Поэт Финляндии скончался в доме своего друга, журналиста Стена, у которого он прожил последние несколько месяцев.
Сказка «Косолапый», наделенная подзаголовком «Рождественская история для старых и малых», — одна из трех аллегорических сказок, изданных с 1914-ш по 1918 год и объединенных впоследствии в цикл «Истории о животных». Как и две остальные сказки («Черныш» и «Окунь и золотые рыбки»), эта трагическая история артиста явно автобиографична, что было замечено и отмечено современниками Лейно.
Задача настоящего сборника — дать некую панораму творчества Эйно Лейно, поэтому в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения. Стихотворения приводятся на двух языках, проза помещена только в переводе — иначе объем текста превысил бы рамки однотомного сборника. Выбор текстов диктовался и личным вкусом переводчика, и намерением показать разные аспекты творчества поэта. Работа над переводами осуществлялась в течение нескольких лет. На этом пути использовались разные приемы: в большинстве стихотворений переводчик стремился сохранить как можно больше особенностей оригинала, но в ряде случаев приходилось отступать от стихотворной структуры Лейно. Например, стихотворение «Мир сновидений» переведено в сокращении и свободным стихом, тогда как в оригинале оно гораздо длиннее и там довольно сложная система рифмовки. Перевод этот был в свое время сделан как подстрочник к песне на текст Лейно для совместной с финскими артистами двуязычной музыкально-поэтической композиции. Несколько выступлений с этой программой успешно прошли в городах России и Финляндии — в Петербурге, Выборге, Мурманске, Петрозаводске, Хельсинки и Йоенсуу.
Теплый прием аудитории, а также интерес к финской культуре и языку, все возрастающий в северных регионах России, и подал мне идею составить и издать сборник переводов произведений Эйно Лейно. Этот проект стал возможным благодаря финансовой поддержке Культурного фонда Финляндии, и мне хочется выразить фонду свою глубокую признательность. Я благодарю всех, кто помогал мне в этом увлекательном и трудном путешествии в мир финской поэзии, в мир Эйно Лейно.
Runoja
Из сборника «Мартовские песни» / Maäliskuun lauluja
(1896)
Я иду тропинкой лесною
и счастье в душе таю,
и радость в груди моей бьется,
и я все пою да пою.
В роще, там, под горою,
что-то давеча было со мной —
нежное и чудное —
в зеленой тени лесной.
Это я лишь, парнишка, знаю,
да еще кто-то знает секрет,
да влюбленная в рощу кукушка,
да черемухи кипенный цвет.
Mä metsän polkua kuljen
kesä-illalla aatteissain
ja riemusta rintani paisuu
ja ma laulelen, laulelen vain.
Tuoir lehdossa vaaran alia
oli kummia äskettäin,
niin vienoa, ihmeellistä
all’ lehvien vehreäin.
Minä miekkonen vain sen tiedän,
minä vain sekä muuan muu
ja lehdon lempivä kerttu
ja tuoksuva tuomipuu.
Весь лес переполнен песнею,
на каждой веточке любятся,
овсянки и зяблики в радости
рассказывают о весне своей.
Они одного лишь дерева
страшатся, остерегаются —
под ним сижу несчастливый я,
в печали своей вздыхаючи.
Koko metsä on laulua täynnä,
joka lehvällä lemmitään,
ja riemuten sirkut ja peipot
ne kertovat keväästään.
Mut yhtä puuta ne linnut
vaan karttavat kammoten;
sen alla ma onneton istun
ja huoltani huokailen.
Отравлялся паренек
в город торопливо,
лодку легкую поток
вынес из залива.
Белый парус лодку мчал,
дул попутный ветер…
Где ж ты, парень, загулял?
Уж глубокий вечер!
Не беда, что запоздал, —
я души-голубы
у причала целовал
медовые губы!
Poika nuori kaupunkihin
läksi myötätuulta,
purtta pientä viima vinha
saatti salmen suulta.
Alkumatkan aavan seljän
kulki joutuisasti.
Vasta illan tullen pääsi
kaupunkihin asti.
Missä viipyi poika nuori
vaikk’ on myötätuuli? —
Rannalla on kullan koti,
siellä simahuuli.
