— Держи его! — заревел голос с мостика.
Стремительно, импульсивно Джеспер бросился бежать к своему бригу, как кидается вперед человек, чтобы оттащить от края пропасти живое, дышащее любимое существо.
— Держи его! Хватай! — вопил лейтенант с мостика, а Джеспер, не говоря ни слова, бешено отбивался, и только голова его возвышалась над напирающей толпой матросов «Нептуна», которые послушно набросились на него. — Держи его!.. Я не допущу, чтобы этот парень сейчас утопился.
Джеспер перестал сопротивляться.
Один за другим они отпустили его; они отходили постепенно всё дальше и дальше в напряженном молчании, оставив его стоять без поддержки в широком пустом пространстве, словно давая упасть после борьбы. Он даже не покачнулся.
Полчаса спустя, когда «Нептун» стал на якоре перед городом, он всё ещё не сдвинулся с места, ни на волос не шевельнулся. Как только прекратилось громыхание якорной цепи канонерки, Химскирк, тяжело ступая, спустился с мостика.
— Позовите сампан, — сказал он угрюмо, проходя мимо часового к шкафуту; затем он медленно двинулся к тому месту, где Джеспер, на которого направлены были испуганные взгляды матросов, стоял, опустив глаза, сумрачно разглядывая палубу. Химскирк подошел вплотную и, приложив пальцы к губам, задумчиво уставился на него. Вот он, счастливый бродяга, единственный человек, которому проклятая девчонка могла рассказать эту историю. Но она не покажется ему смешной. История, как лейтенант Химскирк… Нет, вряд ли он над ней посмеётся. Он выглядел так, словно никогда в жизни ни над чем смеяться не будет.
Неожиданно Джеспер поднял голову. Его недоумевающие глаза встретили внимательный мрачный взгляд Химскирка.
— Наскочил на риф! — сказал он тихим удивленным голосом. — На риф! повторил он ещё тише, словно прислушиваясь к зарождению какого-то жуткого и странного ощущения.
— Да, на высшей точке прилива, — вставил Химскирк с мстительной, торжествующей злобой, вспыхнувшей и угасшей. Он замолчал, как будто усталый, не спуская с Джеспера своих наглых глаз. Казалось, их затуманило, как хмурое облако, тайное разочарование, неизбежная тень всех страстей. На высшем уровне… — повторил он, снова разжигая свой гнев, и, сорвав с головы обшитую галуном фуражку, он насмешливо махнул ею в сторону шкафута. — А теперь отправляйтесь на берег и в суд, проклятый англичанин! — сказал он.
Истории брига «Бонито» суждено было вызвать сенсацию в Макассаре, самом красивом и, пожалуй, самом чистеньком из всех городов на Островах. В Макассаре не часто случаются сенсационные происшествия. «Фронт»[1] с его своеобразным населением быстро узнал о случившемся. Далеко в море видели какой-то пароход, буксирующий парусное судно, и когда этот пароход явился один, оставив судно в море, любопытство сразу распалилось. В чём дело? Видны были только его мачты с убранными парусами, неподвижно застывшие на одном месте. И вскоре по всей набережной, запруженной народом, распространился слух, что на риф Тамисса наскочило судно. Толпа правильно истолковала случившееся, но причина его находилась за пределами её проницательности, ибо кто мог ассоциировать девушку, отделённую сотнями миль, с кораблем, засевшим на рифе Тамисса? Кто стал бы искать отдаленной связи этого события в психологии по крайней мере трёх человек, хотя в эту минуту один из них, лейтенант Химскирк, пробирался сквозь толпу, чтобы дать отчет о случившемся?
Нет, умы на «фронте» не способны были к такого рода изысканиям, хотя много рук — коричневых, желтых, белых — заслоняли глаза, чтобы взглянуть на море. Молва распространилась быстро. Лавочники китайцы выходили на улицу, и не один белый торговец поднялся от своей конторки, чтобы подойти к окну. В конце концов не каждый день корабль наскакивает на риф Тамисса. И мало-помалу слухи приняли более определенную форму. Английское торговое судно… задержано в море, как подозрительное, «Нептуном»… Химскирк вёл его на буксире, чтобы произвести расследование, и, по странной случайности…
Позже узнали название судна. «Бонито»… что! Не может быть! Да… да… «Бонито». Смотрите! Вы видите отсюда — только две мачты. Это бриг. Вот уж не думал, чтобы этот человек когда-нибудь попался. Но и Химскирк парень расторопный. Говорят, каюта на бриге не хуже, чем на увеселительной яхте. Да и Эллен что-то вроде джентльмена. Сумасбродный парень.
Молодой человек, наслушавшись последних сообщений, вошел в шикарную контору братьев Месман на «фронте».
