На почетном месте по правую сторону камина сидела старая леди в полинялом шелковом платье и высоком чепце: это была достопочтенная родительница мистера Уардля. По стенам и на столике около нее расположены были разные драгоценные вещицы, полученные ею в различные периоды ее жизни от своих домашних, во-первых, в доказательство того, что они помнят день ее рождения, а потом, как видимые знаки того, что они еще не дожили до ее кончины. Тетушка и две молодые девицы, стараясь наперебой угодить почтенной леди, окружили ее кресло со всех сторон: одна приставляла к ее уху слуховой рожок, другая давала ей нюхать пузырек с духами, третья усердно взбивала подушку за ее спиной. На противоположной стороне восседал лысый старичок с добрым и веселым лицом, пастор из Дингли-Делля, а подле него расположилась его цветущая половина, пожилая леди с красными щеками, мастерица готовить ликер и наливки для домашнего обихода. В одном углу краснощекий мужчина средних лет разговаривал с толстым старичком, беспрестанно делая пояснительные и дополнительные жесты. Все другие члены джентльменской гостиной — несколько пар стариков и старушек — сидели неподвижно на своих стульях и внимательно осматривали приезжих гостей.
— Мистер Пикквик, матушка! — закричал громким голосом мистер Уардль, рекомендуя старой леди президента.
— А! — сказала старая леди, тряхнув головой. — Не слышу.
— Мистер Пикквик, бабушка! — закричали в один голос обе молодые девицы.
— А! — воскликнула старая леди. — Вздор говорите вы, дети. Какая ему нужда до такой старухи, как я.
— Уверяю вас, сударыня, — возгласил мистер Пикквик с таким отчаянным напряжением, что малиновая краска выступила на его лице, — уверяю вас, мне чрезвычайно приятно видеть такую почтенную леди во главе прекрасного семейства, тем более что вы, сударыня, несмотря на преклонные лета, еще процветаете и телом, и душой.
— А-а-а! — откликнулась старая леди после минутной паузы. — Все это, может быть, недурно, только я ничего не слышу. Что вы говорите, мой батюшка?
Мистер Пикквик принужден был еще раз надсадить свою грудь для повторения комплимента.
— Ну, все вздор, я так и думала, — отвечала старая леди.
— Бабушка теперь не в духе, — сказала мисс Изабелла Уардль, — извините ее, мистер Пикквик.
— Помилуйте, это очень естественно в ее положении.
Затем завязался общий разговор, в котором приняли участие все наши друзья.
— Прекрасное местоположение! — воскликнул мистер Пикквик.
— Прекрасное! — подтвердили в один голос Топман, Снодграс и Винкель.
— Да, я согласен с вами, — сказал мистер Уардль.
— По моему мнению, джентльмены, нет красивее местоположения во всем Кентском графстве, — сказал задорный краснощекий мужчина средних лет, — я именно так рассуждаю, нет красивее Дингли-Делля, это даже очевидно.
И затем он бросил вокруг себя торжествующий взгляд, как будто ему удалось одержать победу над тысячами противоречащих мнений.
— Да, господа, нет красивее местности в целом графстве, я именно так рассуждаю, — повторил он с особенной энергией.
— Кроме, может быть, Муллинских лугов, — заметил толстый старичок.
— Муллинских лугов! — воскликнул задорный джентльмен с глубоким презрением.
— Ну да, Муллинских лугов, — повторил толстый старичок.
— Местечко живописное, я с вами согласен, — сказал другой толстяк.
— Конечно, конечно, — подтвердил третий толстяк-джентльмен.
— Это всем известно, — сказал сам хозяин.
Задорный краснощекий джентльмен с сомнением покачал головой, но не решился, однако ж, предложить дальнейших возражений.
— О чем они толкуют? — спросила старая леди одну из своих внучек, так, однако ж, что громкий ее голос раздался по всей гостиной. Разделяя почти общую участь глухих особ, старушка никогда не подозревала, что ее могут слышать, когда она говорит про себя.
— О хуторе, бабушка.
— Что ж? Разве случилось что-нибудь?
— Нет, нет. Мистер Миллер утверждает, что наш хутор лучше Муллинских лугов.
— A ему-то почем знать? — перебила старая леди тоном сильнейшего негодования. — Миллер — известный фанфарон: можешь это сказать ему от моего имени.
И, высказав это суждение, старая леди, уверенная, что никто в мире не слышал ее шепота, грозно повернулась на своих креслах, желая как будто наказать провинившегося хвастуна.
— Ну, господа, кажется, мы теряем драгоценное время, — сказал хлопотливый хозяин, видевший необходимость переменить разговор. — Что вы скажете насчет виста, мистер Пикквик?
— Я очень люблю вист, только из-за меня одного прошу не беспокоиться.
— О, здесь много охотников до виста, — сказал мистер Уардль. — Матушка, хотите ли играть в карты?
На этот раз старая леди ясно расслышала вопрос и отвечала утвердительно.
— Джо, Джо! — Куда он девался, пострел? — Ты здесь; ну, поставь ломберные столы.
Летаргический парень с привычной расторопностью выдвинул два ломберных стола: один для марьяжа, другой для виста. Вистовыми игроками были с одной стороны: мистер Пикквик и старая леди; с другой — мистер Миллер и толстый старичок. Остальные члены веселой компании предпочли марьяж.
