Ты уже думаешь о той, которая поет? Ты нелепо смеешься над этой поляной. Не думаешь ли ты, что она стала круглой, как стол, ради равенства людей и дней? Нет! Крониаманталь, ты знаешь, дни не похожи один на другой.
Храбрецы не равны за круглым столом; одному солнце светит в лицо и слепит его глаза, чтобы вскоре передвинуться и слепить глаза его соседа; другой же видит только собственную тень. Все — храбрецы, и ты сам тоже храбрец, но вы все похожи не более, чем день и ночь.
Голос
В руках у Крокминтена
Букет горит огнем...
Король кричит: «Жермена,
Не бойся Крокминтена, —
Страшилу мы спугнем!..»
Крониаманталь
Женские голоса всегда ироничны. А погода — всегда ли она столь же хороша? Кто-то уже проклят вместо меня. В глухом лесу прекрасная погода. Не слушай голоса женщины. Вопрошай! Вопрошай!
Голос
«Хочу, моя Жермена,
С тобою быть вдвоем!..»
«Как мягко нынче сено! —
Ему в ответ Жермена,—
И мы приплода ждем».
Крониаманталь
Та, что поет, чтобы привлечь меня, окажется такой же невинной, как я сам, и станет танцевать против своей воли.
Голос
«Корова непременно
Нас наградит телком,
А осенью Жермена,
Мой сударь, непременно
Вас наградит сынком...»
Крониаманталь встал на цыпочки, чтобы посмотреть, не увидит ли он среди ветвей ту, желанную, которая должна прийти.
Голос
Дин-дон, прощай, Жермена,
Прохладней день за днем.
И только Крокминтена,
Страшилу Крокминтена
Ты встретишь над ручьем...
На поляне появилась молодая девушка, стройная и смуглая. У нее было скорбное лицо, которое освещали глаза, подвижные, словно птенцы с сияющим оперением. Разметавшиеся короткие волосы оставляли открытой ее шею, они были густые и черные, как ночной лес, а по скакалке, которую она держала в руке, Крониаманталь признал Тристуз Балеринетт.
Крониаманталь
Ни шагу дальше, девочка с обнаженными руками! Я сам подойду к вам! Кто-то притаился в боярышнике и может нас услышать.
Т р и с т у з
Это тот, кто вышел из яйца, подобно Тиндариду. Я припоминаю, что мне об этом как-то долгими вечерами рассказывала моя простодушная мать. Искатель змеиных яиц, сам рожденный змеей. Я боюсь этих старых воспоминаний.
Крониаманталь
Ничего не бойся, девочка с обнаженными руками!
Останься со мной. Губы мои полны поцелуев. Вот они, вот. Я запечатлеваю их на твоем челе, на твоих волосах. Я впиваюсь в твои волосы, еще хранящие аромат духов. Я впиваюсь в твои волосы, извивающиеся, словно черви на теле смерти. О смерть, о смерть, поросшая червями! На моих губах поцелуи. Вот они, вот, на твоих ладонях, на твоей шее, на твоих глазах, на твоих глазах, на твоих глазах. Губы мои полны поцелуев, вот они, вот они, обжигающие, словно горячка, предназначенные, чтобы околдовать тебя, поцелуи, поцелуи, безумные, в ухо, в висок, в щеку. Почувствуй мои объятия, склонись под тяжестью моей руки, будь покорна, будь покорна, будь покорна. Губы мои полны поцелуев, вот они, вот они, безумные, на твоей шее, на твоих волосах, на твоем челе, на твоих глазах, на твоих устах. Я так хотел бы любить тебя этим весенним днем, когда уже облетели цветы с готовых плодоносить ветвей.
Т р и с т у з
Оставьте меня, уходите; счастливы познавшие взаимную любовь, но я не люблю вас. Вы меня
пугаете. Впрочем, не отчаивайся, поэт. Послушай, вот моя лучшая присказка: уходи-ка!
Крониаманталь
Увы мне! Увы! Снова уходить, идти туда, где океанские волны стоят стеной, идти через вересковые пустоши, ельники, сквозь торфяники, грязь, пыль, минуя леса, поля, сады и блаженные парки.
Тристуз
Уходи. Уходи-ка подальше от моих волос, от их давнего аромата духов, потому что ты принадлежишь мне.
И Крониаманталь ушел, не обернувшись; еще долго можно было видеть его среди ветвей,— а потом, когда он исчез, еще долго был слышен его затихающий голос.
Крониаманталь
Путник без палки, паломник без посоха и поэт без чернильницы, — я самый бессильный из людей; у меня больше ничего нет, и я ничего не знаю...
Тристуз Балеринетт гляделась в речные воды, и голос Крониаманталя больше не доходил до нее.
В прежние времена монахи выкорчевали Мальвернский лес.
Монахи
Солнце медленно склоняется к горизонту, и, благословляя тебя, Господь, мы идем в монастырь на ночлег, чтобы на заре вновь приняться за работу в лесу.
Мальвернский лес
Каждый день, каждый день обезумевшие птицы видят, взлетая, как расплющиваются их гнезда и бьются их яйца, покуда деревья рушатся наземь, всплескивая ветвями.
