Опасный глаз не встревожил молодого соседа. Он о чем-то задумался… Потом потянулся к мужику, у которого жиклер засорился, а мотор работает.
– А дело в том, – сказал он, – что это не жиклер засорился! Понял?!
– А что же?
– Поршни подработались. Кольца. Ты давно их смотрел?
– Я их никогда не смотрел.
– Смени кольца!
А горят свечи восковые;
Гроб черным бархатом обшит.
А в том гробу лежит девчонка -
Да и она крепко, крепко спит.
Прислушались было к песне, но… петь вместе не умели, а чего же так сидеть слушать? – не на концерт же пришли.
А на коленях перед гробом
Стоит изменник молодой…
– Зина! А Зин! – едва остановили крупную девушку. – Давай каку-нибудь, каку все знают. Давай, голубушка, а то уж ты шибко страшно как-то – гроб…
– Эх-х!.. – Сосед Льва Казимирыча, рослый мужик, серьезный и мрачноватый, положил на стол ладонь-лопату; Лев Казимирыч вздрогнул. – Лев Казимирыч, давай что-нибудь революционное! А?
– Спойте хорошую русскую песню, – посоветовал Лев Казимирыч. – «Рябинушку», что ли.
И запели «Рябинушку». И славно вышло… Песня даже вышагнула из дома и не испортила задумчивый, хороший вечер – поплыла в улицу, достигла людского слуха, ее не обругали, песню.
– У Ваньки, что ли?..
– Ну. Провожают. Поют.
– Поют. Хорошо поют.
– На курорт, что ли, едет?
– На курорт. Деньги девать некуда дураку.
– Ваня, он и есть Ваня: медом не корми, дай вылупиться. Нюрка-то едет же?
– Берет. Хочет и детей взять.
– О-о!.. Знай наших!
– Ты поросят-то не ходила глядеть к Ивлевым?
– Нет. Я нонче не буду брать… Одну покормлю до ноября – и хватит. Ну их к черту.
– Почем же, интересно, Ивлевы-то отдают?
– Да почем?.. Двадцать пять, известно. Месячные?
– Месячные.
– Двадцать пять.
– Сходить завтра поглядеть… Я бы боровка взяла одного. Покормила бы уж, черт его бей. Тоскливо без мяса-то, тоскливо.
– Знамо, тоскливо.
– Тоскливо.
Утром Ивана с Нюрой провожали до автобуса. На тракт.
Шли серединой улицы: Иван с Нюрой – в центре, по бокам – тетки, дяди. Иван при шляпе, в шуршащем плаще, торжественный и помятый после вчерашних проводов. Нюрка в цветастой шали, в черной юбке, в атласной бордовой кофте – нарядная, как в праздник.
Шел также молодой племянник Ивана с гитарой и громко играл что-то нездешнее, с маху вколачивая по струнам.
Встречные останавливались, провожали глазами группу и шли дальше по своим делам. Может, кому и доведется когда-нибудь уезжать из села – так же вот пойдет с родней по улице, также будут все обращать внимание.
Пришли на автобусную станцию… Иван с двоюродными братьями отошли в чайную. Жена Нюра и старшие в родне промолчали: положено. На дорожку.
Скоро Иван и братья вышли из чайной – красные, покашливали. Закуривали.
– Дай твоих, у меня мятью какие-то…
– Спал, что ль, на них?
– Сел где-то…
– Ваньк, дорогой-то не пей шибко.
– Да ну, что я?..
– Ты пивко лучше. Захотел выпить, возьми пару бутылок пива – не задуреешь, все будет нормально.
– Да ну, что я?..
Братья – ребята все крепкие, кулакастые – вместе кому хошь свернут шею. А города опасались. Иван слегка волновался.
– Не духарись там особо…
– Да ну, что я?..
Подошел автобус.
Родные наскоро перецеловались…
– Иван, гляди там!..
– Мама, ребятишек-то, это – смотри тут за ими. На реку бы не ходили…
– Да ехайте, ехайте – погляжу тут.
– А то у меня душа болит…
– Ехайте! Раз уж тронулись – ехайте. Чего бы, дуракам, здесь-то не отдохнуть? Ехайте уж…
– Нюра, Нюр, – подсказывали под руку, – ты деньги-то под юбку, под юбку; ни один дьявол не догадается… Я сроду под юбкой вожу… Целеньки будут.
– Мам, ребятишек-то гляди… На реку бы, на реку – гляди!
– Пишите! Иван, пиши!
– Все будет – печки-лавочки! – кричал уже из окна Иван.
– Мама, ребятишек… ради Христа!..
Поехали. Автобус двинулся. Поехали наши – не робейте, держитесь! Привыкайте.
Иван маленько в автобусе принахмурился; все глядел в окно, пока проезжали деревню, знакомые с детства места… Поскотину проехали, лесок…
– Первый раз? – поинтересовался сосед Ивана, пожилой добрый человек.
Иван отвернулся от окна и зачем-то бодро соврал:
– Да ну, что вы!.. – И посмотрел на Нюру, и опять принахмурился, и отвернулся к окну. Посидел маленько, повернулся к соседу. – Куда – первый раз?