Из сборниа «Легенда о великом дубе» / Tarina suuresta tammesta
(1896)
Страна у нас — что башня городская,
где главные часы остановились,
и горожане, времени не зная,
с вопросами к соседям устремились.
Но у одних часы бегут вперед,
а у других будильник отстает, —
все шиворот-навыворот идет,
когда хозяин время не блюдет.
О, если бы нашелря хоть один
в том городе мужчина, господин!
По праву сильного, по произволу
на башню бы взошел, часы завел он
и, крикнув с высоты: «Вот время вам!» —
минуты и часы назначил сам.
Поскольку стрелки трудновато сверить,
народу бы пришлось ему поверить.
Герой такой — спасенье для страны:
пускай секунды не совсем верны,
узнало бы растерянное племя
на время хоть какое-нибудь время.
Но ждут его уже который год…
Часы на башне спят, и спит народ:
все шиворот-навыворот идет,
когда хозяин время не блюдет.
Täa kansa on kuin kaupunki,
min tomin kello seisovi,
ja aikaa kysymähän niin
nyt kaikki juoksee naapuriin.
Mut toisen kello edistää
ja toisen jälkeen iban jää
ja kaikki toimet nurin käy,
kun ajan johtajaa ei näy.
Jos tääll' ois mies, jos yksikin,
niin itse nousis tomihin
ja voiman oikeudella han
sen kellon vetäis käymähän.
Ja huutais: «Näin on aika maanl» —
ja ornan päänsä mukaan vaan
hän ajan kellon asettais —
ja kaikki uskoa sen sais!
Ja vaikk’ ei ois se tullutkaan
niin sekunnilleen oikeaan,
ois pälkähästä päästy pois
ja jokin aika saatu ois.
Mut mies se viipyy, viipyy vaan
ja yhä seisoo kello maan
ja kaikki toimet nurin käy,
kun ajan johtajaa ei näy.
Из сборника «Ночная пряха» / Yökehrääjä
(1897)
ОНА СЛОВНО ИДЁТ ПО ЦВЕТАМ
Ступает — словно вдет по цветам,
парит, будто музыки крылья,
склонила так гибко стройный стан,
когда молча мимо скользил я.
И доколе достанет мне сил, чтобы петь
и звенеть в этом мире струнами,
ей по синим волнам моих песен лететь,
над синими плыть цветами!
HÄN KULKEVI KUIN YLI KUKKIEN
Hän kulkevi kuin yli kukkien,
hän käy kuni sävelten siivin,
niin noijana notkuvi varsi sen,
kun vastaban vaiti ma hiivin.
Ja kunis mun voimani kukoistaa
ja soi minun soittoni täällä,
sinis laulujen laineilla käydä hän saa
ja kulkea kukkien päällä!
Кораблики дети пускают,
и в селах звенит хоровод,
купальница в рощах цветет,
щебечет весна, не смолкая.
Южный ветер ласкает
юную в поле рожь —
чего же ты, девочка, ждешь?
Другие уж свадьбу играют!
Jo Iapset laivoja veistää,
jo karkelot kyliltä soi,
kevät laulaen lehtoja astuu
ja kumpuja kullervoi.
Suvituuli jo Suomehen saapui,
puki nuoriksi nunnet ja puut —
Oi, joutuos impeni nuori,
jo häitänsä viettävi muut!
Зыбку качаю вечером поздно,
зыбку из ветхой дуги.
Спи-задремли, наглядевшись на звезды,
шума наслушавшись елей морозных,
под песню мою и пурги,
в зыбке из ветхой дуги!
Ясли щелясты, в прорехах попона,
инеем стены блестят.
Мамина ласка, нежность бессонная,
светлое грейте дитя!
Все твою маму и гонят, и судят —
ей ни ночлега, ни хлеба не будет.
Крут каменистый просящего путь!
Твой — будет легче хоть чуть?
Ясли щелясты, в прорехах попона,
смертно холодная ночь.
Вот мой сиротка, судьбина студеная,
сдуй, унеси его прочь!
Спи-засыпай, луговой мой птенчик,
баюшки-баю-баю.
Спи в пуховой перине метели
на милосердной белой постели —
знать, ледяной приготовила венчик
Смерть на головку твою?