Птицы
Счастливый миг, когда в сумерках мальчишки и девчонки приходят резвиться в траве. О эти поцелуи, которым хочется упасть, словно переспелым фруктам, словно яйцам, которые вот-вот снесут! Посмотрите, посмотрите же, как они танцуют, шалят, ходят друг за дружкой и поют от заката до зари, что стала им светлой сестрой.
Рыжий монах в составе процессии
Я жить боюсь и стражду умереть. Страдания земли! Работа, о потерянное время...
Птицы
Чик-чирик! Яйца разбиты.
Омлет готов, поджаренный на блуждающем огоньке.
Сюда, сюда!
Правее.
Поверни налево.
Прямо вперед.
За этот поверженный клен.
Вот тут и вот там.
Крониаманталь
далеко в прошлом, около Малъвернского леса, незадолго до прохода монахов
Ветра расступаются передо мной, рушатся леса, чтобы стать широкой дорогой, то тут, то там усеянной падалью. С некоторого времени путешественники стали встречать слишком много падали, болтливой падали.
Рыжий Монах
Я не хочу больше работать, я хочу мечтать и молиться.
Монах улегся прямо на дороге, обсаженной ивами цвета тумана, и повернулся лицом к небу.
Пришла ночь, а с ней лунный свет. Крониаманталь увидел монахов, склонившихся над равнодушным телом их собрата. А потом он услышал легкий стон, слабый крик, поглощенный последним вздохом. Друг за другом монахи медленно прошли перед Крониаманталем, спрятавшимся в ивовых зарослях.
Глоридский лес
Я бы хотел, чтобы этот человек заплутал среди призраков, парящих между берез. Но он бежит к будущему, он уже там.
Далекое хлопанье дверей переходит в шум идущего поезда. Между огромными потрескавшимися камнями — широкая просека, заросшая травой и заваленная стволами. Самоубийство жизни. Тропинка, по которой пробегают люди. Они неустанны. Подземелья, где воздух наполнен смрадом. Трупы. Голоса зовут Крониаманталя. Он бежит, он бежит, он спускается.
* * *
Тристуз прогуливалась в прекрасном лесу и размышляла.
Тристуз
У меня на сердце грустно без тебя, Крониаманталь. Я любила тебя, сама того не зная. Всё в зелени. Всё в зелени над моей головой и у меня под ногами. Я потеряла того, кого любила. Мне придется искать там и сям, то тут, то там. И среди всех, среди многих, конечно, найдется тот, кто мне понравится.
Вернувшийся из прошлого Крониаманталь восклицает, вновь увидев родник, но еще не замечая Тристуз.
Крониаманталь Божество! Каково ты? В чем твоя вечная форма?
Тристуз
Вот он, самый прекрасный из всех, что были и есть на свете... Слушай, поэт, отныне я принадлежу тебе.
Не глядя на Тристуз, Крониаманталь склонился над источником.
Крониаманталь
Люблю родники, вот прекрасный символ вечности, когда он не иссякает. Этот не высох. И я ищу божество, я надеюсь на его бессмертие. И источник мой не высох.
Он опустился на колени и стал молиться, а поникшая Тристуз в это время причитала.
Тристуз
О поэт, ты поклоняешься этой речке? Господь, верни мне моего возлюбленного! Пусть он придет ко мне! Я знаю такие прекрасные песни.
Крониаманталь У каждой речки свой лепет.
Тристуз
Что ж! Вот и спи со своей холодной возлюбленной, пусть она тебя поглотит. Но если ты живой, ты будешь принадлежать мне и покоришься мне.
Она ушла, а речка бежала сквозь лес, наполненный птичьим щебетом, бежала и журчала, и звучал голос Крониаманталя, который оплакивал свою судьбу, и слезы его смешивались с обожествленной волной.
Крониаманталь
О речка, брызжущая, словно неиссякаемая кровь! Холодная, как мрамор, но живая, прозрачная и текучая. Всегда обновленная, и всегда подобная самой себе, и оживляющая свои цветущие берега, — я тебе поклоняюсь. Ты — мое несравненное божество. Ты утолишь мою жажду. Ты очистишь меня. Ты будешь нашептывать мне свою вечную мелодию, а вечером убаюкаешь меня.
Речка
О поэт, ты очарован мною, и я с нетерпением жду тебя в глубине моего маленького ложа, наполненного жемчужным блеском драгоценностей! Я думаю об Авалоне, где мы могли бы жить, ты — как Король Рыбак, а я — ожидая тебя под яблонями. О яблоневые острова! Но мне хорошо на моей драгоценной постельке. Эти аметисты приятны моему глазу. Этот лазурит ярче небесной сини. Этот малахит напоминает мне о лугах. Сардоникс, оникс, агат, горный хрусталь, вы будете сверкать сегодня вечером! Ибо я хочу устроить праздник в честь моего возлюбленного. Я явлюсь туда одна, как и подобает девственнице. Могущество моего возлюбленного поэта уже проявилось, и его дары приятны моему сердцу. Он подарил мне свои глаза, полные слез, два божественных источника, впадающих в мой поток.