– В далекий путь-то.
– А вы почему догадались?
– Ну… видно: всей родней провожали.
– Нет, я в городе-то бывал, а так далеко не бывал – первый раз.
– А куда?
– К Черному морю.
– Хорошее дело.
– В санаторий.
– Хорошее дело.
Билеты продавали снаружи вокзала, и была большая очередь. Иван устроил Нюру с чемоданом возле скверика, а сам побежал занимать очередь.
Стал за каким-то человеком в шляпе – шляпа за шляпой. Иван проявил какую-то странную, несвойственную ему говорливость. Вообще в городе он стал какой-то суетливый. Волновался, что ли.
– За билетом? – спросил он человечка в шляпе.
Человечек читал газету, оторвался на малое время, посмотрел на Ивана…
– Нет, за колбасой.
Иван не обиделся.
– Далеко?
Человечек опять отвлекся от газеты, посмотрел на Ивана…
– В Ленинград.
– А я – к югу.
– Хорошо.
– Да решил, знаете… Ну ее, думаю, все к черту – поеду. Билетов-то хватит?
– Должно хватить. А там… Бог ее знает. Народу много.
– Да. – Иван понизил голос, приблизил свою шляпу к шляпе человека с газетой. – Куда, к черту, едут? Чего дома-то не сидится?
Человек еще раз глянул на Ивана… И стал опять читать газету.
Иван помолчал, посмотрел вокруг… Посмотрел на длинную очередь… Заглянул через плечо человеку – в газету.
– Ну, что там?
Человек раздраженно качнул головой, сказал резковато:
– В Буэнос-Айресе слона задавили. Поездом.
– Ох, о!.. – удивился Иван.
Еще некоторые удивились в очереди, посмотрели на человека с газетой.
– А как же поезд? – спросил Иван.
– Поехал дальше. Слушайте, неужели охота говорить при такой жаре?
Иван виновато замолчал. Он думал, что в очереди, наоборот, надо быть оживленным – всем повеселей будет. Постоял еще немного, потом молча поманил рукой Нюру… Та подошла.
– Постой маленько, – сказал Иван. – Я покурю.
– Иди к чемодану, там покури.
Иван пошел к чемодану, а Нюра осталась стоять в очереди – терпеливо, с пониманием, что надо стоять, долго надо стоять.
Билетов всем хватило… Даже еще, наверно, остались лишние, так как в купе, кроме Ивана с Нюрой, был только один пассажир.
Иван вошел в купе несколько шумно, покрикивал на Нюру.
– Вот!.. Здесь – двадцать два, двадцать три. Давай сюда! Здравствуйте!
У столика сидел уверенный человек, чуть даже нагловатый, снисходительный, с легкой насмешечкой в глазу… Записной командировочный.
– Ну, – сказал командировочный, глядя на Нюру, – будем знакомиться? Николай Николаевич.
– Иван Расторгуев, – сказал Иван. – А это жена моя, Нюра.
– Так, так… – И как-то сразу понял командировочный, что с этой парой можно говорить снисходительно, в упор их разглядывать, Нюру особенно, только что не похлопывать. – Далеко ли?
– К югу. – Иван старался быть вежливым, знающим.
Николай Николаевич засмеялся.
– Вы что, перелетные птицы, что ли? К югу?
Ивана обидел этот смешок, но он не подал виду. Вошел проводник.
– Постель будете брать?
– Мне не потребуется, – сказал командировочный, – я в Горске схожу. А им вот потребуется, конечно. Они – к югу. – И командировочный опять посмеялся, глядя на Нюру.
– Да, да, – поспешно сказал Иван, – нам, конечно, потребуется. Тащите.
Проводник принес два комплекта – постели.
– Два рубля.
– Какие два рубля? – не понял Иван.
– За две постели.
– Это… – Иван почуял некий подвох с этими двумя рублями. – А что, за постели отдельная плата?
Командировочный и проводник переглянулись.
– Отдельная, отдельная. Давайте поскорей, мне некогда.
– Нюся, дай два рубля, пожалуйста, – спокойно сказал Иван.
– Загороди меня, – тихонько попросила Нюра.
Иван стал так, чтоб загородить жену от мужчин.
– Счас мы свои рублишки достанем из чулочка… И отдадим. – Ивану страсть как неловко было, что деньги – где-то у жены «в чулочке»… И он прямо, вызывающе-прямо посмотрел на ухмыляющихся проводника и командировочного и тоже улыбнулся, но зло улыбнулся. Если бы командировочный посмотрел внимательней на Ивана, он бы перестал улыбаться. Но он смотрел невнимательно – он улыбнулся. – Жена у меня боязливая… возьмут, говорит, да своруют наши рублишки… А кому они нужны, наши рублишки? Верно?
Нюра достала наконец пятерку… Подала кондуктору. Тот сдал трояк сдачи и ушел.
– Первый раз? – весело спросил командировочный.
– Что?
– Едешь-то. Первый раз?
