новая нотка. Для Джоанны он по-прежнему оставался великим писателем, перед талантом которого она преклонялась. А он видел в ней не только начинающую писательницу, но и привлекательную женщину, чья молодость и обаяние волновали его. При этом он никогда не забывал о разнице в возрасте — ему было 53 года, а Джоанне — 21. Их отношения складывались очень непросто и причиняли Фолкнеру и радость, и страдания.
Лето Джоанна провела в Мемфисе, и они часто встречались. В один из его приездов в Мемфис Джоанна сказала ему, что хочет уехать куда-нибудь — в Колорадо или в Нью-Йорк, — чтобы оказаться среди новых людей. Вернувшись домой, он написал ей письмо, исполненное горечи. Если их последняя встреча была прощальной, писал он, то пусть так и будет, «разве я не говорил тебе когда-то, что между печалью и ничем я избираю печаль». В октябре он писал ей в Нью-Йорк: «Я знал, что потеряю тебя, но не думал, что это произойдет так».
В ноябре он уехал в Принстон, чтобы в тишине работать там над новой книгой. Джоанна приезжала туда к нему, он иногда навещал ее в Нью-Йорке. Однажды она сказала ему, как много значат для нее его письма. «Это естественно, что тебе нравятся мои письма, — ответил он. — Кому не понравилось бы читать письма Фолкнера к женщине, которую он любит и желает? Я сам думаю, что некоторые из них представляют собой неплохую литературу. Если бы я был женщиной и кто-нибудь писал мне такие письма, я бы знал, что мне делать».
Легко заметить, что Фолкнер знал себе цену как писателю.
В сентябре 1951 года вышел в свет «Реквием по монахине». Критики встретили эту двадцатую по счету книгу Фолкнера по-разному. Харви Брейт, например, в «Атлантик монели» утверждал, что продолжение истории Темпл Дрейк свидетельствует, что «в американской литературе, исключая Мелвилла и Джеймса, Фолкнер является величайшим стилистом».
Хал Смит отозвался положительно о книге, но отметил ее слабую сторону — если бы это был роман в чистом виде, то можно не сомневаться, что роман был бы превосходен, что же касается его нынешней драматургической формы, то ее достоинства вызывают сомнения.
Перипетии его любовных отношений с Джоанной встряхнули Фолкнера, заставили искать разрядки в работе. Он писал Джоанне: «Вчера утром я чувствовал себя таким удрученным, что мне надо было чем-то заняться, и я неожиданно вытащил рукопись большой книги и начал работать».
Речь шла о самом необычном из всех фолкнеровских романов — «Притче». История этого романа уходит в годы Второй мировой войны. Фолкнер работал тогда в Голливуде, а режиссер Генри Хатауэй задумал создать фильм о Первой мировой войне, использовав для него легенду о солдате, похороненном в Париже в могиле Неизвестного солдата, но никак не мог найти сценариста. Один из них, отказываясь дальше работать с Хатауэем над этим сценарием, бросил очень многозначительную фразу: «Единственное, что может удовлетворить вас, это если ваш неизвестный солдат окажется Иисусом Христом».
Фолкнера эта идея захватила, и он с увлечением взялся за работу. Он писал своему другу Оберу, что занят новой книгой. «Это притча, — писал он, — обвинительный акт против войны, и по этой причине сейчас эту вещь нельзя будет опубликовать».
Теперь, летом 1952 года, Фолкнер всерьез взялся за роман «Притча». Работа шла неровно. В июне он писал Джоанне: «У меня ничего не получалось почти два дня, и я чувствовал себя несчастным, однако упорно продолжал работать, все получилось плохо, каждую ночь я уничтожал то, что написал за день, и все-таки утром начинал заново, это были очень плохие две недели».
Постепенно кризис преодолевался. Через некоторое время он сообщает Джоанне: «Сегодня закончил главу. Она получилась». А потом пришло то радостное, непередаваемое чувство удачи, ради которого, как считал Фолкнер, только и стоило жить. В эти дни он писал Джоанне: «Вот ответ, вот оправдание для всего, единственная возможность на этой земле сказать «нет» смерти, самая лучшая, самая мощная, самая прекрасная и самая постоянная: сделать что-то».
Новый роман «Притча» Фолкнер оценивал очень высоко. Об этом свидетельствуют такие слова в письме его приятельнице Элси Джонсон: «Я сейчас заканчиваю книгу, которая, если с годами моя способность критически мыслить не совсем оставила меня, является, быть может, лучшей в моей жизни и, возможно, вообще нашего времени».
Когда Фолкнер закончил работу над «Притчей», он написал внизу последней страницы: «Декабрь, 1944-й, Оксфорд. Ноябрь, 1953-й, Нью-Йорк, Принстон». Таким образом, на работу над этим романом у Фолкнера ушло девять лет. Спустя несколько лет после выхода книги в беседе в японском университете Нагано Фолкнер пытался объяснить, почему так трудно писался именно этот роман. «Роман сам избирает свою форму, — говорил Фолкнер. — Иногда роман знает с самого начала, как он хочет, чтобы я написал его, и я писал книги за шесть недель. Над этим романом я работал девять лет, потому что не знал, как он сам хочет быть написан. Я пробовал, получалось плохо, опять пытался, и опять это было неправильно, пока я не понял, что сделал максимум того, что могу, и лучше оставить этот роман и писать другой».
Роман «Притча» занимает совершенно особое, можно сказать, исключительное место в творчестве Фолкнера. Первое его отличие — внешнее — в том, что это единственный роман Фолкнера, в котором действие разворачивается не в Америке, а в Европе. Второе же и главное отличие заключается в том, что это роман не реалистический, он не уходит своими корнями в землю американского Юга, в его историю, в нем нет щедрых картин местного быта, нравов, отличающих большинство романов Фолкнера. В «Притче» нет живых человеческих характеров, а есть расставленные по шахматной доске фигуры, выполняющие каждая свою, строго определенную роль. Фолкнер не дал героям этого романа даже имен — он называет их командиром корпуса, командующим, майором, сержантом и так далее.
«Притча» — роман не характеров, а идей, роман умозрительный, философский. Фолкнер совершенно сознательно назвал свой роман притчей, что подразумевает моральное нравоучение, облеченное в иносказательную форму. В этот роман, над которым он так долго и мучительно работал, Фолкнер постарался вложить многие свои философские и нравственные раздумья о человеке, о современном обществе.
Как бы подчеркивая условный, умозрительный характер романа, Фолкнер умышленно построил его на прямых параллелях с евангельской легендой о Христе. На этот прием его, надо полагать, натолкнул памятный разговор в Голливуде о том, что, если бы Христос вернулся на землю, его бы распяли вновь и не он ли лежит в могиле Неизвестного солдата.
Задачи, которые ставил перед собой Фолкнер в этом произведении, и избранную им
