В этот момент он должен был уладить два совершенно различных по важности дела. Одно касалось полученного во время смотра сообщения о том, что Елисейский дворец не безопасен для царя, так как в него заложена бомба. Тотчас отправили курьера к господину Талейрану[9], который любезно предложил свой дворец. Царь согласился, весьма довольный тем, что будет находиться в окружении тех, кто собирался вручить ему судьбу Франции. Затем он взглянул на другое сообщение: оно относилось к молодому князю Мурзакину, провинившемуся в предместье Сен-Мартен. «Пускай поселится где захочет, — сказал государь, — но остается там под арестом в течение трех дней». Вскочив на лошадь, император вместе со своим штабом вернулся на площадь Согласия, откуда пешком отправился к господину Талейрану. Его солдаты получили приказ располагаться на площадях. Жители, с которыми обходились так любезно, с удивлением и восхищением взирали на эти красивых, дисциплинированных военных, завладевших только городскими мостовыми и разместивших там свои походные кухни, ничего более не требуя. Парижский обыватель обрадовался и вообразил, что нашествие русских ему ничем не угрожает.
Что касается молодого штабного офицера, не допущенного во дворец, где собирался расположиться император, то он понял, что попал в крайнюю немилость, и искал ее причину, когда его дядя, адъютант государя граф Огоцкий, проходя мимо, тихо сказал:
— У тебя есть враги в окружении императора, но не бойся. Он знает и любит тебя. И чтобы уберечь тебя от них, государь велел тебе несколько дней не появляться при дворе. Дай мне знать, где остановишься.
— Я еще не знаю, — ответил молодой человек с фатальной покорностью судьбе, — все в руках Божьих!
Едва он произнес эти слова, как появился привлекательный всадник и вручил ему записку следующего содержания: «Маркиза де Тьевр с удовольствием напоминает, что по мужу она родня князю Мурзакину, и поручает мне пригласить Вас поселиться в особняке де Тьевров. Я присоединяюсь к ее настойчивой просьбе». Под запиской стояла подпись: «Маркиз де Тьевр». Мурзакин передал записку дяде. Тот с улыбкой вернул ее и пообещал навестить племянника, как только у него появится свободная минута. Сделав знак своему гайдуку, Мурзакин последовал за всадником, который быстро сопроводил их в особняк Тьевров в сен-жерменском предместье.
Красивый дом в стиле Людовика XIV, расположенный между двором и таинственным садом, был окружен высокими деревьями; его первый этаж возвышался над парадным подъездом; просторная прихожая, мягкие ковры, богато убранная столовая, очень уютный и с тонким вкусом меблированный салон — вот что мельком заметил Диомид Мурзакин, которого по русскому обычаю называли просто Диомидом, сыном Диомида, Диомидом Диомидовичем.
Маркиз де Тьевр вышел к нему навстречу с распростертыми объятиями. Это был непривлекательный человек лет пятидесяти, невысокий, худой, подвижный, с необыкновенно черными глазами и мертвенно-бледным лицом, в парике неправдоподобно черного цвета, в черной облегающей одежде, панталонах и черных чулках и в белоснежном жабо. В его неприметной особе поражал контраст белого и черного: настоящая сорока по оперению, трескотне и резвости.
Он говорил много, в самой любезной и предупредительной манере. Мурзакин знал французский язык довольно хорошо и говорил на нем свободнее, чем по-русски, поскольку родился в Малороссии, и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы исправить свой южный выговор. Однако он не мог понять многословную и торопливую речь своего нового хозяина и, улавливая лишь несколько слов из каждой фразы, отвечал ему несколько невпопад. Мурзакин понял только то, что маркиз старается выяснить степень их родства, называя и страшно коверкая имена и фамилии тех людей, которые во времена французской эмиграции завязали с ним отношения благодаря браку одной из родственниц госпожи де Тьевр.
Мурзакин не имел ни малейшего представления об этом союзе и только намеревался чистосердечно признаться в том, что считает это родство весьма отдаленным, как вошла маркиза и приветствовала его менее пространно, но так же любезно, как и ее муж. Маркиза была молода и красива; это быстро рассеяло сомнения русского князя. Он сделал вид, что полностью в курсе дела, и, ничуть не смущаясь, согласился называться кузеном, как желала того маркиза. Она также потребовала, чтобы и Мурзакин называл ее кузиной, что тот сделал не без лукавства. Таким образом их отношения установились в несколько минут.
