II
Хотя Эспиньольский замок лежал достаточно уединенно в области лесов и прудов, где он был единственным сколько-нибудь значительным благородным домом, и хотя он был отделен от города шестью добрыми лье, в Вернонсе очень скоро распространился слух, что г-н де Вердло приютил у себя молоденькую родственницу, заботы о которой он должен был взять на себя после, смерти своего брата, г-на де Шомюзи. Чтобы эта новость облетела город, достаточно было истории с подвергнувшейся нападению каретой, да болтовни Аркнэна, на которую он не скупился во время своих посещений Вернонса для закупок провизии для замка. Разумеется, об этом далеко не последним проведал г-н де ла Миньер, который был ухом Вернонса и человеком наилучше осведомленным обо всем, что происходило на тридцать лье в окружности, а также в каждом городском доме. Г-н де ла Миньер хвастался, что имеет самые точные сведения о всех и каждом, и собирает эти сведения для собственного удовольствия, а не так, как те сплетники, что разносят слухи из дома в дом, пуская их по ветру и доверяя первому встречному. Г-н де ла Миньер обладал, если можно так выразиться, эгоистическим любопытством, получая от него удовлетворение, которым не любил делиться ни с кем. Г-н де ла Миньер сочетал в себе темперамент газетчика с душевным складом духовника. Он был любопытен и скрытен в одинаковой степени. Эта склонность быть в курсе всего, притом для себя одного, доставляла ему много хлопот и много радостей, ибо, боясь, как бы что-нибудь из услышанного им не пропало, и желая сохранить все в неприкосновенности, оградить от искажений памяти, он запечатлевал свои сведения на бумаге, записывая в толстые тетради все, что ему случалось узнавать от кого-нибудь. Так как Вернонса было недостаточно для утоления его энергии, то он простирал ее на всю провинцию, создавая подробнейший архив ее. Он регистрировал рождения браки и смерти, разнообразнейшие достойные внимания события, доходившие до его ушей, как то: состояние здоровья и имущественное положение, цену на всевозможные предметы, размолвки и ссоры, примирения и любовные связи, словом, все то, из чего складывается наше существование. Г-н де ла Миньер подробно рассказывал также о самых интимнейших обстоятельствах своей собственной жизни и нельзя сказать, чтобы он заносил эти сведения в свои каждодневные записи менее охотно, чем всякие другие Г-ну де ла Миньер нравилось видеть, что он живет в них, но интерес, проявляемый им к самому себе, не мешал ему страстно наблюдать все, что только можно, из привычек и поведения других людей.
Г-н де ла Миньер уже давно приехал бы в Эспиньоли посмотреть, как обстояло там дело с г-ном де Вердло и его молоденькой родственницей, если бы его не приковывал к постели острый приступ подагры. В момент, когда г-н де Шазо вступил в Вернонс со своими драгунами после стычки у кареты, г-н де ла Миньер уже чувствовал начало своей болезни, так что, не будучи в состоянии посетить г-на де Шазо и разузнать от него подробности дела, он пригласил молодого офицера к своему столу, чтобы лично расспросить его обо всем. Г-н де Шазо удовлетворил его любопытство, прибавив, что карета везла в Эспиньоли очень хорошенькую, но не слишком любезную особу. Однако пиршества и возлияния в честь г-на де Шазо не содействовали облегчению подагры г-на де ла Миньер, так что он принужден был прекратить свою разведку, довольствуясь только сведениями, распространяемыми в Вернонсе сьером Аркнэном. Но теперь, когда ему стало несколько легче, г-н де ла Миньер твердо решил продолжать свое дело и отправиться в Эспиньоли, чтобы удостовериться собственными глазами в том, что там происходит.
