Кондратий Рылеев - Думы

С пищалью меткой и копьем,

С булатом острым и с нагайкой

На аргамаке вороном

По степи мчится Наливайко.

Как вихорь бурный, конь летит,

По ветру хвост и грива вьется,

Густая пыль из-под копыт,

Как облако, вослед несется.

Летит, привстал на стременах,

В туман далекий взоры топит,

Узрел - и с яростью в очах

Коня и нудит и торопит,

Как точка перед ним вдали

Чернеет что-то в дымном поле;

(Вот отделилась от земли),

Вот с каждым мигом боле, боле,

И, наконец, на вышине,

Средь мглы седой, в степи пустынной.

Вдруг показался на коне

Красивый всадник с пикой длинной…

Казак коня быстрей погнал,

В его очах веселье злое…

И вот - почти уж доскакал…

Копье направил роковое,

Настиг, ударил - всадник пал,

За стремя зацепясь ногою,

И конь испуганный помчал

Младого ляха под собою…

Из "Наливайки" сохранились только два-три отрывка {3}. Неужели ни у кого нет остального? Неужели ни у кого нет материалов для биографии Рылеева? Неужели наши библиофилы, выкапывая все на свете, не захотят заняться этой изящной личностью? Когда же кто-нибудь доставит нам сведения о Рылееве?..

Впрочем, к нам должно присылать их только в крайнем случае. Пора правительству, после тридцатилетнего намордника, отдать истории ее достояние и позволить безусловно печатать все о Рылееве и его сподвижниках {4}. Это был бы поступок широко благородный, ко торый внушил бы в России искреннее доверие к правительству.

Мы сочли не лишним поместить в этом издании стихотворение Мицкевича "К русским друзьям", относящееся к Рылееву и людям 14 декабря. Мы помещаем польский подлинник с русским переводом в прозе. Стихотворный перевод, - который у нас есть, слишком неудовлеторителен {5}. Я тоже пробовал перевести, но не сладил {6}. Лучше верный перевод в прозе, чем вялый в стихах.

Повторяем: "Думы" Рылеева мы считаем историческим памятником того времени и юным выражением благородной личности поэта.

Да примут их читатели с тем же глубоким благоговением, с каким мы возобновляем их в печати.

Н. Огарёв.

Wy-czy mnie wspominacie? ja, ilekroc marze

O mych przyjaciol smierciach, wygnaniach, wiezie niach,

I o was mysle: wasze cudzoziemskie twarze

Maja obywatelstwa prawo w mych marzeniach.

Gdziez wy teraz? Szlachetna szyia Rylejewa,

Ktoram jak bratniq sciskaf, carskimi wyroki

Wisi do hanbiacego przywiazana drzewa;

Klatwa ludom, со swoje mordujaa proroki.

Ta reka, ktora do mnie Bestuzew wyciagnal,

Wieszcz i zolnierz, ta rgka od piora i broni

Oderwana, i car ja do taczki zaprzagnal;

Dzis w minach ryje, skuta obok polskiej dtoni.

Innych moze dotkngla srozsza niebios kara;

Moze kto z was, urzedem, orderem zhanbiony,

Dusze wolnsi na wieki przedat w laskg сага,

I dzis na progach jego wybija poklony.

Moze platnym jezykiem tryumf jego slawi

I cieszy si ze swoich przyjaciol meczenstwa,

Moze w ojczyznie mojej mojq krwiq sie krwawi

I pized carem, jak z zaslug, chlubi sie z przeklestwa.

Jesli do was, z daleka, od wolnych narodow,

Az na polnoc zaleca te piesni zalosne,

I odezwq sie z gory nad kraina lodow, -

Niech warn zwiastujq wolnosc, jak zurawie wiosng.

Poznacie mie po gtosie; pokim byl w okuciach,

Pelzajac milczkiem jak waz iudzilem despote,

Lecz warn odkrylem tajnie zamkniete w uczuciach,

I dla was mialem zawsze golebia prostote.

Teraz na iwiat wylewam ten kielich trucizny,

Zraca jest i palaca mojej gorycz mowy,

Gorycz wyssana ze krwi i z lez mej ojczyzny,

Niech zrze i pali, nie was, lecz wasze okowy.

Kto z was podniesie skargg, dla mnie jego skarga

Bedzie jak psa szczekanie, ktory tak sie wdrozy

Do cierpliwie i diugo noszonej obrozy,

Ze w koncu gotow kqsao - reke, co ja targa.

(Мицкевича)

Помните ли вы меня? А я - когда думаю о моих друзьях, казненных, сосланных, заточенных по тюрьмам, - так вспоминаю и вас. В моих воспоминаниях даю право гражданства вашим чужеземным лицам.

*

Где вы теперь?.. Благородная шея Рылеева, которую я обнимал как шею брата, - по царской воле - повисла у позорного столба. Проклятие народам, побивающим своих пророков!

*

Рука, которую мне протягивал Бестужев - поэт и воин, - оторвана от пера и оружия; царь запряг ее в тележку, и она работает в рудниках, прикованная к чьей-нибудь польской руке.

