Я очень надеюсь, что освободят. Мне очень хочется, чтобы и он тоже когда-нибудь стал свободен.
1
Из всех иностранных авиакомпаний больше всего мне нравится немецкая Lufthansa.
В середине 1990-х я оказался на Филиппинах. Денег с собой у меня было немного. Если честно, денег с собой у меня почти совсем не было. Поэтому, когда, улетая с островов, я дошел до таможенного контроля и узнал, что с улетающих взимается сбор в размере $21, это стало для меня неприятным сюрпризом.
– Но у меня нет двадцати баков. Что мне делать?
– Разворачивайся и иди их искать.
Именно Lufthansa в тот раз пришла мне на помощь. Рыжеусый херр в форменной рубашке выслушал мою историю, сходил в офис, достал из сейфа деньги и выдал их мне.
– Счастливого пути.
– Ого! Спасибо. Наверное, потом мне нужно будет отдать эти деньги?
– А вы отдадите?
– Не знаю. Я постараюсь.
Херр махнул рукой. Он знал, что, прилетев домой, я забуду о нем и не стану стараться. В общем-то, так и вышло. Но приятное ощущение от Lufthansa по-прежнему со мной.
А вот от Al Italia, рейсом которой я добирался до Милана, ощущения у меня остались гнетущие. Даже «Аэрофлот» не позволяет себе того, что позволяют итальянцы.
2
В Италию я должен был вылетать из Москвы. Я приехал в столицу, но оказалось, что билеты мне никто еще не купил, и в Москве я проторчал целых двое суток. Поселили меня в католической семинарии, носившей красивое имя «Мария – Царица апостолов».
Это был уже сентябрь, но семинаристы еще не до конца собрались после каникул. В семинарском общежитии было полно свободных коек. Одну из них разрешили занять мне, а соседями по комнате были трое парней, готовившихся к карьере священников.
В основном я гулял по Москве и валялся на койке. Утром читал вместе с соседями бревиарий. Вечером ходил на мессу. Днем обедал в семинарской столовой.
Меню напоминало о том, как меня кормили в средней школе: суп, пюре с тощим хвостиком поджаренной рыбы. На третье – компот. Перед тем как сесть за стол, все молились.
Во время еды кто-то из старшекурсников обязательно вслух читал жития святых. Младшие семинаристы ели и уходили из столовой. Старшие убирали за ними и только потом садились за стол сами. То есть дедовщина была и здесь, но только наоборот.
Вечером, после бревиария, я мог некоторое время поболтать с соседями по комнате. Как я понял, двое из трех парней являлись отъявленными фанатами группы U2. В том году как раз вышел альбом Zooropa, и парни слушали его сутки напролет.
Один и них говорил:
– А не создать ли нам при семинарии рок-группу? Мы могли бы выступать прямо в сутанах.
Он вставал посреди комнаты и, подпрыгивая, изображал, как именно они выступали бы прямо в сутанах.
Оба меломана ушли из семинарии еще до наступления зимы. Насколько я знаю, священником из моих соседей по комнате стал только третий парень, тоже любивший U2, но не скакавший с невидимой гитарой наперевес, а вечно сидевший в углу и с улыбкой читавший Фому Кемпийского.
Стать священником – это не то же самое, что стать водителем троллейбуса или космонавтом. Особенно – стать католическим священником в России. От твоего желания тут мало что зависит: Господь либо зовет тебя к этой жизни, либо не зовет.
Наверное, тем двоим парням Господь просто уготовил другую карьеру. Тоже нужную, но не священническую.
3
Потом билеты для меня все-таки были куплены, и на следующий день я отправился в Шереметьево-2. До аэропорта меня подвозили на семинарском микроавтобусе.
За рулем сидел почти не говорящий по-русски священник. Он перекрестился, поддернув сутану, влез внутрь и разогнался до восьмидесяти километров меньше чем за семь секунд.
Микроавтобус был не дурак. Понимал, кого везет. Иногда ему хотелось, как ангелу, расправить крылья и взлететь.
Вместе со мной в Италию должен был лететь еще один священник и девочка-москвичка. В полете пассажирам предложили закуски. На столике передо мной появился поднос с чем-то мясным. Выглядело блюдо не очень съедобным.
Я спросил у стюардессы: что это? Стюардесса очаровательно улыбнулась:
– No idea. Я вегетарианка. Такой shit не ем вообще.
Не стану описывать аль-италиевские чудеса долго. Скажу только, что конечным пунктом моего назначения значился Рим, а приземлился наш самолет в Милане. Чтобы вам было понятно, это дальше, чем от Петербурга до Москвы.
Когда самолет сел, снаружи начинало понемногу темнеть. В миланском аэропорту вся наша группка пересела на двухэтажный автобус и еще через полчаса оказалась на вокзале.
