Алёхин же старался уяснить себе, почему Борискин лжёт – с какой целью? Он с самого начала полагал, что неизвестные офицеры были случайными пассажирами машины И 1-72-15, и Борискин интересовал Алёхина только как источник получения хоть каких-либо сведений об этих офицерах для их дальнейшего розыска.
Алёхин ещё минут десять бился с Борискиным, а тот упрямо врал, пока не начал смекать, что дело тут не в сахаре, а в чём-то другом, а поскольку он себя больше ни в чём существенном виновным не чувствовал, он помалу успокоился и стал несколько откровеннее. Однако сознаться во лжи было не так-то легко.
– Послушайте, Борискин. – Алёхин поднялся и, улыбаясь, подошёл к шофёру. – Вот вы утверждаете, что сегодня никого не подвозили. Так ведь?.. – весело спросил он, наблюдая за выражением лица Борискина. – Так!.. Однако не более как полчаса назад здесь, в городе, с вашей машины сошли двое офицеров…
Борискин посмотрел на Алёхина, словно припоминая, озабоченно сдвинул брови и закусил губу, затем уставился глазами в землю и, почёсывая затылок и стараясь скрыть некоторую растерянность, проговорил:
– Обождите, обождите… Ах да! – вдруг радостно воскликнул он, поднимаясь, и облегчённо заулыбался. – Точно! Совсем забыл!.. По дороге попросились двое, и я их подвёз. И чего тут плохого? Что ж им, пешедрала топать?
– Пешедралом скучновато, – согласился Алёхин, угощая папиросой повеселевшего Борискина и закуривая сам, – хорошие знакомые?
– Не. Я их не знаю!.. Гад буду, товарищ капитан, – приложив руку к груди и глядя Алёхину в глаза, поклялся Борискин. – Попросились, я и взял. Пожалел!..
– Кто они и откуда, не говорили?
– Нет. Да я и не спрашивал: мне это ни к чему. Ссадил их возле комендатуры – вы же видели… Один капитан, в годах уже, лысый. Обходительный такой, газеты мне ещё на курево дал. – Борискин зашарил руками по карманам и, усмехаясь, поинтересовался: – Они небось натворили чего?.. А другой молоденький, лейтенант; у него ещё слева фикса, ну, зуб золотой… Через эту жалость одни неприятности… Знал бы такое дело…
19. Вечером и ночью в городе
Пока Алёхин беседовал в землянке с Борискиным, Таманцев умудрился проникнуть в автопарк, где стоял «ЗИС» с выломанным бортом, и буквально на глазах у часового обшарил кабину и кузов машины, не забыв заглянуть под сиденье и в ящик для инструментов. На самом дне под промасленной ветошью он нашёл сахар, завёрнутый в тряпочку, подумал, что он, наверно, ворованный, но ничего представляющего интерес для дела обнаружить не смог.
Кусок газеты, что дали Борискину на «курево», оказался обрывком сегодняшнего номера лидской газеты «Уперад».
Очевидно, неизвестные, замеченные Блиновым, утром выехали из Лиды; вечером же они вернулись в город и сошли у комендатуры. Оставалось установить их среди офицеров, посетивших комендатуру после девятнадцати часов, а также проживающих по соседству, – дело представлялось вроде бы ясным и простым.
Комендант города, худой, с ввалившимися щеками, мрачного вида майор, знал Алёхина ещё с сорок первого года, по боям под Москвой, и был рад оказать содействие. Он принёс регистрационные книги, и Алёхин выписал четырёх офицеров из числа тех, кто проживал поблизости или побывал в комендатуре за последние полтора часа и по установочным данным имел некоторое сходство с бритым капитаном и его товарищем. Таманцева Алёхин сразу же послал на станцию.
Вызванные по распоряжению коменданта с квартир офицеры (трое, одного не нашли) были незаметно показаны Алёхину и Андрею: интересующих разведчиков людей среди них, увы, не оказалось…
А всего в городе, по данным комендатуры, размещалось на частных квартирах свыше пятисот офицеров из разных частей и до двухсот командированных.
– Вот смотрите. – Майор, достав из сейфа, разложил на столе план Лиды с обозначением частей и соединений, дислоцированных в районе города. – Сложность в том, что окраины города закреплены за частями. Это их районы расквартирования… В Северном городке и в Южном, – он показал пальцем на карте, – свои комендатуры. А мы осуществляем только общий надзор. Учёты у них аховые, и проверить по-настоящему – дьявольски трудно!
Алёхин поднялся: на улице стемнело, надо было спешить, в комендатуре же делать больше было нечего.
– Я ночую здесь, – сказал, прощаясь, майор. – Если понадоблюсь – беспокойте.
* * *
– Они где-то тут, в городе, – заметил Алёхин, когда он и Андрей вышли на улицу.