С этим намерением он велел как-то утром заложить лошадей в карету. Прекрасная погода обещала сделать дорогу приятной. Лошади были не плохи, и ход кареты достаточно покойный. Г-и де ла Миньер вытянул в ней поудобнее свою еще закутанную ногу. Эта небольшая поездка привела его в благодушное настроение, и по его востренькому и хитрому лицу, сплошь покрытому мелкими морщинками, разлилось выражение довольства. Г-ну де ла Миньер вскоре предстояло прибавить прекрасную страницу к своим записям. Он будет иметь возможность занести в свою памятную книгу разговоры на разные темы, которые произойдут у него с г-ном де Вердло. Г-н де ла Миньер знал из газет о поездке г-на де Морамбер ко двору владетельного герцога и очень рассчитывал услыхать от г-на де Вердло кое-какие анекдоты на этот счет, но еще более интересовало его то, как г-н де Вердло будет объяснять присутствие в Эспиньолях барышни де Фреваль, которая, в общем, появилась неизвестно откуда и делала там неизвестно что. Г-н де ла Миньер заранее предвкушал удовольствие увидеть эту особу, в которой он чуял нечто романтическое, и которую предполагал самым подробнейшим образом описать в своих знаменитых тетрадях. Г-н де ла Миньер претендовал на литературные способности и не пропускал случая вставить в свои дневные записи чей-нибудь ловко сделанный портрет. Портрет барышни де Фреваль будет занимать в них очень почетное место. Не каждый день случается встретиться с молодой девушкой, которая окружена ореолом тайны, и которой пришлось подвергнуться нападению разбойников. Без сомнения он услышит от нее занятнейший рассказ о пистолетной и мушкетной стрельбе. Что касается до него, то он сможет кое-что сообщить м-ль де Фреваль относительно главаря, напавших на нее разбойников. Он получил самые свежие известия о том, которые наверное заинтересуют ее.
После нападения на карету и стычки с драгунами г-на де Шазо, знаменитый атаман Столикий укрылся в одном из потайных мест, которые в случае надобности служили убежищем ему и его людям, и из которых до сих пор не удалось открыть ни одного, настолько искусно они были замаскированы. Но это исчезновение было лишь временным, и месяц тому назад шайка вновь подала весть о себе необычайно дерзкой выходкой: она потребовала выкупа со всех состоятельных обывателей города Сен-Рарэ. Переменив обычный театр своих действий и получив значительные подкрепления, шайка напала на Сен-Рарэ в глубокую полночь. Каждый из нотаблей получил неприятный визит тщательно замаскированных сборщиков. Под угрозой пистолетов, приставленных к груди, пришлось вытаскивать из сундуков деньги и драгоценности. Все это было совершено в изумительном порядке и с необычайной быстротой. Закончив этот ночной сбор дани, разбойники исчезли.
К несчастью для них, успешное похождение в Сан-Рарэ разбудило у них аппетит. И вот они снова попытались было проникнуть туда через предместье Гранжнев, но натолкнулись на очень сильный отряд драгун и пехоты, о нахождении которых там, как это ни странно, они не знали. При первых выстрелах атаман Столикий был тяжело ранен. Его людям удалось унести его, что было сопряжено с немалыми затруднениями. Все же атаман был в силах добраться до одного из своих убежищ, откуда он выйдет нескоро. Дело в предместье Гранжнев на время положило конец его похождениям, стяжавшим ему громкую репутацию отваги и ловкости.
Что касается укромных мест служивших пристанищем этим разбойникам, то г-н де ла Миньер знал от г-на де Шазо, что власти до сих пор оставались в полнейшем неведении относительно того, где они расположены. Самые тщательные поиски не могли обнаружить местонахождения их главной квартиры, откуда они снабжались провиантом, одеждой и оружием, и где по всей вероятности была спрятана их казна. Никто не знал, чтобы где-нибудь в окрестностях были гроты, подземелья, тайники или развалины, жилища сов, являющиеся обыкновенно приютом фальшивомонетчиков, контрабандистов и других преступников. Область между Бурвуазэном и Сен-Рарэ, где по всеобщему мнению находился главный опорный пункт шайки, как будто совсем не заключала в себе никаких тайн и была заселена очень почтенными дворянами. Нельзя было вообразить будто существовали преступные сношения между помещиками и охотниками за чужими кошельками, и все же тут были странности, на которые рано или поздно должен будет пролиться свет. Зато удалось добыть кое-какие данные относительно знаменитого атамана Столикого – данные, правда, еще весьма сбивчивые, но