Когда Ксюшка скрылась, стараясь не хлопнуть дверью, в квартире, в темноте на площадке вспыхнула спичка у белого номерка — «24». Бравый уже не прилипал и не позевывал.
— Двадцать четыре, — сосредоточенно сказал он самому себе и, бодрый и оживленный, стрелой понесся вниз через все шесть этажей.
V
В дымной тьме Сократ, сменивший Наполеона, творил чудеса. Он плясал, как сумасшедший, предрекая большевикам близкую гибель. Потная Софья Ильинична, не переставая, читала азбуку. Руки онемели у всех, кроме Ксаверия Антоновича. Мутные, беловатые силуэты мелькали во мгле. Когда же нервы напряглись до предела, стол с сидящим в нем мудрым греком колыхнулся и поплыл вверх.
— Ах!.. Довольно!.. Я боюсь!.. Нет! Пусть! Милый! Дух! Выше!.. Никто не трогает ногами?.. Да нет же!.. Тсс!.. Дух! Если ты есть, возьми la на пианино!
Грек оборвался сверху и грянул всеми ножками в пол. Что-то с треском лопнуло в нем. Затем он забарахтался и, наступая на ноги взвизгивающим дамам, стал рваться к пианино... Спириты, сталкиваясь лбами, понеслись за ним...
Ксюшка вскочила как встрепанная с ситцевого одеяла в кухне. Ее писка: «Кто такой?» — очумевшие спириты не слыхали.
Какой-то новый, злобный и страшный, дух вселился в стол, выкинув покойного грека. Он страшно гремел ножками, как из пулемета, кидался из стороны в сторону и нес какую-то околесицу.
— Дра-ту-ма... бы... ы... ы.
— Миленький! Дух! — стонали спириты.
— Что ты хочешь?!
— Дверь! — наконец вырвалось у бешеного духа.
— А-а!.. Дверь! Слышите! В дверь хочет бежать!.. Пустите его!
Трык, трак, тук, — заковылял стол к двери.
— Стойте! — крикнул вдруг Боборицкий. — Вы видите, какая в нем сила! Пусть, не доходя, стукнет в дверь!
— Дух! Стукни!!
И дух превзошел ожидания. Снаружи в дверь он грянул как будто сразу тремя кулаками.
— Ай! — взвизгнули в комнате три голоса.
А дух действительно был полон силы. Он забарабанил так, что у спиритов волосы стали дыбом. Вмиг замерло дыхание, стала тишина...
Дрожащим голосом выкрикнул Павел Петрович:
— Дух! Кто ты?..
Из-за двери гробовой голос ответил:
— Чрезвычайная комиссия.
...Дух испарился из стола позорно в одно мгновенье. Стол, припав на поврежденную ножку, стал неподвижно. Спириты окаменели. Затем madame Лузина простонала: «Бо-о-же!» — и тихо сникла в неподдельном обмороке на грудь Ксаверию Антоновичу, прошипевшему:
— О, черт бы взял идиотскую затею!
Трясущиеся руки Павла Петровича открыли дверь. Вмиг вспыхнули лампы, и дух предстал перед снежно-бледными спиритами. Он был кожаный. Весь кожаный, начиная с фуражки и кончая портфелем. Мало того, он был не один. Целая вереница подвластных духов виднелась в передней.
Мелькнула бронзовая грудь, граненый ствол, серая шинель, еще шинель...
Дух окинул глазами хаос спиритической комнаты и, зловеще ухмыльнувшись, сказал:
— Ваши документы, товарищи...
ЭПИЛОГ
Боборицкий сидел неделю, квартирант и Ксаверий Антонович — 13 дней, а Павел Петрович — полтора месяца.
Впервые — Рупор. 1922. №4. С подписью: «Михаил Булгаков».
Печатается по тексту данного издания.
Практически во всех произведениях Булгакова проявлялось его природное озорство. Но в некоторых сочинениях это его не всегда «безобидное» качество доминирует. К таким сочинениям относится фельетон «Спиритический сеанс».
Как утверждает Т. Н. Лаппа, прототипами героев рассказа была чета Крешковых — Иван Павлович и Вера Федоровна. Булгаковы часто гостили у них и прекрасно знали всю их «обстановку». Об этом рассказывает Татьяна Николаевна: «Крешковы раньше имели дом во Владикавказе, и Иван Павлович приехал в Москву учиться. Познакомился с Верой Федоровной... Они поженились... „Спиритический сеанс" Булгаков написал, это у них на квартире было, в 24-й (Малая Бронная, 32. — В. Л.)... „Давай соберемся, столик покрутим". Там мы с ним были, Крешковы были... может быть, Лямины были. Он их надул, конечно. „Я, — говорит, — буду тебя толкать ногой, а ты делай, как я говорю". Какие-то звуки я там должна была издавать. Но так, все хорошо получилось, весело было».
