Ликвидированная группа имела 2 станковых пулемета МГ-34, 27 автоматов, гранаты и армейский коротковолновый передатчик образца 1942 г. фирмы «Телефункен». Как выяснилось при допросах, 13 августа, во второй половине дня, после выбора поляны, подходящей для посадочной полосы, радист группы выходил в эфир якобы с просьбой о немедленной присылке самолета за умиравшим от гангрены генералом Хортом и еще двумя ранеными.
Согласно показаниям пленных Отто, Гайна и Эриха Штоббе, которые во время сеанса находились в сторожевом охранении неподалеку от передатчика, место выхода рации в эфир определяется как северо-западная окраина Шиловичского леса. В связи с гибелью во время перестрелки подполковника Кефера, фельдфебеля Химмеля и двух офицеров, принимавших непосредственное участие в радиопередаче, установить ее подробности, в частности позывные, рабочую волну и т. п., не представляется возможным.
Показания Гайна и Штоббе не вызывают сомнений в достоверности. Полагаю целесообразным доставку обоих в район Шиловичского леса для установления места выхода рации в эфир.
Быстров». ШИФРОТЕЛЕГРАММА
«Срочно!
Быстрову
На No....... от 15.08.44 г.
Допросом военнопленных остаточной группы установите, выходила ли рация группы в эфир до 13 августа. Если выходила, то где, когда и при каких обстоятельствах. Особый интерес для нас представляют любые сведения о шифре или коде и о режиме радиопередачи.
Также выясните, занималась ли группа во время своего передвижения сбором разведывательных данных, велось ли ими наблюдение за железными и шоссейными дорогами.
Военнопленных Тайна и Штоббе незамедлительно этапируйте в Лиду, отдел контрразведки авиакорпуса, для проведения следственного эксперимента с целью установления точного места выхода рации в эфир и воспроизведения обстановки и обстоятельств передачи.
Егоров».
Тринадцать лет назад, ещё до того, как он начал специализироваться по зерновым культурам, его курсовая об огурцах была напечатана в сборнике лучших студенческих работ. Тринадцать лет назад он превосходно знал (да и по сей день вроде не забыл) признаки и характеристики всех сортов, но определить найденные Таманцевым на месте выхода рации в эфир так и не смог.
Рано утром он заехал на базар, где вёдрами, мешками и на вес продавалось немало огурцов; все они без исключения были одного, хорошо известного ему сортотипа – «должик» («Западнорусская подгруппа… Зеленец удлинённо-эллипсоидальный с сильным сбегом к основанию, с суженной и заострённой вершиной… крупнобугорчатый, чёрношипный… трёхгранный в поперечном разрезе… Длина зеленца 10–14 см, диаметр 4–5 см, вес 100–150 граммов… Окраска плода зелёная с крупными продолговатыми ситцевыми пятнами и светлыми полосками…»).
Огурцы, найденные на поляне, отличались от «должика» и формой, в частности закруглённостью граней, и окраской, и толщиной зеленца.
В городской милиции Алёхину порекомендовали известного здесь овощевода, местного старожила, в давнем прошлом – поручика русской армии, некоего Шорохова Ивана Семёновича.
Минут через пять, оставив машину за углом, Алёхин подходил к его домику.
Шорохова можно было найти на этой улице и без точного адреса. Его участок выделялся среди других палисадов отменно ухоженными грядками и обилием плодовых деревьев. Сам хозяин – Алёхин увидел его издалека, – маленький щуплый старичок с седым прозрачным пушком вокруг макушки, строгал рейку на верстаке под навесом.
– Иван Семёнович?
– Иван Семёнович! – весело подтвердил старикан.
– Мне рекомендовали вас как главного специалиста, – улыбнулся Алёхин. – Хочу посоветоваться насчёт огурцов.
– Для закуски? – пошутил старик.
– Не без этого. – Алёхин выложил на верстак пять огурцов, в том числе два с обкусанными кончиками. – Что можно о них сказать?
Старик живо разобрал огурцы на две кучки.
– Должик, траку, должик, должик, траку…
– Местные сорта?
– Должик – местный, а траку – Прибалтика, за Вильно… Тракайский уезд… Здесь его не выращивают.
– Это точно?
– Так точно. С ручательством.
– Вы их определяете по форме и окраске зеленца… по сбегу к плодоножке?
– Да. Вы что – овощник? – оживился старик.
– Любитель, – улыбнулся Алёхин и указал на огурцы: – Как вы думаете, когда они сорваны?
– Должик – свежие, вчера, а может, и сегодня. На базаре купили?.. А траку… – Он разглядывал огурцы с обкусанными концами. – Всё зависит от условий хранения… Трое суток как минимум, если не четверо. А зачем вам это?
– Спасибо, Иван Семёнович. – Алёхин собрал огурцы и отшутился: – На закуску пустим должик…
* * *
В залитом утренним радужным светом кабинете начальника городского отдела госбезопасности, кроме самого майора, находился ещё смуглый длинноволосый лейтенант.
– Ты интересовался Павловскими, – сказал майор, беря в руки маленькую просаленную бумажку, и протянул её Алёхину. – Эту записку, запечённую в пирог, пытались передать в камеру старику.
– Кто?
– Его сестра… Вот перевод.
Алёхин взял бумажку, затем листок с русским, текстом и прочёл:
«Юзеф! Да поможет тебе бог. Вчера вернулась Юлия. Девочка здорова. Молимся за тебя.
Твоя сестра Зофия».
– Кто это – Юлия? – поинтересовался Алёхин.
– Пока не знаем… Займись и доложи, – приказал майор лейтенанту. – Давай.
Лейтенант взял обе бумажки и положил в свою папку.
– Слушай, если ехать из Шиловичей на Каменку, первый хутор слева, у леса, – кто там живёт? – спросил майора Алёхин.
– Из Шиловичей на Каменку… первый хутор слева… – припоминая, повторил майор и сказал уже подошедшему к двери лейтенанту: – Мы были у него. Помнишь, он нас самогоном угощал?
– Окулич, – назвал лейтенант, оборачиваясь, и осведомился у Алёхина: – Зачем он вам?
– Он был связан с партизанами, – вспомнил майор, раскрывая папку с бумагами, и приказал: – Что мы о нём знаем – поделись с капитаном…
В районах Лиды и Гродно у него работали три розыскные группы, имелись и небольшие, но весьма ответственные дела, которые не хотелось кому-либо перепоручать.
Но самым важным в этой поездке было посещение двух точек по радиоигре[15]; на одной из них, под Лидой, сегодня ночью предстояла приёмка груза и немецкого агента.
Начинал эту игру почти год назад сам Поляков, и велась она – по характеру дезинформации – весьма дерзко, и в этой дерзости заключалась её неизмеримая ценность и одновременно опасность провала. Риск возрастал с каждой неделей, с каждой переданной радиограммой, всё это не могло продолжаться бесконечно, и подполковник решил присутствовать сегодня ночью, считал себя обязанным не только потому, что хотел первым беседовать с приземлившимся агентом, но и оттого, что сегодня вместо контейнеров и человека на костры вполне могли сбросить и десяток осколочных бомб – такое тоже случалось.
Для Полякова, в своё время за каких-то два часа в осеннем лесочке под Вязьмой склонившего к сотрудничеству только что пойманных радиста и старшего группы, на свою ответственность тут же доверившего им первый выход в эфир, сочинявшего для них легенду и составлявшего все до единого «донесения», эта игра была родным детищем в полном смысле слова, и размышлял о ней в это утро он более всего.
Выехав перед рассветом, он за три часа дороги из Управления ни разу не вспомнил о рации с позывными КАО. Он переключился и подумал о ней, лишь когда, не доезжая Каменки, шофёр притормозил и он увидел стоявший впереди на обочине «студебеккер» и около него двух военнопленных, автоматчиков охраны и трёх офицеров. Он знал только одного из них – хромого после ранения, большеголового капитана, переводчика отдела контрразведки армии. Взяв объёмистый авиационный планшет, Поляков выскочил из машины.
Хотя он склонялся к мысли, что разыскиваемые группой Алёхина – агенты-парашютисты, не следовало пренебрегать и остальными версиями.
Алёхин физически был не в состоянии всё охватить, хотелось, чем возможно, ему помочь. И вчера вечером, когда пришло сообщение о ликвидации остаточной группы противника, Поляков сразу прикинул, что сумеет по дороге выкроить полтора-два часа, тем более что в его напряжённом, преимущественно кабинетном образе жизни проведение следственного эксперимента – установление точного места выхода немецкой рации в эфир и поиски там вещественных доказательств – было, можно сказать, отдыхом, прогулкой на свежем воздухе.
Разведённые порознь военнопленные: долговязый Штоббе, заискивающе-услужливый штабной фельдфебель, и плотный, приземистый Гайн, молчаливый, сумрачный повар, солдат, – указали одну и ту же поляну на краю леса.
