заметить, он был уже на дороге, и его лошадки бежали привычной рысью, которую знала вся округа, — маленькие копытца мелькали быстро, хотя две большие лошади шагом повезли бы бричку не намного медленнее. Он знал, что его уже заметили и узнали, когда шагах в двухстах от коляски он натянул вожжи и ждал, сидя в своей бричке, приветливый, ласковый и безмятежный, только лицо у него было измученное, и Варнер, поравнявшись с ним, остановил коляску.
— Здравствуй, В. К., — сказал Варнер.
— Доброе утро, — сказал Рэтлиф. Он приподнял шляпу, раскланиваясь с женщинами, сидевшими сзади. — Миссис Варнер, миссис Сноупс, мое почтение.
— Куда это ты? — спросил Варнер. — В город?
Рэтлиф не стал лгать, у него этого и в мыслях не было, он только улыбался учтиво, даже слегка заискивающе.
— Нет, я выехал нарочно, чтобы вас встретить. Хочу переговорить с Флемом. — Тут он в первый раз взглянул на Сноупса. — Садись ко мне, я подвезу тебя до дому.
— Ха! — сказал Варнер. — Значит, ты проехал две мили, а теперь повернешь назад и проедешь еще две, только чтобы с ним поговорить!
— Вот именно, — сказал Рэтлиф. Он все смотрел на Сноупса.
— Ты не такой дурак, чтоб надеяться что-нибудь продать Флему Сноупсу, — сказал Варнер. — И уж наверняка у тебя хватит ума ничего у него не покупать, правда?
— Не знаю, — сказал Рэтлиф прежним приветливым, непринужденным и непроницаемым тоном, и глаза его глядели на Сноупса с истомленного бессонницей лица. — Я всегда считал себя умным человеком, но теперь не знаю. Я подвезу тебя, — сказал он. — К обеду ты поспеешь.
— Ну что ж, вылезай, — сказал Варнер зятю. — Так он все равно ничего не скажет.
Сноупс тем временем уже зашевелился. Он сплюнул через колесо на дорогу, повернулся и задом слез на землю, широкий и неторопливый, в засаленных светло-серых штанах, белой рубашке и клетчатой кепке; коляска тронулась. Рэтлиф затормозил бричку, Сноупс сел рядом с ним, он развернул лошадей, и снова они побежали привычной неутомимой рысцой. Но Рэтлиф натянул вожжи и заставил их идти шагом, не давая им снова перейти на рысь, а Сноупс, сидя рядом с ним, беспрерывно жевал. Они не смотрели друг на друга.
— Я насчет этой усадьбы Старого Француза, — сказал Рэтлиф. Коляска уже обогнала их на сотню шагов и, так же как они, поднимала целое облако пыли. — Сколько ты думаешь запросить за нее с Юстаса Грима?
Сноупс сплюнул табачную жвачку через колесо. Он жевал не спеша, безостановочно, и, видимо, это нисколько не мешало ему ни сплевывать, ни разговаривать.
— Он небось ждет уже возле лавки? — сказал он.
— Да ведь ты, наверно, сам велел ему приехать сегодня? — сказал Рэтлиф. — Так сколько же ты думаешь с него запросить? — Сноупс назвал цену. Рэтлиф коротко хмыкнул, почти как Варнер. — И ты думаешь, что Юстас Грим сможет отвалить этакую кучу денег?
— Не знаю, — сказал Сноупс. Он снова сплюнул через колесо.
Рэтлиф мог бы сказать: «Значит, ты не хочешь продавать усадьбу», — а Сноупс ответил бы на это: «Я продам что угодно». Но они этого не сказали. Им это было ни к чему.
— Ладно, — сказал Рэтлиф. — А с меня ты сколько запросишь? — Сноупс назвал цену. Она была та же. На этот раз Рэтлиф хмыкнул, совсем как Варнер. — Я говорю только о десяти акрах при этом старом доме. Я не покупаю у тебя весь Йокнапатофский округ. — Они перевалили через последний холм, и коляска Варнера прибавила ходу, удаляясь от них. До Французовой Балки теперь было рукой подать. — Ну ладно, первый спрос не в счет, — сказал Рэтлиф. — Так сколько ты хочешь за усадьбу Старого Француза?
Его лошади тоже норовили перейти на рысь, увлекая вперед легкую бричку. Рэтлиф сдержал их, дорога начала поворачивать, и за школой открылась Французова Балка. Коляска уже исчезла за поворотом.
— На что она тебе? — сказал Сноупс.
— Под козье ранчо, — сказал Рэтлиф.
— Так сколько же? — Сноупс сплюнул через колесо. Он в третий раз назвал ту же цену. Рэтлиф отпустил вожжи, и крепкие, неутомимые лошадки побежали рысью, минуя последний поворот, мимо пустой школы, и вся Балка теперь была на виду, а впереди снова показалась коляска, уже за лавкой. — А что этот тип, который учительствовал здесь года три, не то четыре назад? Лэбоув. Не слышно, что с ним сталось?
В седьмом часу в пустой запертой лавке Рэтлиф. Букрайт и Армстид купили у Сноупса усадьбу Старого Француза. Рэтлиф подписал передаточную на свою половину ресторанчика на окраине Джефферсона. Армстид дал закладную на свою ферму вместе со всеми службами, инструментом, скотом и с тремя милями проволочной загородки в три ряда; Букрайт уплатил свою долю наличными. Потом Сноупс выпустил их, запер дверь, и они остались на пустой галерее в гаснущих отблесках августовского заката и смотрели, как Сноупс идет к дому Варнера, — вернее, смотрели ему вслед только двое, потому что Армстид уже сел в бричку и ждал там, не шевелясь, источая все ту же упорную и клокочущую ярость.
— Теперь усадьба наша, — сказал Рэтлиф. — Надо нам ее караулить, а то кто-нибудь привезет туда дядюшку Дика Боливара и станет искать клад.
Они заехали сперва к Букрайту (он был холост), сняли тюфяк с его кровати, захватили два одеяла, кофейник, сковородку, еще одну кирку и лопату, а потом поехали к Армстиду. У него тоже был только один тюфяк, но еще у него была жена и пятеро малышей; кроме того, Рэтлиф, который видел этот тюфяк раньше, знал, что стоит его снять с кровати, как он рассыплется. Армстид взял одеяло, а вместо подушки они помогли ему набить отрубями пустой мешок и, обойдя дом, вернулись к бричке, а жена его стояла в дверях, и четверо детей жались к ее ногам. Но она не сказала ни слова, и когда Рэтлиф, тронув лошадей, оглянулся, в дверях уже никого не было.
Когда они свернули со старой дороги и поехали через косматую можжевеловую рощу к развалинам дома, было еще светло, и они увидели возле самого дома повозку, запряженную мулами, а из дверей вышел человек и остановился, глядя на них. Это был Юстас Грим, но Рэтлиф так и не понял, узнал ли Армстид Юстаса или ему было все равно, кто это, потому что, прежде чем бричка остановилась, он соскочил на землю, выхватил лопату из-под ног у Букрайта и Рэтлифа и, озверев от боли и ярости, хромая, побежал к Гриму, который тоже побежал, спрятался за повозку и оттуда смотрел на Армстида, а Армстид, стараясь достать его, рубанул лопатой
