Дэви взглянул на часы, и гнев его перешел в ярость: с тех пор как Кен вышел из гаража, прошло двадцать пять минут. Дэви поглядел в дверь. Машина всё ещё стояла у колонки.
«Господи помилуй, – подумал Дэви, – не хватает ещё, чтобы Кен завел там новую дружбу».
И тотчас же на пороге появился Кен, облитый солнечным светом, как броней, защищавшей его от гнева Дэви. За ним шел незнакомец, коротенький, круглый человечек лет под пятьдесят, с широким лицом, по типу – городской житель, привыкший толкаться в вестибюлях гостиниц и разъезжать в вагонах для курящих. У него были хитрые светлые глаза и маленький рот, сложенный в веселую, но скептическую и скрытую усмешку. Прежде чем было произнесено хоть слово, в сердце Дэви вспыхнула тревога, потому что незнакомец смотрел на него с веселым и фамильярным любопытством, будто знал о Дэви гораздо больше, чем Дэви о нем.
– Мистер Бэннермен, – официальным тоном произнес Кен, – это мой брат и компаньон по работе Дэвид Мэллори. Дэви, это мистер Карл Бэннермен, заведующий рекламным отделом цирка. – Кен сделал паузу, и в голове Дэви мелькнула ужасная догадка о том, как провел Кен эти двадцать пять минут. – Мистер Бэннермен согласен обсудить вопрос о вложении капитала в наше изобретение.
Бэннермен закинул голову, чтобы разглядеть Дэви, и, слегка кивнув, пробормотал:
– Черт побери, ещё один безупречный тип! Не знаю, может, я и простофиля, но меня всё это здорово интригует! – Потирая пухлые руки, он повернулся к Кену. – Ну, так что вы там хотели мне показать?
Дэви облизал пересохшие губы.
– Кен, – сказал он, – Кен, можно тебя на минутку?
– Да, малыш! – отозвался Кен, но, как и тогда в банке, охваченный одним стремлением – убедить, он был уже словно во сне. И как тогда, в банке, Дэви опять не мог заставить себя нарушить закон, придуманный и навязанный им самому себе девять лет назад, закон, который запрещал поправлять Кена или спорить с ним в присутствии посторонних. Дэви замотал головой, показывая, что не намерен продолжать разговор.
Кен посмотрел на него невидящими глазами, потом, открыв лежавший на столе портфель, вытащил толстую папку с чертежами. Папка тяжело шлепнулась на руки Бэннермену.
– Тут вся наша затея, мистер Бэннермен, – сказал Кен. – Всё, о чём я вам наспех рассказал, у колонки, находится здесь, – всё, до последней цифры.
Бэннермен перелистал чертежи, бормоча себе под нос заглавия: – Конструкция нити накала… Геометрия сетки… Анодный потенциал! С чем его едят, этот анодный потенциал? Амплитуда на сетке – бог ты мой! – хихикнул он, забавляясь непонятными словами.
– Сейчас я покажу вам специальную электронную лампу, о которой я говорил. – Кен взял Бэннермена за локоть и подвел к рабочему столу. Дэви хотел было запротестовать, но его сковало оцепенение.
Кен поставил на стол большую коробку, которую они недавно перенесли сюда из студенческой лаборатории. И когда Кен, подняв крышку, достал двенадцатидюймовую стеклянную трубку конической формы, Дэви показалось, что он взял в руки его сердце. От шейки лампы отходили лучами семь маленьких пальцев, чувствительный кончик каждого пальца переходил в тоненькую проволочку, загибавшуюся назад и соединенную с блестящим металлическим элементом внутри лампы. На каждый электрод ушло несколько недель труда. Дэви вспомнил, с какой одержимостью работали они оба. Думал ли он, что лампа впервые будет продемонстрирована в такой обстановке, как сейчас? Как это непохоже на раскрытие чудесной тайны: просто вынули, показали – и всё!
Он опустил глаза на свои стиснутые руки, изо всех сил сдерживаясь, пока Бэннермен не уйдет.
– Вот это и есть та лампа. – Кен поднял лампу, давая Бэннермену рассмотреть её. – Плоский конец представляет собой экран, на котором появляется изображение.
Бэннермен вгляделся в лампу.
– И сколько такая штука стоит?
– Купить её нельзя, мистер Бэннермен, – ответил Кен, а Дэви жадно прислушивался, оценивая каждое слово, готовый разразиться горьким негодованием при малейшем намеке на пошлый торг. «Кен, будь осторожнее», – умолял он про себя.
– Вряд ли во всем мире найдется тридцать таких ламп. В лабораториях эту лампу применяют для сотни различных целей, но, насколько нам известно, никто ещё не додумался использовать её так, как мы. Примерно в тысяча девятьсот девятом году у одного русского по фамилии Розинг возникла верная идея, но то было ещё до появления электронных радиоламп note 3. Мы первые наткнулись на описание работы Розинга в журнале «Попьюлер мекэникс» лет шесть тому назад. И с тех пор мы над этим работаем.
