пришлось подождать, пока закончится урок и первый футболист появится на тропинке. Первый проскочил, и второй проскочил, а вляпался третий — хафбек [6] из Бостона, который учился в школе Дейри дополнительный год после своего выпуска, главным образом, чтобы чуть повзрослеть, прежде чем он сможет играть в футбол в команде колледжа. Он поскользнулся, но сохранил равновесие, затем увидел этот ужас на своих бутсах.
— Пойндекстер! — завопил он.
Пойндекстер — бегуном он был плохим — трусил в самом конце цепочки игроков, бегущих в душ.
— Пойндекстер! — заорал нападающий из Бостона. — Твое дерьмо, Пойндекстер!
— Что я такого сделал? — спросил Пойндекстер, вечно задыхающийся, толстый («генетически толстый», скажет потом Фрэнни, когда узнает, что такое гены).
— Это ты наделал там, на тропинке, засранец? — спросил Пойндекстера нападающий из Бостона.
— Это не я, — запротестовал Пойндекстер.
— Ну-ка очищай мои бутсы, гаденыш, — велел нападающий.
В такой школе, как Дейри, лайнменами всегда становились слабаки помладше и потолще, зачастую приносимые в жертву ради нескольких хороших спортсменов, — тренер Боб доверял вести мяч хорошим.
Несколько крепких игроков Айовы Боба окружили Пойндекстера на дорожке.
— Девчонок здесь пока что нет, Пойндекстер, — сказал нападающий из Бостона, — так что вытирать дерьмо с моих ботинок, кроме тебя, некому.
Пойндекстер сделал то, что ему сказали, — по крайней мере эта работа была ему знакома.
Мы с Фрэнни пошли домой, мимо символических коров в полуобвалившемся школьном сарае, мимо заднего крыльца дома тренера Боба, где для вытирания ног на ступеньке была прибита решетка от «индиана» 1937 года выпуска. Мотоциклетная решетка — это все, что снаружи напоминало об Эрле.
— Когда наступит время нам идти в школу Дейри, — сказал я Фрэнни, — надеюсь, мы будем жить где-нибудь в другом месте.
— Я-то не буду никому вытирать дерьмо с башмаков, — сказала Фрэнни. — Ни в коем случае.
Тренер Боб, который ужинал с нами, сокрушался о своей ужасной команде.
— Вот клянусь вам, это последний год, — говорил старик, но он это говорил всегда. — Сегодня Пойндекстер во время тренировки взял и навалил прямо на тропинку.
— Я видела Фрэнни и Джона без одежды, — сообщила Лилли.
— Не видела, — сказала Фрэнни.
— На тропинке, — настаивала Лилли.
— И что они делали? — спросила мать.
— То, что сказал дед Боб, — объявила всем Лилли.
Фрэнк с возмущением фыркнул, а отец изгнал нас с Фрэнни в наши комнаты.
— Видел? — прошептала уже наверху мне Фрэнни. — Только нас с тобой. Ни Лилли. Ни Фрэнка.
— Ни Эгга, — добавил я.
— Дурачок, Эгг еще никто, — сказала Фрэнни. — Эгг еще не человек.
Эггу было только три года.
— Теперь эти двое ходят за нами следом, — сказала Фрэнни. — Лилли и Фрэнк.
— Не забывай еще Де Мео, — сказал я.
— Что мне его помнить, — сказала Фрэнни. — У меня будет куча таких Де Мео, когда я вырасту.
Эта мысль встревожила меня, и я замолчал.
— Не беспокойся, — прошептала Фрэнни, но я ничего не ответил.
Она прокралась по холлу в мою комнату и забралась в мою кровать. Мы оставили дверь открытой, чтобы можно было подслушать, о чем говорят за обеденным столом.
— Она для моих детей не подходит, эта школа, — сказал отец. — Точно говорю.
— Ну, — сказала мать, — все твои разговоры только их самих в этом и убедят, и, когда придет время, они побоятся туда идти.
— Когда придет время, — сказал отец, — мы пошлем их куда-нибудь в хорошую школу.
— Мне наплевать на хорошую школу, — сказал Фрэнк.
Я и Фрэнни в этом были с ним заодно: хотя нас воротило от одной только мысли о том, чтобы пойти в Дейри, нам еще меньше улыбалось ехать «куда-нибудь».
— Куда-нибудь — это куда? — спросил Фрэнк.
— А кто куда-то едет? — спросила Лилли.
— Цыц, — сказала мать, — никто никуда не поедет. Мы не можем себе этого позволить. Если и есть польза от твоей работы в школе Дейри, так это то, что можно бесплатно определить детей хоть куда-то.
— Хоть куда-то — это не очень хорошо, — сказал отец.
— Лучше, чем рядовая школа, — сказала мать.
— Слушай, — сказал отец. — Мы заработаем деньги.
Это было для нас новостью; мы с Фрэнни притихли.
Фрэнк, должно быть, тоже занервничал от такой перспективы.
— Не понял, — сказал он.
— Конечно, дорогой, — ответила мать. — А как мы собираемся заработать деньги? — спросила мать отца.
— Ради бога, расскажи мне, — сказал тренер Боб. — Кто-кто, а я в отставку собрался.
— Слушайте, — сказал отец. И мы стали слушать. — Эта школа, может быть, и пустое место, но она будет расширяться; она будет принимать девочек, не забыли? И даже если она не будет расширяться, она не закроется. Она здесь уже слишком давно, чтобы закрыться; у нее единственный инстинкт — выжить, и она выживет. Она никогда не будет хорошей школой; она пройдет через множество этапов, так что со временем мы ее и не узнаем, но работать она будет, уж на это можно рассчитывать.
— Ну и что? — сказал Айова Боб.
— То, что здесь будет школа, — сказал отец. — Частная школа будет по-прежнему здесь работать, в этом убогом городишке, — сказал он, — а вот Томпсоновской семинарии для девиц здесь больше не будет, потому что городские девочки пойдут в Дейри.
— Все об этом знают, — сказала мать.
— Ничего не понимаю, — сказала Лилли.
— Да-да, — сказал отец. — Слушайте, — сказал он матери и Бобу, — вы что, не видите? — (Мы с Фрэнни ничего не видели, кроме Фрэнка, крадущегося по коридору.) — А что станет с этим большим зданием, в котором находится Томпсоновская семинария для девиц? — спросил отец.
Вот тогда мать и предложила ее сжечь. Тренер Боб предложил превратить ее в местную тюрьму.
— Она достаточно большая, — сказал он.
Кто-то еще предложил превратить ее в городское собрание.
— Никому не нужна здесь тюрьма, — сказал отец, — по крайней мере не в центре города.
— Она уже выглядит как тюрьма, — сказала мать.
— Надо только прибавить еще решеток, — сказал Айова Боб.
— Слушайте, — с нетерпением сказал отец. Мы с Фрэнни так оба и замерли; Фрэнк прокрался мимо моей двери, Лилли насвистывала где-то поблизости. — Слушайте, слушайте, — сказал отец. — Что этому городу нужно, так это отель.
За обеденным столом установилась тишина. «Отель», как мы знали с Фрэнни, лежа в моей кровати, было то, что отобрало у нас Эрла. Отель — это была большая, пропахшая рыбой развалина, которую охраняет человек с ружьем.
— Почему отель? — наконец спросила мать. — Ты всегда говорил, что это убогий городишко, кто захочет сюда ехать?
— Может быть, и не захотят, — сказал отец, — но придется. Все эти родители детей из школы Дейри, — сказал он, — они же навещают своих детей, так? К вашему сведению, родители становятся все
