви,
Морской салат, обширные поросли мхов, диковинные семена
и цветы, непроходимые чащи, прогалины, розовый
Различные краски: бледносерая, зелёная, пурпурная, белая,
золотая; игра света, проходящего сквозь воду,
Бессловесные пловцы среди скал, кораллов, клейковины,
травы, камышей, — и пища для этих пловцов,
Ленивые существа, что пасутся подвешенные вниз головой
или медленно ползут по воде возле самого дна,
Кашалот на поверхности моря, выдувающий воздух и воду,
играющий своими плавниками,
Свинцовоглазая акула, морж, черепаха, мохнатый морской
леопард и тропический скат,
Какие там страсти, какие сражения, схватки, погони, какие
зрелища в этих океанских глубинах, что
воздухом дышат густым.
Сразу меняется всё, когда оттуда проникнешь сюда, к этому
разреженному воздуху, которым дышат подобные нам
существа, живущие здесь, в нашей сфере,
И сразу меняется всё, когда отсюда проникаешь туда, в
иные сферы и к иным существам.
Ночью на морском берегу
Стоит девочка рядом с отцом
И глядит на восток, в осеннее небо.
Там наверху, в темноте,
Беспощадные хищные тучи, похоронные тучи расстилаются
чёрными массами.
Злые и быстрые, они опускаются к нижнему краю небес.
К той ясной и прозрачной полоске эфира, что осталась ещё
на востоке,
Туда, где большая, спокойная встаёт владыка-звезда
Юпитер,
И тут же, чуть повыше, поблизости,
Плывут нежные сёстры Плеяды.
Ребенок, ухватившись за руку отца
И глядя с берега на эти похоронные тучи, которые победно
спускаются ниже, чтобы проглотить всё,
Беззвучно плачет.
Не плачь, дитя,
Не плачь, моя милая,
Дай я поцелуями уберу твои слёзы,
Беспощадные тучи — недолго им быть победителями,
Недолго им владеть небом, это только кажется, что звёзды
бывают проглочены ими,
Юпитер появится снова, уж будь покойна, взгляни на него
будущей ночью, и Плеяды появятся снова.
Они бессмертны, серебряно-золотые звёзды, они засверкают
опять,
Большие звёзды и малые засверкают опять, всё это им
нипочём.
Громадные бессмертные солнца и задумчивые долговечные
луны — они засверкают опять.
И, дорогое дитя, плачешь ли ты об одном лишь Юпитере?
Ты тоскуешь лишь о погребении звёзд?
Есть нечто
(Утешая тебя ласкою губ, я говорю тебе шопотом,
Я даю тебе первый намёк, неясное указание, загадку),
Есть нечто, что даже бессмертнее звёзд
(Много прошло погребений, много дней и ночей),
Нечто, что в мире пребудет даже дольше, чем светоносный
Юпитер,
Дольше, чем солнце или какой-нибудь кружащийся спутник,
Или сверкающие сёстры Плеяды.
Если бы мне было дано сходствовать с величайшими бардами,
И, подобно им, рисовать красивых, надменных людей, и по
воле моей состязаться
С Гомером, поэтом сражений и воинов, Гектора, Ахиллеса,
Аякса,
Или создавать, как Шекспир, Гамлета, опутанного горем,
Лира, Отелло, или прекраснейших леди, каких
создаёт Теннисон,
Щеголяя и умом, и стихом, и отборным сюжетом, и рифмами
лучшего сорта, этой усладой певцов, —
Всё это, о море, всё, всё я с охотою отдал бы,
Если бы только один переплеск одной твоей волны ты дало
мне,
И одним твоим дыханьем дохнуло в мой стих,
И оставило в нем этот запах.
Годы современности! годы несделанного!
Ваш горизонт встаёт, я вижу, что он расступается для более
величественных драм,
Я виску, что к ним готовятся не только Америка, не только
народ Свободы, но и другие народы,
Я вижу, как с ужасным грохотом выходят на сцену новые
лица, как старые сходят со сцены, я вижу новые
союзы, солидарность племён,
Я вижу, как с неудержимою мощью вступает эта рать на
мировые подмостки,
(А старые силы, старые войны, сыграли ли они свои роли?
акты пьесы, подходящие для них, кончены ли они
навсегда?)
Я вижу Свободу во всеоружии, победоносную, гордую, по
одну руку у неё Закон, по другую — Мир,
Великолепное трио, выступающее против духа касты;
К каким историческим развязкам приближаемся мы с такой
быстротой?
Я вижу быстрые миллионы людей, марширующих взад и
вперёд,
Я вижу, как уничтожены все рубежи, проведённые
старинною знатью,
Я вижу, как снесены все границы, установленные в Европе
царями,
Я вижу день, когда сам Народ возведёт свои рубежи на
земле (все другие долой);
Никогда ещё не задавалось таких пронзительных вопросов,
как ныне,
Никогда ещё не был простой человек и дух его более
богоподобен,
О, как он торопит, торопит, толкает массы вперёд, не давая
ни минуты покоя.
Его дерзкая нога и на суше и на море, везде, он колонизует
Тихий океан и архипелаги,
Своим пароходом, телеграфом, газетой, всевозможными
машинами войны,
Своими фабриками, всюду разбросанными, он связывает
воедино все страны, всю географию мира;
Что это за шопот, о страны, бежит перед вами, проносится
под глубью морей?
Или все народы ведут между собою беседу? Не создаётся ли
у земного шара единое сердце?
Или всё человечество стало сплочённою массой? Ибо, глядите,
тираны трепещут, короны, как призраки, тают,
Земля упрямо идёт к новой эре, может быть, ко всеобщей
священной войне,
Никто не знает, что завтра случится, такими знамениями
наполняются ночи и дни;
Вещие, пророческие годы! Всё пространство впереди предо
мной полно привидений, я тщетно хочу пронизать его,
Дела нерождённые, события, которые скоро случатся, бросают
вокруг меня отсветы,
Этот натиск и пыл, этот странный экстаз лихорадочных снов!
Сновиденья ваши, о годы, как они пронизают меня (сплю я
или не сплю, я не знаю),
Сыграли свои роли Америка и Европа, они тают и отходят
во мрак у меня за спиной,
Небывало гигантское будущее идёт и идёт на меня.
Всё, что даёте мне, с радостью я принимаю.
Немного провизии, лачугу и сад, немного денег — на память
о встрече с моими стихами,
Ночлег и еду для прохожего, когда я скитаюсь по Штатам, —
зачем же я стану стыдливо скрывать, что я
принимаю дары?
Разве сам я из тех, кто ничего не дарит ни мужчине, ни
женщине?
Нет, и мужчинам и женщинам я даю доступ ко всем
богатствам вселенной.
Мне приснился город, который нельзя победить, хотя бы
напали на него все страны земли,
И мне снилось, что это был город Друзей, какого ещё
никогда не бывало,
И что выше всего в этом городе крепкая ценилась любовь,
а все прочие его качества происходили отсюда,
И что эта любовь каждый час сказывалась в каждом
поступке жителей этого города,
Во всех их взорах и в их словах.
Поэма изумления при виде воскресшей пшеницы