Вист — изобретение англичан и любимая игра их — нашел на этот раз достойных представителей, посвятивших ему все силы своего рассудка. Молчание и торжественная важность яркими чертами изобразились на их лицах, когда открылся первый роббер. Напротив, игроки в марьяж за другим столом вели себя с такой буйной веселостью, что развлекли даже внимание мистера Миллера в одну из критических минут, когда надлежало сообразить вероятность двух лишних взяток. Он сделал в этом случае непростительное преступление, обратившее на него всю ярость толстого старика, тем более досадное, что старая леди умела мастерски воспользоваться промахом слабой стороны и совсем неожиданно приобрела три лишних взятки. Скоро, однако ж, судьба сжалилась над несчастным игроком.
— Вот оно как! — сказал мистер Миллер торжествующим тоном. — Леве все-таки за нами: сыграли мастерски. Другой взятки никто не взял бы на моем месте.
— Миллеру следовало козырять с бубен, не правда ли, сэр? — сказала старая леди.
— Да, сударыня, — подтвердил мистер Пикквик.
— Неужто? — спросил несчастный игрок, обращаясь к своему партнеру.
— Конечно, с бубен, это было очень ясно.
— Жаль, очень жаль.
— Что толку в этом? С вами всегда проиграешь.
Сдали еще игру.
— Наши онеры! — воскликнул мистер Пикквик! — Король, дама и валет.
— A у меня туз, — сказала торжествующе старая леди.
— Этакое счастье! — воскликнул мистер Миллер.
— Редкий случай! — подтвердил толстый джентльмен.
— Партия кончена, — заключил мистер Пикквик.
— Хотите еще роббер? — спросила старая леди.
— С большим удовольствием, — отвечал мистер Пикквик.
Перетасовали, сдали, уселись, и опять наступило торжественное молчание, изредка прерываемое замечаниями старой леди.
Но, к несчастью, судьба опять опрокинулась всей тяжестью на злополучного мистера Миллера. К невыразимому удовольствию старой леди, он сделал какой-то отчаянный промах, испортивший всю игру. Когда роббер кончился, толстый джентльмен, питавший справедливое негодование против своего партнера, забился в темный угол и оставался там совершенно безмолвным в продолжение одного часа и двадцати семи минут. Затем, махнув рукой, он вышел из своей засады и скрепя сердце предложил мистеру Пикквику понюшку табаку с видом человека, который в пользу ближнего может забывать всякие личные оскорбления. Слух старой леди значительно улучшился, и она весьма остроумно забавлялась над несчастным мистером Миллером, который, сознавая свои проступки и мучимый угрызением совести, готов был, казалось, провалиться сквозь землю. Один мистер Пикквик во всей этой партии вел себя истинно джентльменским образом, не обнаруживая ни в каком случае взволнованных чувств непристойной радости или неуместной печали.
Между тем игра на другом столе имела совершенно противоположный характер. Неизменными партнерами с одной стороны были: мисс Изабелла Уардль и мистер Трундель; с другой — Эмилия Уардль и мистер Снодграс; с третьей — мистер Топман и тетушка. Все остальные члены, пожилые леди и джентльмены, принимали также весьма деятельное участие в общем марьяже. Старик Уардль поминутно хохотал до упаду, и за ним — все старушки заливались самым единодушным смехом. Какими-то судьбами одной старой леди всегда приходилось платить за полдюжины карт, и при этом весь круглый стол надсаживался и дрожал от громкого смеха. Если старушка начинала сердиться, смех раздавался еще громче и дружнее и получал такую заразительную силу, что под конец она и сама хохотала громче всех. Стоило незамужней тетке выиграть марьяж — что случалось довольно часто — молодые девицы вновь принимались хохотать, причем мистер Топман тихонько пожимал из-под стола дебелую руку старой девы, и она принимала торжественно-лучезарный вид, показывая несомненными признаками, что марьяж для нее совсем не такая дикая мечта, как воображают некоторые легкомысленные особы: вострушки ловили на лету тайные мысли незамужней тетушки и опять начинали хохотать. Степеннее других вел себя мистер Снодграс, уже пылавший поэтическим жаром к своей прекрасной подруге. Беспрестанно нашептывал он ей остроумные изречения поэтического свойства, и это крайне забавляло одного кругленького старичка, сообщившего несколько дельных замечаний насчет таинственного сходства случайной партии за карточным столом и существенной партии в делах человеческой жизни: намек был ловкий и тонкий, заставивший покраснеть мисс Эмилию Уардль и хохотать от чистого сердца всех старых джентльменов и леди. Великосветские шутки и остроты мистера Винкеля, известные всему столичному миру, встретили дружное сочувствие и в этом скромном сельском кругу, и мистер Винкель был в самом зените почестей и славы. Добродушный пастор из Дингли-Делля был также очень весел и любезен, потому что видел вокруг себя счастливые лица, достойные наслаждаться скромными благами семейной жизни. Словом сказать, все веселились, шумели и резвились напропалую, потому что веселость у всех вообще и каждого порознь происходила от чистейшего сердца.