*

А иных, может, страшнее постигла кара небесная: может, кто из вас, опозоренный чином или орденом, продал свою вольную душу за царскую милость и кладет земные поклоны у царских порогов.

*

Может, он наемным языком славит царское торжество и радуется мучению своих друзей; может, он на моей родине купается в нашей крови и хвастает перед царем нашими проклятьями, как заслугою.

*

Если издалека, из среды вольных народов, долетят к вам на север мои грустные песни, пусть звучат они над вашей страною и, как журавли весну, предскажут вам свободу.

*

Вы узнаете меня по голосу. Пока я был в оковах, я свертывался, как змей, и обманывал деспота. Но вам открывал я тайны моего сердца и был с вами простодушен, как голубь.

*

Я теперь изливаю на свет мою чашу яда. Горяча и жгуча горечь слов моих; она вышла из крови и слез моей родины. Пусть же она жжет и грызет - но не вас, а ваши оковы.

*

А если кто из вас станет упрекать меня, то его упрек покажется мне лаем пса, который так привык к терпеливо и долго носимой цепи, что кусает руку, ее разрывающую.

16. ‹Вступительная заметка к думе "Видение Анны Иоановны"›

В первом издании дум была пропущена или, лучше сказать, не пропущена ценсурою дума "Видение Анны Иоавовды", напечатанная в нашей "Полярной звезде" 1859 года. Мы сочли необходимым поместить ее в этом издании Дум.

Прим. Ред.

Автограф ЦГАОР.

I) [За два года пред сим написал я несколько из сих дум. Известный литератор наш Ф. В. Булгарин, увидел их у меня…

Нечто о думах]

II) Автограф ЦГАОР.

С некоторого времени встречаем мы людей, утверждающих, что народное просвещение есть гибель для благосостояния государственного. [Не будем] Здесь не место опровергать сие странное мнение; [тем более, что ист‹очник›] [источник оного известен: он есть деспотизм]; к тому ж оно, к счастью, не может [в наше время] в наш век [иметь решительных] иметь многочисленных приверженцев, ибо источник его и подпора - деспотизм - [нигде] даже в самой Турции уже не имеет прежней силы своей.

За полезное, однако ж, сказать почитаю, что [законные правительства, основанные на законной свободе, тверже народов просвещенных] [одно тира‹нство›] один деспотизм боится просвещения, ибо знает, что лучшая подпора его - невежество: таким образом, жители Митиленские, покорив возмутившихся союзников, не нашли надежнейшего средства поработить их совершенно, как запретить детей их чему-либо учить. Благосостояние и тишина общественные реже нарушаются в государствах [просвещенных] образованных, нежели непросвещ‹енных›, ибо народы [оных] первы‹х› [более имеют средств] лучше понимают истинные пользы свои, нежели [вторые] последних; ибо просвещение - надежнейшая узда противу волнений народных, нежели предрассудки и невежество, которыми стараются в правлениях самовластных двигать или воздерживать страсти народа. Невежество народов - мать и дочь деспотизма - есть истинная и главная причина всех неистовств и злодеяний, которые когда-либо совершены в мире. Одни только друзья тиранов и то же невежество приписывают их [просве‹щению›] излишнему просвещению. Пусть раздаются [вся‹кие›] [жалкие] презренные вопли порицателей света, пусть изрыгают они хулы свои и изливают тлетв‹орный› яд на распространителей просвещения… пребудем тверды, питая себя тою сладостною надеждою, что рано ли, поздно ли лучи благодетельного светила проникнут в мрачные и дикие дебри и [согреют] смягчат [даже] окаменелые сердца самих порицателей просвещения.

Обяз‹анность› каждого писателя быть [для народа] [настав‹ником›] для соотечественников полезным, и я, по возможности желая исполнить долг сей, предпринял, подобно польскому знаменитому) стихотворцу Немцевичу, написать исторические думы, стараясь напомнить в оных славнейшие или, по крайней мере достопримечательнейшие [происшествия русского народа] деяния предков наших.

Вот что говорит Немцевич о цели подобных сочинений: "Воспоминать юношеству о деяниях предков, дать ему познания о славнейших эпохах народа, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти - есть лучший способ возбудить в народе сильную привязанность к родине. Ничто уже тогда тех первых впечатлений, тех ранних понятий подавить не в силах; они усиливаются с летами, приготовляя храбрых для войны ратников и мужей добродетельных для совета.

Царское Общество наук в Варшаве, - продолжает тот же писатель, - постигая всю важность сей истины, выдало новый проспект для сочинения истории народной; труд сей, разделенный между многими писателями, требует немалого времени. Все заставляет надеяться, что читатель найдет в оной достаточное о деяниях народных известие; но происшествия, рассказанные важным и суровым слогом истории, нередко ускользают из памяти юношества, равномерно многочисленные томы подобных творений не каждый может достать и читать… Общество, не жалея никаких средств, не желая упустить для столь благородн‹ой› цели, поручило мне выставить в исторических песнях славнейшие происшествия и знаменитейшие деяния и победы королей и вождей польских".