Вот уж действительно не повезло людям. Когда налетел ураган, пароход был у самой Гаваны, но не мог зайти в порт, а может быть, владельцы не позволили капитану повернуть к берегу, ведь это тоже было рискованно; капитан-то, говорят, хотел попытаться; так и пришлось им идти в шторм, и в темноте их гнало ветром, и они старались пересечь залив между маяком Ребекка и Тортугасом, и тут пароход наскочил на зыбучие пески. Может быть, у него снесло руль. Может быть, он вообще потерял управление. Как бы то ни было, они не могли знать, что пески зыбучие, и когда ударились о дно, капитан, наверно, приказал открыть кингстоны, чтобы пароход сидел крепче. Но он наткнулся на зыбучие пески, и когда открыли кингстоны, ушел в песок кормой, а потом повернулся на бок. На нем было четыреста пятьдесят пассажиров и команда, и все они, наверно, были там, когда я нашел его. Кингстоны, наверно, открыли, как только он ударился о дно, и не успел он сесть, как зыбучие пески стали его засасывать. А потом, наверно, взорвались котлы, от этого-то и всплывали те куски, которые я видел. Странно только, что совсем не было акул. Ни одной рыбы не было. Уж я бы увидел ее на чистом белом песке.
Теперь-то рыб сколько угодно; морские окуни, и самые крупные. Пароход теперь почти весь ушел в песок, но они живут внутри него; самые крупные окуни. Некоторые весят по триста— четыреста фунтов. Как-нибудь надо будет выехать половить их. С того места, где он затонул, виден маяк Ребекка. Теперь там поставили буй. Пароход лежит в самом конце зыбучих песков, у самого входа в залив. Еще каких-нибудь сто ярдов— и он бы проскочил. В темноте, в шторм, он только чуть-чуть отклонился от курса, а маяка не было видно, очень уж сильный лил дождь. Да и не привыкли они к таким передрягам. Капитаны пассажирских пароходов не привыкли удирать от ураганов. Они знают свой курс, и я слыхал, у них там есть какой-то компас, который сам управляет пароходом. Вряд ли капитан знал, где находится, когда их гнал шторм, но пароход вполне мог бы проскочить. Возможно, впрочем, что он потерял руль. Во всяком случае, попади он только в залив, дальше до самой Мексики им не на что было бы натыкаться. Да, весело было, наверно, когда они ударились о дно в такой дождь и ветер и капитан приказал открыть кингстоны. Конечно, на палубе в такую погоду никого не было. Все, наверно, ушли вниз. На палубе никто бы не выдержал. Внутри, там, наверно, было на что посмотреть, потому что погружался он, сами понимаете, быстро. Я ведь видел, как мой ключ ушел в песок. Капитану и в голову не пришло, что пески тут зыбучие, вряд ли он хорошо знал эти воды. Он знал только то, что ударился не о камни. И, наверно, он все видел из рубки. Наверно, понял в чем дело, когда пароход начал оседать. Интересно, сколько времени это продолжалось. Интересно, был ли с ним старший помощник. Вы как думаете, они остались в рубке или выскочили? Трупов так и не нашли. Ни одного. Никто не всплыл. А со спасательными поясами иногда плавают долго. Наверно, все погибли внутри. Так вот все и досталось грекам. Все решительно. Они, верно, не мешкали. Обчистили его на совесть. Сначала явились птицы, потом я, потом греки, и даже птицам досталось больше, чем мне.
Переводчик: Е. Калашникова
2. Там, где светло и чисто
Был поздний час, и никого не осталось в кафе, кроме одного старика - он сидел в тени дерева, которую отбрасывала листва, освещенная электрическим светом. В дневное время на улице было пыльно, но к ночи роса прибивала пыль, и старику нравилось сидеть допоздна, потому что он был глух, а по ночам было тихо, и он это ясно чувствовал. Оба официанта в кафе знали, что старик подвыпил, и хоть он и хороший гость, но если он слишком много выпьет, то уйдет, не заплатив; потому они и следили за ним.
- На прошлой неделе он пытался покончить с собой, - сказал один.
- Почему?
- Впал в отчаяние.
- От чего?
- Ни от чего.
- А откуда ты знаешь, что ни от чего?
- У него же уйма денег.
Оба официанта сидели за столиком у стены возле самой двери и смотрели на террасу, где все столики были пусты, кроме одного, за которым сидел старик в тени дерева, листья которого слегка покачивались на ветру. Солдат и девушка прошли по улице. Свет уличного фонаря блеснул на медных цифрах у него на воротнике. Девушка шла с непокрытой головой и спешила, чтобы не отстать.