Вокзал был похож на петербургский Витебский. Перроны были накрыты ажурным чугунным козырьком с множеством заклепок. Свет был не солнечный, а теплый, электрический. Я люблю такие вокзалы.
Функции руководства взял на себя священник. Он, единственный из нас, говорил по-итальянски, а кроме того, он же был священник… кому еще было рулить происходящим?
Он спросил:
– Вы голодны?
Я сказал, что не очень, а девочка-москвичка лишь пожала плечами. Священник дошел до вокзальной пиццерии и купил всем по толстенному сэндвичу: пополам разрезанной булке, внутрь которой были напиханы куски жирной колбасы.
В ожидании поезда мы ели сэндвичи и осматривались. Побродив среди магазинчиков, я купил себе кожаную кепку болельщика «Ювентуса». Она была сшита из черных и белых шашечек – как футбольный мяч. Потом купил бутылку пива «Миллер». Проглотил ее и не заметил. После сэндвича пить хотелось ужасно.
Тогда алкоголь еще не был для меня проблемой. Выпив бутылку, я еще не бежал покупать сразу ящик.
4
Билеты в итальянские поезда продаются без указания мест. Как в русских автобусах. Кто успел, тот и сел, а остальные постоят.
За моими бронированными плечами был опыт жизни в Советском Союзе. Мы заняли лучшие места.
Итальянцы под руки вели закутанных в черное бабушек. Погрузив старушек в вагон, они сажали их прямо на пол. Купе были шестиместные, а туда набивалось человек по восемь-десять. Места были исключительно сидячие, ведь в Европе просто нет маршрутов столь длинных, чтобы в пути пассажиру пришлось бы ложиться спать.
Сами люди вокруг были удивительно красивы. Смуглая, чистая кожа. Даже у мужчин – черные, будто накрашенные, пушистые ресницы. В северных болотах, оттуда я родом, у людей почти не бывает ресниц.
Зря я ел этот сэндвич. Пить хотелось чем дальше, тем сильнее. В час ночи мы доехали до Болоньи. Стоянка на вокзале длилась всего четыре минуты, но выпить бутылку пива я все-таки успел.
За тридцать лет до моего приезда, вокзал в Болонье был взорван итальянскими ультраправыми. Это был самый громкий теракт 1960-х. А сегодня о нем никто не помнит. Вокзал отстроили. Трупы раздали родственникам для похорон. Пассажиры глотают светлое пиво и просто едут дальше.
А еще за восемьсот лет до этого в Болонье был похоронен святой Доминик. Основатель Ордена доминиканцев. Человек, в одиночку изменивший ход истории. Невысокий улыбчивый испанец, которому Европа обязана всем, что имеет.
Поезд несся с почти космической скоростью. За окном вагона мелькали бесконечные замки, бесконечные дворцы, бесконечные руины чего-то такого, чего никто не помнит и что на самом деле является историей мира.
В России ты можешь ехать неделю, и единственное, что увидишь: леса и пару заляпанных дерьмом деревушек. Людей нет. Следов людей нет тоже. Просторы, mazafaka.
Здесь не было просторов. В этой тесной Европе людям некуда было бежать, и они облизали каждый миллиметр доставшейся им земли. Так и стоит эта Европа… облизанная.
По вагону не спеша двигался контролер в форме. Он подолгу болтал с пассажирами, выписывал штрафы, рассказывал анекдоты и шел дальше. Все происходило так неторопливо, до нашего купе он так и не добрался.
На место мы прибыли к трем ночи. Было темно, как и положено в Средиземноморье. Нас кто-то встречал… я даже не понял кто. Священник выкрикнул итальянскую фразу, и тут же появился молодой парень. Он улыбнулся, пожал нам руки, кинул мой рюкзак в багажник, и мы снова ехали, только теперь не на поезде, а в машине.
Я сидел и просто через окно смотрел на Европу.
5
В Италию я приехал, чтобы участвовать во Всемирном Форуме католической молодежи. Я не чувствовал себя европейцем… да и молодым тоже не чувствовал… но все равно приехал.
Конгресс происходил в городе Лоретто. Городок был настолько крошечный, что с его центральной площади были видны еще четыре таких же городка.
Основная достопримечательность Лоретто – привезенный крестоносцами из Палестины каменный домик, в котором провела детство Дева Мария.
Девятьсот лет назад кто-то из итальянских аристократов приказал разобрать дом по камешкам. Потом пронумерованные камешки на нескольких галерах перевезли через кишащее мавританскими пиратами море. Потом, сверяясь с номерами, собрали заново.
Сегодня над святыней выстроен огромный… действительно огромный Лореттанский собор. В глубине собора стоит мраморный саркофаг, выточенный из целой скалы. Каждый сантиметр саркофага украшен резьбой. Внутри саркофага стоит сам бедный и закопченный домик.