– А может, шофёр врёт? Может, он ссадил их у станции, они уехали, а мы будем искать понапрасну?
– Не думаю. Они просили остановить возле комендатуры, а заходили они туда или нет, он не видел и не говорил. Будем искать в городе.
Алёхин разбил город на участки: себе он взял станцию, прилегающий район и выезд по Варшавской в сторону Гродно; Таманцеву поручил юго-восточную часть города и выезд на Молодечно; Андрею – контрольно-проверочный пункт при выезде из Лиды в Вильно и соседние улицы.
…После десяти улицы обезлюдели: наступил комендантский час. Но Андрей всё ходил и ходил, присматриваясь в темноте к редким прохожим – в большинстве своём военным, – настороженно следил за одиночными машинами, что останавливались у контрольного пункта.
…На станции – в помещениях, на перроне, во всех закоулках – Алёхин оглядел и знал уже каждого. В бараке для военнослужащих и в агитпункте спали вповалку на полу, на скамьях и на столах, изнемогая от жаркой духоты и храпя. Новые пассажиры после полуночи не появлялись.
Дежурные по контрольному пункту в час ночи ушли, и очень редкие машины проезжали под задранным к небу шлагбаумом не останавливаясь. Прилегающие к станции улицы, казалось, вымерли: ближайший пассажирский поезд, как сказали Алёхину в комендатуре, должен был пройти только утром.
…В третьем часу, еле двигая ногами от усталости, Андрей добрёл до квартиры, где остановился Хижняк с машиной, сняв ремень и сапоги, свалился на широченную деревянную кровать и, едва коснувшись щекой подушки, уже спал мёртвым сном. Он не слышал, как Таманцев, вернувшись злой и голодный, искал в темноте что поесть, ругался вполголоса и ворчал, пока не улёгся.
20. Оперативные документы
ЗАПИСКА ПО «ВЧ»
«Срочно!
Начальнику Главного Управления Контрразведки
В дополнение к No....... и....... от....... и....... августа 1944 г.
Розыск передатчика с позывными КАО осложнен отсутствием текстов радиоперехватов от 7 и 13 августа с/г, сообщенных нами незамедлительно в ГУКР[14] для параллельной дешифровки.
Учитывая отсутствие квалифицированных криптографов в Управлении контрразведки фронта, прошу Вашего распоряжения о внеочередной дешифровке обоих перехватов.
Пользуясь случаем, считаю своим долгом еще раз обратить Ваше внимание на выраженный некомплект оперативного состава в розыскном отделе и в отделении дешифровки Управления.
За семь недель наступления из 48 розыскников (при штате 56) выбыло 23, причем в числе оставшихся 9 человек – стажеры, не имеющие достаточного опыта розыскной работы.
В отделении дешифровки на 5 положенных по штату криптографов после прямого попадания бомбы при передислокации в районе Яшун осталось всего лишь двое молодых офицеров, не способных к оперативной дешифровке шифрсистем высокой надежности.
Егоров». ЗАПИСКА ПО «ВЧ»
«Егорову
На No....... от 15.08.44 г.
Ликвидировать некомплект оперативного состава в розыскном отделе и отделении дешифровки Управления контрразведки фронта в ближайшее время не представляется возможным.
Мною дано распоряжение о внеочередной расшифровке перехватов от 7 и 13 августа сего года.
Колыбанов». ШИФРОТЕЛЕГРАММА
«Срочно!
Егорову
На No....... от 13.08.44 г.,
Сообщаю, что сегодня, 15 августа, в тылах армии, юго-восточнее Солтанишки, была обнаружена и после перестрелки ликвидирована остаточная группа немцев в количестве 39 человек, из них 17 было убито, 4 удалось скрыться, остальные, частично раненые, взяты в плен.
Как установлено при допросах, в составе группы более месяца продвигались к линии фронта из района Могилева военнослужащие штаба 4-й немецкой армии, 12-й и 337-й пехотных дивизий и 76-й штурмовой. Медленность передвижения объясняется как крайней осторожностью, так и наличием в группе 8 тяжелораненых, в том числе командира 76-й штурмовой дивизии генерал-майора Людвига Хорта и старшего офицера штаба 4-й армии подполковника Ганса Кефера, которых якобы несли на самодельных носилках около шестисот километров.
Ликвидированная группа имела 2 станковых пулемета МГ-34, 27 автоматов, гранаты и армейский коротковолновый передатчик образца 1942 г. фирмы «Телефункен». Как выяснилось при допросах, 13 августа, во второй половине дня, после выбора поляны, подходящей для посадочной полосы, радист группы выходил в эфир якобы с просьбой о немедленной присылке самолета за умиравшим от гангрены генералом Хортом и еще двумя ранеными.