– Значит, дело на мази. Для чего же вам деньги?
Кен покачал головой и засмеялся. Дэви проницательно взглянул на него, но смех был искренним.
– Нам ещё нужно сделать лампу, которая посылала бы изображение с передающей станции, – нечто вроде электрического фотоаппарата. Эта лампа будет как бы разглядывать передаваемый предмет так, как вы читаете печатную страницу. Ваш глаз никогда не видит страницу целиком – он читает букву за буквой в горизонтальном направлении, потом строчку за строчкой сверху вниз. Это называется у нас разложением изображения.
Бэннермен, отдавая Кену чертежи, покрутил головой; всё это уже не забавляло его, а скорее внушало почтение, но всё же он опять хихикнул.
– Сказать по правде, это здорово смахивает на жульничество высшей марки. Но не может же быть, чтобы вы каждый год в июне месяце оканчивали университет и выдумывали какое-нибудь изобретение только для приманки наивных прохожих, не правда ли? Это было бы некрасиво, сами понимаете. – Он перевел зоркий взгляд с Дэви на Кена и захохотал. – Нет, это, наверно, товар настоящий. Я ни черта не смыслю в вашем деле, и вы знаете, что я не смыслю. Но похоже, что эта штуковина может оказаться тем кладом, который я разыскиваю вот уже сколько лет. Слова-то у вас подходящие, красивые слова, ничего не скажешь: анодный потенциал, – голубчики мои!.. – Он захлебнулся от восторга и тут же весело затараторил: – Приходите сегодня в цирк в половине четвертого. Вот вам два пропуска. Спросите там меня. Между прочим, кто вас в городе знает?
– В том-то и беда, что нас здесь все знают, – усмехнулся Кен. – Люди не могут поверить, что те, кого они знают всю жизнь, способны сделать что-нибудь выдающееся. Впрочем, можете навести справки в университете или у Нортона Уоллиса.
– Это тот самый, который изобрел автомобиль или что-то в этом роде?
Кен улыбнулся.
– Ну, не совсем так.
Бэннермен окинул его взглядом знатока.
– Что за улыбка! Ей-богу, мальчик мой, вы меня интригуете! Вот она, Америка! Отмахать вслед за цирком пять тысяч миль и остановиться без капли горючего прямо у золотых россыпей, у потенциальных золотых россыпей!.. Господи боже мой, до чего я люблю этот мир! – пылко воскликнул Бэннермен.
– Он меня интригует. Ну ладно, ребятки! Значит, сегодня увидимся. Пока!
Бэннермен торопливо выбежал. Кен и Дэви проводили его глазами, потом медленно повернулись друг к другу.
– Ну, как ты на это смотришь? – благоговейно замирающим голосом спросил Кен. Лицо его пылало. – Что я тебе говорил? Деньги свалятся с неба!
– Дурак! – тихо сказал Дэви, вновь обретя способность говорить. Глаза его блестели жестким блеском. – Что ты опять натворил? Распустил язык перед этим клоуном…
– Да обожди ты…
– Обождать? Обождать? А что мы, по-твоему, всё это время делали? Кроме старика, мы ни одному человеку не проговорились о нашей идее. Разве в университете кто-нибудь об этом знает? Мы же решили, что ни одна душа не узнает, пока мы не найдем подходящего человека. Обождать? Черт тебя возьми! Да разве мы не ждали? А ты выбалтываешь всё первому попавшемуся сукину сыну. Ты и в банке вел себя безобразно, но сейчас!.. А, чтоб тебя!.. Ты отбил у меня вкус к работе. Ты её опошлил! Для тебя это просто средство выдвинуться. Тебе ничего не дорого, вот и всё! – Дэви глубоко перевел дух. – Скажи мне только одно: как случилось, что из всех людей ты решил открыться именно ему?
– М-да, – медленно произнес Кен. Он был бледен и очень спокоен. – Я и сам не понимаю. Мы разговорились, и, уж не помню к чему, он произнес слово «оригинальный». И что-то во мне прорвалось. Наверное, я был очень расстроен из-за банка и из-за тебя, если хочешь знать. Помню, я ему сказал, что он не понимает настоящего значения этого слова. Я стал рассказывать, и он заинтересовался. И чем больше он заинтересовывался, тем больше я ему рассказывал. – Кен взглянул на Дэви и вдруг разразился хохотом. – Из-за чего мы с тобой воюем, скажи пожалуйста? Послушать тебя, так выходит самое ужасное это то, что он захочет дать нам денег. Разве это так оскорбительно? Слушай, Дэви, а ты знаешь, ведь мы с тобой сроду не, бывали в цирке? А ну их всех к черту, вот что! Брось, Дэви, не огорчайся, малыш! Тебе повезло: у тебя есть старший брат, который о тебе заботится, – и сегодня твой старший брат поведет тебя в цирк!
