Я был в отчаянии. Казалось, другого выхода у меня не было. Не теряя времени, мы пошли в магазин и купили огромную коробку шоколада, и вечером того же дня я поездом выехал в Женеву. Прибыв туда, я тотчас послал ей с посыльным записку, извещая, что у меня находится подарок от ее двоюродного брата и я с большим удовольствием передал бы этот подарок лично. Через час пришел ответ, в котором она сообщала, что будет рада принять меня в четыре часа дня. Все оставшееся время я провел перед зеркалом — я семнадцать раз завязывал и снова развязывал галстук. Ровно в четыре часа я появился на пороге ее дома, и меня сразу провели в гостиную. Она меня ждала. Ее двоюродный брат сказал, что она не безобразна. Представьте, как я изумился, увидев молодую, enfin[27] еще молодую женщину, с благородной осанкой, величавую, как Юнона, красивую, как Венера, во взгляде которой светился ум Минервы.
— Ты совсем утратил чувство меры, — поморщилась его супруга. — Но всем уже и так ясно, что тебя здорово заносит.
— Клянусь вам, я не преувеличиваю. Я был так поражен, что чуть не выронил коробку с шоколадом. Но я тут же сказал себе: «La garde meurt, mais ne se rend pas».[28] Я передал ей коробку конфет и рассказал о ее двоюродном брате. Я нашел, что она очень общительна. Так мы проговорили четверть часа, после чего я скомандовал себе: «Вперед». И тогда я сказал ей:
— Mademoiselle, я должен признаться, что прибыл сюда не только ради того, чтобы передать вам коробку шоколада.
Улыбнувшись, она ответила, что у меня, вполне естественно, были более серьезные причины для приезда в Женеву.
— Я приехал сюда, чтобы просить вашей руки.
Она вздрогнула.
— Но, monsieur, вы сошли с ума, — сказала она.
— Умоляю вас не отвечать, пока вы не выслушаете факты, — прервал ее я и, не дав ей произнести ни слова, выложил все как было, от начала до конца.
Я рассказал ей об объявлении в «Фигаро», и она смеялась так, что по щекам текли слезы. Потом я повторил свое предложение.
— Вы это серьезно? — спросила она.
— Как никогда в жизни серьезно.
— Глупо отрицать, что ваше предложение является для меня неожиданностью. О замужестве я и не помышляла, возраст мой уже не тот, но тем не менее ваше предложение не из тех, которые женщины отвергают не задумываясь. Оно мне льстит. Мне нужно на размышление несколько дней.
— Mademoiselle, я в полном отчаянии, — воскликнул я, — но у меня абсолютно нет времени! Если вы не согласитесь выйти за меня замуж, мне придется вернуться в Париж и снова усесться за чтение, ибо тысячи полторы писем еще могут привлечь мое внимание.
— Но помилуйте, совершенно ясно, что я не могу вам дать ответ немедленно! Четверть часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании. Я должна посоветоваться с друзьями и родственниками.
— Да какое они к этому имеют отношение? Вы взрослый, самостоятельный человек. Дело очень срочное. Ждать я не могу. Я вам обо всем рассказал. Вы умная женщина. Разве может длительное раздумье повлиять на решение, принятое под влиянием минутного побуждения?
— Я надеюсь, вы не требуете от меня ответа сию же минуту? Это уж слишком.
— Именно об этом я и прошу. Мой поезд отправляется в Париж через пару часов.
Она задумчиво посмотрела на меня.
— Вы сумасшедший, это совершенно ясно. Вас нужно посадить под замок для вашей собственной безопасности и для безопасности окружающих.
— Так какой же будет ответ? — не отступал я. — Да или нет?
Она пожала плечами.
— Mon Dieu![29] —Минуту она молчала, а я сгорал от нетерпения, мучительно ожидая ответа. — Да!
Губернатор простер руку в сторону жены:
— И вот вам моя жена. Через неделю мы вступили в брак, и я стал губернатором колонии. Я взял в жены настоящее сокровище, уважаемые господа, женщину с прекрасным характером, какой встречается лишь у одной из тысячи, существо с мужским умом и женским сердцем, восхитительно женственное.
— Но, mon ami, попридержи хоть чуточку свой язык, — урезонивающе произнесла его супруга. — Теперь ты не только себя, но и меня выставляешь на посмешище.
Он повернулся к бельгийскому полковнику:
— Вы кажется, холостяк, полковник? Если это так, я самым решительным образом рекомендую вам отправиться в Женеву. Там настоящий цветник (он так и сказал: «une pepinière») очаровательных молодых девушек. Такую жену, как там, вы не найдете нигде. Кроме того, Женева — чудесный город. Не теряйте времени, полковник, езжайте туда, я вам дам адрес племянницы моей супруги.
Черту под рассказом подвела она:
— Дело в том, что в браке по расчету вы не рассчитываете на многое, поэтому вряд ли вы будете сильно разочарованы. И поскольку вы не предъявляете друг к другу повышенных требований, причин для злости и раздражения нет. Вы и не ищете в другом совершенства, поэтому к недостаткам друг друга относитесь терпимо. Страсть, конечно, прекрасная вещь, но она не является надежной основой для брака. Видите ли, двое могут быть счастливы в браке лишь тогда, когда они в состоянии уважать друг друга, когда они занимают одинаковое положение в обществе, когда у них есть общие интересы. В этом случае, если они порядочные люди, если готовы не только брать, но и давать, если готовы жить не только для себя, но и для другого, их союз может оказаться таким же счастливым, как наш. — Она сделала паузу. — Но, кроме всего прочего, мой муж — в высшей степени достойный человек.
Нил Макадам
(Пер. Н. Васильева)
У капитана Бредона было доброе сердце. Узнав, что Ангус Манро, хранитель музея в Куало-Солор, посоветовал своему новому помощнику Нилу Макадаму остановиться в Сингапуре в гостинице «Ван Дейк», капитан охотно согласился взять парня под свою опеку. Бредон плавал на «Султане Ахмеде» и, когда судно становилось на рейд в сингапурском порту, неизменно поселялся вместе со своей женой-японкой в гостинице «Ван Дейк», всегда в одном и том же номере. Здесь был его дом. Когда через две недели капитан вернулся из плавания у берегов Борнео, голландец-управляющий сказал ему, что Нил уже два дня как приехал. В пыльном саду гостиницы сидел юноша и читал старые номера «Стрейтс таймс». Прежде чем подойти, капитан некоторое время изучал его со стороны.
— Полагаю, вы Макадам?
Нил встал и, покраснев до корней волос, смущенно ответил:
— Да.
— Меня зовут Бредон. Я капитан на «Султане Ахмеде». Вы отплываете со мной во вторник. Манро просил приглядеть за вами. Не выпить ли нам по стаканчику? Надо думать, вы уже попробовали местный джин.
— Благодарю вас, я не пью.
Юноша говорил с сильным шотландским акцентом.
— И правильно делаете. В здешних краях выпивка сгубила немало хороших людей.
Капитан подозвал боя-китайца и заказал себе двойное виски с содовой.
— Чем вы тут занимались после приезда?
— Бродил по городу.
— В Сингапуре нет особых достопримечательностей.
— Я видел много интересного.
Разумеется, первым делом Нил отправился в музей. Там он не обнаружил для себя почти ничего нового, но сердце его взволнованно забилось при одной мысли, что все эти звери и птицы, пресмыкающиеся, мотыльки, бабочки и прочие насекомые обитают здесь, на этой самой земле. С особым вниманием Нил изучал раздел, посвященный той провинции Борнео, столицей которой был Куала-Солор, поскольку ближайшие три года ему предстояло заниматься местной фауной. Между тем жизнь, кипевшая за стенами музея, буквально ошеломила его, и, не будь Макадам степенным и рассудительным молодым человеком, он громко рассмеялся бы от восторга. Ему открылся новый, совершенно неведомый мир. Нил бродил по городу, пока не стер ноги. Стоя на шумной перекрестке, он изумленно смотрел на бесконечные вереницы рикш, проворно бегущих человечков, впряженных в тележки. С моста через канал разглядывал он сампаны, тесно прижатые друг к другу, точно сардины в банке. Заходил в китайские магазинчики на Виктория-роуд, где продавались всевозможные диковины. Бомбейские купцы, импозантные и шумные, зазывали его в свои лавчонки, предлагая шелк и украшения с фальшивыми драгоценностями. Нил засматривался на грустных тамилов, шествовавших отрешенно и с суровой грацией, на бородатых, исполненных надменного, достоинства арабов в белых фесках. Всю эту разноплеменную толпу заливало потоками ослепительных жарких лучей солнце. Нил растерялся. Ему подумалось, что пройдут годы, прежде чем он сумеет познать этот красочный, пестрый и многоликий мир.
Вечером после обеда капитан Бредон предложил Нилу проехаться по городу.
— Пора познакомиться со здешней жизнью, — сказал он.
Они взяли рикш и отправились в китайский квартал. В плавании капитан не брал в рот спиртного, зато на берегу давал себе волю. Чувствовал он себя превосходно. Рикши остановились у дома в переулке. Капитан постучался, их впустили. Миновав узкий коридор, они оказались в большой комнате. Вдоль стен тянулись покрытые красным плюшем скамьи, на которых сидели женщины — француженки, итальянки, американки. Надрывно дребезжала пианола, несколько пар танцевали. Капитан заказал выпивку. Женщины, ожидая приглашения, призывно поглядывали на вошедших.