— О да! Несомненно, это «Бонито»! Но вы не знаете всей истории, я сам только что услышал. Этот парень года два как снабжает реку огнестрельным оружием. От долгой безнаказанности он, видимо, так обнаглел, что на этот раз продал ружья со своего корабля. Факт! Ружей на борту не оказалось. Какова наглость! Но он не знал, что у берега стоит одно из наших военных судов. Эти англичане так нахальны! Быть может, он думал, что это сойдет ему с рук. Наш суд слишком часто оправдывает этих парней по самому ничтожному поводу. Но, во всяком случае, теперь конец знаменитому «Бонито». Я только что слышал в портовой конторе, что он наскочил на риф в разгар прилива, — а он к тому же с грузом. Думают, что никакая человеческая сила не сможет его оттуда сдвинуть. Надеюсь, что так. Это было бы прекрасным предостережением для остальных: знаменитый «Бонито», посаженный на риф.
Мистер Дж. Месман, голландец, родившийся в колониях, добрый патриархальный старик с гладко выбритым спокойным красивым лицом и седыми волосами, слегка вьющимися у воротничка, ни слова не сказал в защиту Джеспера и «Бонито». Он неожиданно поднялся с кресла. Лицо у него было заметно расстроенное. Случилось так, что однажды Джеспер отвлекся от деловых разговоров о путях и средствах торговли на островах и разоткровенничался с ним на тему о Фрейе. Славный старик, который знавал прежде Нельсона и даже помнил немного Фрейю, был удивлен и заинтересован развитием этой истории.
Ну-ну-ну! Нельсон! Да, конечно! Очень честный, порядочный человек. И маленькая девочка с белокурыми волосами. О да! Я отчётливо помню. Итак, она выросла и превратилась в красивую девушку. И такая решительная, такая… — И он от всей души рассмеялся. — Помните же, капитан Эллен, когда вы благополучно убежите со своей будущей женой, непременно загляните сюда, чтобы мы могли её здесь приветствовать. Маленькая белокурая девочка! Помню, помню.
Вот почему при первом известии о крушении на его лице отразилась тревога. Он взял свою шляпу.
— Куда вы идете, мистер Месман?
— Иду искать Эллена. Я думаю, он должен быть на берегу. Кто-нибудь о нём знает?
Никто из присутствующих не знал. И мистер Месман вышел на «фронт» навести справки.
Другая часть города, часть, прилегающая к церкви и форту, получила информацию иным путем. Прежде всего ей предстал сам Джеспер, шагавший с такой быстротой, словно за ним гнались. И действительно какой-то китаец, по-видимому лодочник, следовал за ним по пятам тем же стремительным шагом. Поравнявшись с «Апельсинным домом», Джеспер неожиданно повернулся и вошел, или, вернее, влетел туда, перепугав Гомеца, управляющего гостиницы. Но китаец, поднявший за дверью непристойный шум, немедленно привлек внимание Гомеца. Его жалоба заключалась в том, что белый человек, которого он доставил с канонерки на берег, не уплатил ему за проезд. Он преследовал его до гостиницы всю дорогу, требуя платы. Но белый человек не обращал ни малейшего внимания на его справедливое требование. Гомец успокоил кули, вручив ему несколько медяков, а затем пошёл разыскивать Джеспера, которого знал очень хорошо.
Он нашел его неподвижно стоящим у круглого столика. В другом конце веранды сидело несколько человек; они прервали разговор и молча глядели на него. Два бильярдных игрока, с киями в руках, подошли к дверям бильярдной и тоже уставились на него.
Когда Гомец приблизился к нему, Джеспер поднял руку, указывая на своё горло. Гомец заметил, что его белый костюм запачкан, затем заглянул ему в лицо и побежал заказывать напиток. По-видимому, Джеспер его потребовал.
Немыслимо угадать, куда он хотел пойти — с какой целью — или, быть может, только воображал, что куда-то идёт, — но внезапное побуждение или вид знакомого места заставил его войти в «Апельсинный дом». Он слегка опирался концами пальцев о круглый столик. На веранде находились два человека, которых он хорошо знал лично, но глаза его блуждали, как будто он искал пути к бегству, и когда взгляд его скользил по этим людям, он их не узнавал. Они, в свою очередь, смотрели на него, не веря своим глазам. Лицо его не было искажено. Нет, оно было неподвижное, застывшее. Но выражение делало его неузнаваемым. Может ли быть, что это он? — с ужасом думали они.
В голове был дикий хаос всевозможных мыслей. Совершенно отчётливых и ясных. Именно эта ясность и была так ужасна в связи с полной невозможностью остановиться на какой-нибудь одной из них. Он говорил себе, а быть может, им, этим мыслям: «Спокойней, спокойней». Перед ним появился китайчонок со стаканом на подносе. Он залпом выпил стакан и выбежал вон. С его уходом рассеялось недоумение, сковавшее зрителей. Один из них вскочил и бросился в тот конец веранды, откуда была видна почти вся дорога. В тот самый момент, когда Джеспер, выйдя из дверей «Апельсинного дома», проходил мимо него внизу, по улице, он возбужденно крикнул остальным:
