А Долли еще чуть-чуть постояла на том же месте, ощущая некоторую нетвердость в членах, как всегда после свидания с полицией. Наконец, стряхнув с себя последние остатки впечатлений от прошедшей встречи, она торопливо зашагала по дорожке к дому, и весьма скоро получила дополнительное свидетельство того, что, вопреки ожиданиям, день этот для нее складывался совсем не безмятежно. В палисадник перед «Приусадебным мирком» вела калитка, похожая на ту, что вела к «Мирной гавани». К ней-то, скрестив на груди руки, и прислонился мистер Корнелиус. Его застывшая фигура внушала уверенность, что в обозримом будущем он не собирается перейти куда-нибудь в другое место. Неизменно учтивый к жильцам, пусть и бывшим, он приветствовал ее дружественным взмахом седой бороды, гораздо больше, чем она сама, обрадованный этой встречей. К Томасу Дж. Моллою, как мы знаем, он относился неодобрительно, зато Долли всегда приводила его в восхищение.
— Доброе утро, миссис Моллой. Давненько мы с вами не виделись. Мистер Моллой говорил мне, что вы куда-то уезжали.
— Нн-ну, навещала друзей, — ответила Долли, отметив про себя, правда, что слегка исказила факты, обозначив таким термином персонал тюрьмы «Холлоуэй». — Очень я удивилась, когда Мыльный сказал мне, что уехал из «Приусадебного мирка».
— И я тоже.
— С ним всегда так получается. У человека серьезный бизнес, захотелось быть поближе к городу.
— Да, прекрасно понимаю. На первом месте — дело.
— Конечно, тоскливо ему было взять и сорваться отсюда.
— Нисколько не сомневаюсь. Я в этом просто уверен. Такого места он больше не найдет. Знаете, миссис Моллой, к Вэлли Филдс, мне кажется, чудесно подходят слова, сказанные сэром Вальтером Скоттом. Осмелюсь предположить, что они вам известны. Слова эти он включил в поэму «Песнь последнего менестреля», и вот что они гласят: «Где тот мертвец из мертвецов, чей разум глух для нежных слов: "Вот милый край, страна родная!" В чьем сердце не забрезжит свет, кто не вздохнет весне в ответ, на почву родины ступая?» — говорил мистер Корнелиус и вспоминал, как однажды ему пришлось отлучиться на сутки в Булонь.
Низведенная до статуса беспомощного слушателя, Долли почувствовала, что ее едва сдерживаемое нетерпение сделалось поистине катастрофическим. Вскоре после их приезда в Вэлли Филдс мистер Корнелиус уже декламировал в ее присутствии эти славные строки, и ей было известно, что если не пресечь чтение в самом зародыше, испытания скоро не кончатся.
— Понятно, — сказала она. — Какие могут быть споры? Так вот, я приехала сюда…
— «Для тех, чьи чувства таковы, — не осекшись, продолжил агент по недвижимости, — все песни немы и мертвы! Пускай огромны их владенья и знатно их происхожденье, ни золото, ни знатный род…»
— Я потому сюда приехала…
— «…ничто им в пользу не пойдет. Любуясь собственной тоскою, они не ведают покоя. Удел и рок печальный их — в себе убить себя самих! Они бесславно канут в Лету…»
— Да я вот что хотела…
— «…непризнанны и невоспеты!»[24] — сурово возвестил мистер Корнелиус, завершая отповедь безымянному изгою. — Словам этим, миссис Моллой, предстоит появиться на титульной странице книги по истории Вэлли Филдс, материалы для которой я сейчас собираю.
— Ну понятно, вы мне об этом говорили, тогда, пару месяцев назад.
— Напечатана она будет за мой собственный счет и распространяться по частному списку. Она выйдет в свет в мягком кожаном переплете, по всей видимости — в синем.
— Блеск, а не идея! Запишите меня на один экземплярчик.
— Благодарю вас. Сочту за великую честь. Разумеется, книга потребует еще долгой работы. Совершенно необъятный материал.
— Да ладно, подожду. Послушайте-ка меня. Я сюда явилась из-за своей волшебной хрюшки.
— Своей… простите, не совсем вас понял?
— Такой прибамбасик из серебра, который у меня был приделан к браслету. Где-то потеряла.
— Да, очень жаль.
— Шарила где только можно, и потом вспомнила, что последний раз видела ее здесь, в спальне, когда переодевалась. Куда-то засунула и совсем о ней позабыла.
— Подобные курьезы памяти — явление весьма распространенное.
— Н-нну. Слушайте, вы как думаете, кто-нибудь занял уже дом?
— Писательница Лейла Йорк, — едва не трепеща, вымолвил мистер Корнелиус.
— Что, серьезно? Правда, не шутите? Я ведь ее пылкая поклонница.
— И я тоже.
— Здорово пишет, просто класс. Все у нее в ножках ползают.
— Справедливая оценка, — подтвердил мистер Корнелиус, хотя не вполне готов был поручиться за ее точность.