Маркиз проводил Мурзакина в приготовленные для него роскошные апартаменты, где он нашел своего казака, разбиравшего чемодан в ожидании прибытия остального багажа, за которым уже послали. Кроме того, маркиз предоставил в распоряжение Мурзакина преданного слугу: тот, немало путешествуя, запомнил несколько немецких слов и поэтом вообразил, что они с казаком поймут друг друга. От этого наивного заблуждения ему пришлось вскоре отказаться. Полагая, что Мурзакин — влиятельный князь, старый слуга стоял позади него, ловя взглядом каждое его движение и стараясь угадать, чем он может услужить и угодить высокому гостю.
По правде говоря, Диомид-варвар очень нуждался в помощи слуги, чтобы понять назначение предметов роскоши и туалета, предоставленных в его распоряжение. Он открыл множество флаконов, недоверчиво отодвигая подальше духи с тонким запахом и пытаясь найти обычный одеколон, который, по его мнению, был признаком хорошего тона. Мурзакин избегал отменно свежих и ароматных кремов и мазей: они казались ему испорченными, поскольку он привык к залежалым запасам своего походного багажа. Наконец, удовлетворившись щеткой и стряхнув пыль с волос и великолепного мундира, Мурзакин вернулся в гостиную. Заметив, что слуга-француз по-прежнему следует за ним, он вспомнил, что хотел просить его об одолжении. Мурзакин начал с того, что спросил его имя, и тот попросту ответил:
— Мартен.
— Ну хорошо! Мартен, окажите мне любезность, пошлите человека в предместье Сен-Мартен, номер… впрочем, я не знаю; это небольшое кафе, где можно курить… в витрине выставлены бильярдные кии; если едешь по предместью, оно расположено к бульвару ближе других.
— Мы найдем его, — с важным видом сказал Мартен.
— Да, его нужно найти, — повторил князь. — Кроме того, необходимо справиться об одной особе. Имени ее я не знаю: это молодая девушка лет шестнадцати или семнадцати, одетая в белое с голубым, довольно хорошенькая. — Мартен не сдержал улыбки, значение которой Мурзакин тотчас понял. — Это не каприз. Моя лошадь случайно задела эту девушку, и ее отнесли в кафе. Я хочу узнать, не ранена ли она, и принести ей свои извинения или же оказать помощь, если она в ней нуждается.
Князь произнес это самым решительным тоном. Придав лицу серьезное выражение, Мартен отправился исполнять поручение.
Господин де Тьевр, поначалу обласканный Империей, вернувшей ему имущество эмигрировавших членов его семьи, под конец стал одним из самых недовольных. Жадный до званий и должностей, он хлопотал о выгодном месте, но так и не получил его, поскольку стремительно развивавшиеся катастрофические события не способствовали этому. Посвященный в замыслы роялистов восстановить королевскую власть, он с готовностью поддержал их и был одним из тех, кто оказал союзникам уже описанный нами прием.
Своей жене де Тьевр был обязан счастливой мыслью предложить свой дом первому мало-мальски влиятельному русскому, которого удалось заполучить. Маркиза, гуляя по Елисейским полям, наблюдала парад. Ее поразила великолепная выправка и красивая внешность Мурзакина. Маркиза узнала его имя, и оно оказалось известно ей; у нее действительно была в России замужняя родственница по фамилии Мурзакина, иногда писавшая ей. Она вполне могла оказаться родней молодого князя. Поскольку Мурзакин носил княжеский титул, не было ничего предосудительного в том, чтобы открыто объявить о родстве с ним; к тому же он считался одним из самых красивых мужчин в армии, и предоставить ему гостеприимство было приятно.
Двадцатидвухлетняя маркиза была светлой блондинкой, немного полной для приталенных платьев, сшитых по тогдашней моде, но довольно высокой, чтобы сохранять подлинное изящество форм и движений. Она не выносила своего невысокого мужа, однако прекрасно ладила с ним, извлекая из любой ситуации наибольшую выгоду для себя. Ветреная и очень легкомысленная, маркиза соединяла в себе честолюбие, алчность и полнейшую пустоту. Речь не шла о ловких интригах, имеющих целью обеспечить состояние детям, ибо их она не имела, а о старости не хотела и думать. Маркиза желала приятно проводить время, жить на широкую ногу, свободно делать долги, наконец, занять место при каком-нибудь дворе и тем самым обрести возможное выставить напоказ роскошь нарядов и вознести свою красоту на пьедестал.