содержащие все же элементы истины. Говорили, будто он человек благородного происхождения, даже, может быть, дворянин. Утверждали, будто он служил и покинул полк вследствие одной дуэли. Возвратившись во Францию под вымышленной фамилией, он стал посещать игорные дома и девиц, в частности одну актрису по фамилии Бергати, которую он содержал тогда совместно с другим таким же как и он дворянином. Выйдя из главного госпиталя, куда привело ее распутство, красотка продолжала поддерживать сношения с тем из своих покровителей, что стал теперь атаманом Столиким, причем на нее возложена была обязанность сбывать награбленное. Атаман познакомился с этой Бергати в то время, когда выступал в качестве комедианта в той же труппе, что и она; там он научился искусству гримироваться, которое и объясняет его прозвище. Был он мужчина статный и видный, довольно красивый, с безукоризненными манерами, что не мешало ему, когда нужно было, поступать как самому жестокому из разбойников, впрочем, всегда самоотверженно и, при случае, самым отчаянным образом бравируя опасностью; доказательства своей отваги и коварства он давал не раз. Продолжая разговаривать так с самим собою, г-н де ла Миньер подъезжал к Эспиньолям, и, по мере приближения к ним, его любопытство возрастало. К нему примешивалась также капелька тщеславия и крошечка похотливости. Несмотря на свой возраст, г-н де ла Миньер не отказывался от мысли нравиться, и перспектива оказаться в присутствии хорошенькой девушки необычайно веселила его. Г-н де ла Миньер любил поухаживать, нисколько, впрочем, не обольщая себя надеждой, что его полюбят ради него самого, ибо это случается очень редко, и не следует слишком рассчитывать на это. Таким образом он был достаточно благоразумен и не предавался чрезмерно волокитству. К тому же, чувство не является необходимым условием наслаждения: юным телом возможно наслаждаться и при полной безучастности сердца. На этот счет у г-на де ла Миньер не было недостатка в опыте, подтверждавшем такой его взгляд на вещи. Достаточное количество девушек и женщин прошло через его руки. Есть средство сделать себя приятным им; для этого стоит только в надлежащий момент, не колеблясь, выказать щедрость. Не имея подобных намерений по отношению к м-ль де Фре-валь, г-н де ла Миньер радовался предстоящей возможности увидеть новое и хорошенькое лицо, о котором столько наговорил ему г-н де Шазо. Он чувствовал себя очень расположенным составить о нем мнение на основании личного опыта и даже поухаживать за м-ль де Фреваль, если это покажется ему удобным. Эта девочка вряд ли получает много удовольствий в Эспиньолях в обществе такой старой клячи, как г-н де Вердло, не принадлежащего к числу тех людей, которых долгая привычка к любви сделала искусными по части разговора с женщинами и уменья входить в их маленькие заботы и суетные интересы. Такой человек как Вердло вряд ли знает о том, какое удовольствие сравнительно легко можно доставить им, заводя с ними разговоры о них самих, делая им комплименты и преподнося маленькие подарки. Между тем г-н де ла Миньер считал себя отличным знатоком этого тонкого искусства. Почему бы этой Фреваль не оказаться чувствительной к его предупредительности и любезностям? У девушек столько странностей, что от них можно ожидать самых непредвиденных капризов. Кто знает движения их сердца? Разве не было среди них таких, что влюблялись в первого встречного, безрассудно жертвуя ради него и честью и безопасностью, и разве нет, с другой стороны, столь же безрассудно сопротивляющихся самым соблазнительным предложениям? Г-н де ла Миньер знал изрядное количество анекдотов на эту тему, и, так как в нем сидел чертик, то он не считал невероятным, что будет объектом какого-нибудь странного и лестного приключения, которое придет к нему с этой стороны. Вот почему, когда карета въехала во двор эспиньольской усадьбы, он старательно оправил свой парик и положил в рот ароматическую лепешку, чтобы сделать благоуханным свое дыхание. Как ни галантно был настроен г-н де ла Миньер, он испытал однако, сходя с кареты, некоторое затруднение по причине закутанной ноги, и был поэтому доволен, что м-ль Фреваль не присутствовала при этом зрелище. Г-н Аркнэн, выбежавший навстречу, как только раздался стук лошадиных копыт, помог приезжему справиться с его затруднениями, в то время как г-н де Вердло рассыпался в учтивых поклонах и приветственных словах. Поцеловавшись, г-да де Вердло и де ла Миньер направились к замку.