— Так как, думаете, она бы не стала возражать, если бы я быстренько слетала в спальню и посмотрела туда-сюда?
— Не сомневаюсь, что она с готовностью дала бы свое согласие, если бы только находилась здесь, однако она отправилась в Лондон. Этим, должен признаться, и объясняется мое присутствие. Меня попросили присмотреть за домом. Насколько я понял, вчера мисс Йорк пришлось выдержать визит одного в высшей степени подозрительного субъекта, который под разными предлогами пытался проникнуть в глубь «Приусадебного мирка», лелея, очевидно, намерение вернуться позднее с целью грабежа.
— Ну уж, прямо, вы скажете! Додуматься надо!
— Уверяю вас, это — вовсе не редкость. Я беседовал об этом человеке с кузеном мистера Виджена, который работает в полиции, и слышал историю от мистера Виджена, который слышал ее от мисс Фостер, которая слышала ее от мисс Йорк, и он поведал мне, что уголовные слои общества зачастую пользуются именно таким приемом. «Выпасти телка», вот как это у них называется. Он выразил некоторую досаду из-за того, что должен следовать по маршруту патрулирования и, тем самым, отлучиться от «Приусадебного мирка» на дальнее расстояние. Поэтому, когда тот человек вернется, у него не будет возможности его, как он образно выразился, свинтить. Этот полицейский беззаветно предан своему непростому делу.
— Да уж… Побольше бы таких, и все были бы довольны.
— Совершенно справедливо.
— Ладно, не в том дело, я-то не собираюсь кабанчика пасти. Я только хочу по-быстрому смотаться в спальню и взглянуть, там ли моя хрюшка. Может, лежит где-нибудь под туалетным столиком. Не будет мисс Йорк особенно против?
— Я положительно убежден, что у нее не возникло бы ни малейшего возражения, однако то, что вы предлагаете, едва ли осуществимо, поскольку перед уходом она заперла дверь спальни.
— То есть как?
— По моему настоянию, — не без удовольствия добавил мистер Корнелиус.
Долли не проронила ни звука, а ведь шесть убийственных изречений пронзили ее мозг, словно раскаленные докрасна пули. Весьма кстати вспомнив о том, что она — дама, Долли не дала им сорваться с уст и смирилась с тем, что сказав лишь «Вы что, серьезно? Ладно, конец связи!» — развернулась и пошла обратно, так и не дав воли хищному грифу, глодавшему ее печень.
На углу дороги, что вела к станции, она воспользовалась автобусом номер три, и тот через надлежащий промежуток времени доставил ее к Пиккадилли. Отчасти из-за чудесной погоды, отчасти же надеясь двигательной нагрузкой усмирить кипение крови, она свернула на Бонд-стрит, и как только это сделала, тут же уголком глаза поймала хорошо одетого молодого человека, который двигался вслед за ней.
Выше уже отмечалось, что, заметив сзади хороши одетых молодых людей, Долли часто решала пустить в ход ту технику, которую привили ей годы беспрерывных упражнений. Мгновением позже, обессиленная, она уже поникла в его объятиях, а еще через миг отдергивала руку, которую запустила было в его карман. Заглянув в его лицо, она уже не могла усомниться, что из недр этих карманов вряд ли можно извлечь что-либо достойное такого старателя и добытчика, каким почитала себя Долли Моллой.
— А, вот и вы, — сказала она. — Здравствуйте, мистер Виджен.
11
Вплоть до вступления в контакт Фредди пребывал в цветущем состоянии, не хуже джентльмена из Оклахомы, которому мнилось, что жизнь у него складывается просто здорово. Да, свернув на Бонд-стрит, он не начал распевать «Волшебное я встретил утро»,[25] однако, дабы склонить его к этой затее, многих усилий не понадобилось бы. Ничто не восстанавливает у молодых людей весенний упадок сил с такой полнотой, как примирение с возлюбленной, и одна мысль о том, что они с Салли совсем недавно могли записаться в клуб разбитых сердец, а нынче были Ромео и Джульеттой в лучшие для тех времена, способна была вознести его в заоблачную высь, и, как мы уже сказали, подвела его к рубежу, за которым человек срывается в пение.
Но вдобавок ко всему душу его ублажало воспоминание о ящике комода в «Мирной гавани», где хранился подлинный сертификат концерна по добыче и переработке нефти «Серебряная река», который он уже совсем скоро продаст за десять тысяч фунтов; и уж истинным венцом его счастья стало сегодняшнее падение тяжеленного гроссбуха на ногу мистера Джервиса, ведущего клерка конторы, заставившее того скрючиться от боли, поскольку задетой оказалась древняя мозоль. За те полгода, что Фредди прослужил под крылышком у Шусмита, он умудрился проникнуться такой кипучей ненавистью к мистеру Джервису, что это явно шло наперекор его благодушной натуре. Он строго придерживался того взгляда, что чем больше гроссбухов свалится на ногу мистера Джервиса, тем и лучше. Сожалел он лишь о том, что на нее не свалилась тонна кирпичей.