- Патруль заберет его, - сказал официант.
- Какая ему разница, он своего добился.
- Ему бы сейчас лучше с этой улицы уйти. Прямо на патруль наскочит. И пяти минут нет, как прошли.
Старик, что сидел в тени, постучал рюмкой о блюдце. Официант помоложе вышел к нему.
- Вам чего?
Старик посмотрел на него.
- Еще бренди, - сказал он.
- Вы будете пьяны, - сказал официант. Старик смотрел на него. Официант ушел.
- Всю ночь просидит, - сказал он другому. - Я совсем не сплю. Раньше трех никогда не ляжешь. Лучше бы помер на прошлой неделе.
Официант взял со стойки бутылку бренди и чистый стакан и направился к столику, где сидел старик. Н поставил стакан и налил его до краев.
- Ну, что бы вам помереть на прошлой неделе, - сказал он глухому. Старик пошевелил пальцем.
- Добавьте еще, - сказал он.
Официант долил в рюмку еще столько, что бренди потек через край, по стакану, прямо в самый верхний из тех, что скопились перед стариком.
- Благодарю, - сказал старик.
Официант унес бутылку обратно в кафе и снова сел за столик у двери.
- Он уже пьян, - сказал он.
- Он каждую ночь пьян.
- Зачем ему было на себя руки накладывать?
- Откуда я знаю.
- А как он это сделал?
- Повесился на веревке.
- Кто ж его из петли вынул?
- Племянница.
- И зачем же это она?
- За его душу испугалась.
- А сколько у него денег?
- Уйма.
- Ему, должно быть, лет восемьдесят.
- Я бы меньше не дал.
- Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело?
- Нравится ему, вот и сидит.
- Скучно ему одному. А я не один - меня жена в постели ждет.
- И у него когда-то жена была.
- Теперь ему жена и к чему.
- Ну, не скажи. С женой ему, может быть, лучше было бы.
- За ним племянница ходит.
- Знаю. Ты ведь сказал - это она его из петли.
- Не хотел бы я дожить до его лет. Противные эти старики.
- Не всегда. Он старик аккуратный. Пьет, ни капли не прольет. Даже сейчас, когда пьяный. Посмотри.
- Не хочу и смотреть на него. Скорей бы домой шел. Никакого ему дела нет до тех, кому работать приходится.
Старик перевел взгляд с рюмки на другую сторону площадки, потом - на официантов.
- Еще бренди, - сказал он, показывая на рюмку. Тот официант, который спешил домой, вышел к нему.
- Конец, - сказал он так, как говорят люди неумные с пьяными или иностранцами. - На сегодня ни одной больше. Закрываемся.
- Еще одну, - сказал старик.
- Нет, кончено.
Официант вытер край столика полотенцем и покачал головой.
Старик встал, не спеша сосчитал стаканы. Вынул из кармана кожаный кошелек и заплатил за коньяк, оставив полпесеты на чай.
Официант смотрел ему вслед. Старик был очень сгорблен, шел неуверенно. Но с достоинством.
- Почему ты не дал ему еще посидеть или выпить? - спросил официант, тот, что не спешил домой. Они стали закрывать ставни. - Ведь еще и половины третьего нет.
- Я хочу домой, спать.
- Ну, что значит один час.
- Для меня - больше, чем для него.
- Час для всех - час.
- Ты и сам, как старик, рассуждаешь. Может, купишь себе бутылку и выпьешь дома.
- Это совсем другое дело.
- Да, это верно, - согласился женатый. Он не хотел быть несправедливым. Просто он очень спешил.
- А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?
- Ты что, оскорбить меня хочешь?
- Нет, друг, просто шучу.
- Нет, - сказал тот, который спешил. Он запер внизу ставню и выпрямился. - Доверие. Полное доверие.
- У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, - сказал официант постарше. - Что еще человеку надо.
- А тебе чего не хватает?
- А у меня всего только работа.
- У тебя все то же, что и у меня.
- Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.
- Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.
- А я вот люблю засиживаться в кафе, - сказал официант постарше. - Я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.
- Я хочу домой, спать.
- Разные мы люди, - сказал официант постарше. Он уже оделся, чтобы уходить. - Дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно.
- Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.
- Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе, чисто и опрятно. Свет яркий. Свет - это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.
- Спокойной ночи, - сказал официант помоложе.
- Спокойной ночи, сказал другой.
Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто - и оно ему так знакомо. Все - ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Ничто и снова ничто.
