у него возникло желание отомкнуть ржавую железную дверь склепа, встроенного в склон холма, – склепа, чисто вымытого дождем, поросшего поздними немощными водянисто-голубыми цветами, может быть, выросшими из чьих-то мертвых глаз, липкими на ощупь, издающими запах гнили.
Эмори захотелось почувствовать, что значит «Уильям Дэйфилд, 1864».
Он подумал, почему это могилы наводят людей на мысль о тщете жизни. Сам он не видел ничего безнадежного в том, что какое-то время прожил на свете. Все эти поверженные колонны, сцепленные руки, голубки и ангелы дышали романтикой прошлого. Он подумал, что было бы приятно, если бы через сто лет кто-то молодой стал гадать, какие у него были глаза, карие или синие, и от души понадеялся, что его могила будет производить впечатление очень, очень давнишней. Странным показалось, почему из длинного ряда надгробий солдатам Гражданской войны только два или три вызвали у него мысль об умершей любви и умерших любовниках, хотя они были точь-в-точь такие же, как и остальные, во всем, вплоть до облепившего их желтоватого мха.
Далеко за полночь он различил впереди башни и шпили Принстона, кое-где – освещенные окна и вдруг, из прозрачного мрака – колокольный звон. Звон этот длился, как бесконечное сновидение; дух прошлого, благословляющий новое поколение, избранную молодежь из мира, полного пороков и заблуждений, которую все еще вскармливают на ошибках и полузабытых мечтах давно умерших государственных мужей и поэтов. Новое поколение, день за днем, ночь за ночью, как в полусне выкрикивающее старые лозунги, приобщаемое к старым символам веры; обреченное рано или поздно по зову любви и честолюбия окунуться в грязную серую сутолоку; новое поколение, еще больше, чем предыдущее, зараженное страхом перед бедностью и поклонением успеху, обнаружившее, что все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера подорвана…
Жалея их, Эмори не жалел себя. Он чувствовал, что какое бы поприще ни ждало его – искусство, политика, религия, – теперь он в безопасности, свободен от всяческой истерии, способен принять то, что приемлемо, скитаться, расти, бунтовать, крепко спать по ночам…
Он не носил в сердце Бога; во взглядах его все еще царил хаос; по-прежнему были при нем и боль воспоминаний, и сожаление об ушедшей юности, и все же воды разочарований не начисто оголили его душу – осталось чувство ответственности и любовь к жизни, где-то слабо шевелились старые честолюбивые замыслы и несбывшиеся надежды. Но – ах, Розалинда, Розалинда!
– Все это в лучшем случае слабое возмещение, – произнес он печально.
И он не мог бы сказать, почему бороться стоит, почему он твердо решил без остатка тратить себя и наследие тех выдающихся людей, которых встретил на своем пути.
Он простер руки к сияющему хрустальному небу.
– Я знаю себя, – воскликнул он, – но и только!
«Крейсер “Пинафор”» – комическая опера английского композитора Артура Салливана (1842–1900). – Здесь и далее примеч. пер.
Билфизм – одно из оккультных течений, популярных в начале ХХ века.
Фамилия героя Пэтч переводится как «заплата».
Болван (англ.).
Ганимед – прекрасный троянский юноша, которого похитил Зевс и сделал виночерпием на Олимпе.
С любовью (лат.).
Презираю невежественную толпу (лат.).
«Галантные праздники» (фр.).
Все стихи с английского языка в этом романе переведены В. Роговым.
«Безжалостная краса» (фр.) – стихотворение Китса.
Шимми – бальный танец, особо популярный в 1920-х годах. Название связано с характерным движением танцоров – они будто пытаются стряхнуть с плеч рубашки.
Лови мгновение (лат.).
Не мешай жить по-своему (фр.).
«Лунный свет» (фр.) – стихотворение Верлена.
Очень (фр.).
Издалека
Льется тоска
Скрипки осенней —
И, не дыша,
Стынет душа
В оцепененье (фр.).
Час прозвенит —
И леденит
Отзвук угрозы,
А помяну
В сердце весну —
Катятся слезы (фр.).
Представлено стихотворение П. Верлена «Осенняя песня» в переводе А. Гелескула.
Закон Манна – федеральный закон США, по которому запрещалось укрывать проституток-иммигранток, а женщины, преследовавшие «аморальные цели», не имели права пересекать границы штатов.
Сила жизни (лат.).
«Вечный покой» (лат.).
