Сначала я пыталась уговорить ее изменить решение.
— Я буду помогать тебе, когда пойду в колледж, — умоляла я. — Я буду следить за всем, я ведь уже многое знаю, а управляющий научит меня остальному.
Но мать только качала головой, как будто бумаги уже были подписаны. Я уронила голову на грудь, и мама, взяв меня за руки, сказала:
— Анджу, прости, что огорчила тебя. Я разрушила все твои планы, связанные с колледжем, а теперь еще и с книжным магазином. Я собиралась оставить его тебе, не твоему мужу, чтобы только ты была его хозяйкой. Но, к сожалению, многие наши надежды не сбываются.
Он замолчала, переводя дыхание, и продолжила:
— Но я могу пообещать тебе, Анджу, что я найду тебе мужа, который позволит тебе учиться в колледже и работать, если захочешь.
— Зачем так спешить со свадьбой? — воскликнула я со злостью. — Почему вместо этого нельзя сделать тебе операцию? Ведь бояться нечего: врач сказал, что сейчас такие операции совсем не так опасны…
Мои слова рассердили маму: она сжала губы так сильно, что они побелели. Но, сдержав себя, она спокойно ответила:
— Я не могу так сильно рисковать. Что, если я умру? Кто еще позаботится о тебе и Судхе? Я должна быть уверена, что у вас будут хорошие мужья.
Она откинулась на подушки, закрыв глаза, и Пиши, вошедшая в комнату со стаканом лаймового шербета, жестами дала мне понять, чтобы я ушла.
* * *
По вечерам, когда ужасная июньская жара немного спадала, мы собирались в комнате моей матери, стараясь казаться веселыми. Пиши включала радио, чтобы мама могла послушать песни Тагора, который ей очень нравился. Рамур-ма приносила на подносе чай, и тетя Налини разливала его по чашкам. Мы пили из праздничных чашек, которые прежде очень редко использовались. Сначала мама пыталась возражать, но Пиши сказала: «Для чего мы их храним? Ну когда еще мы так сможем собраться все вместе и выпить чаю? Скоро ведь девочки выйдут замуж и покинут нас».
И моя мать признала, что Пиши права. Возможно, она еще подумала, что и сама может скоро покинуть этот дом.
Чашки действительно были очень красивыми: внутри у них были нарисованы драконы, чьи сияющие зеленые чешуйки открывались с каждым глотком.
— Этот сервиз твоему дедушке подарил один странствующий китайский принц, — рассказывала Пиши. — Он сказал, что эти драконы обладают особой силой, и если ты угодишь им, они исполнят твое желание.
— А как им угодить? — спросила Судха, которая по-прежнему, как маленькая девочка, верила в падающие звезды и злых духов.
— Он сказал только, что каждый должен сам это понять. Иначе желание не сбудется.
— Хороша выдумка! — пробормотала я. Но, допив чай, стала разглядывать дракона — вот до чего я дошла от отчаяния. Мне показалось, что его крылья слегка встрепенулись, а глаз сверкнул рубиновым светом. Может, он брат тем волшебным змеям из сказки Судхи? «Пусть моя мама выздоровеет», — попросила я. Но дракону, видимо, не понравился мой тон, и он, с обиженным видом взмахнув хвостом, замер на фарфоре.
* * *
В конце вечеров мамы обсуждали достойных, по их мнению, женихов, но мы не присутствовали на этих обсуждениях, потому что мамы боялись, что мы забьем себе головы романтическими мечтами, которые ни к чему хорошему не приведут. Как только будет выбран подходящий мужчина, и с ним встретятся наши матери, мы тут же всё узнаем об этом счастливчике.
И вот, после окончания музыкального часа, тетя Налини сказала фальшиво-жизнерадостным голосом:
— Ну, девочки, теперь бегите к себе.
Пиши открыла старый сейф, стоявший в углу, и достала оттуда несколько толстых желтых конвертов, подписанных затейливым почерком, и матери достали из них письма, чтобы еще раз рассмотреть все предложения.
— Мне кажется, нам тоже нужно посмотреть их, — сказала я однажды. — Может, те, кого вы выберете, нам не понравятся.
Пиши посмотрела нерешительно, но тетя опередила ее, ответив:
— Вот именно. Вам понравятся неподходящие кандидаты, а потом мы будем постоянно ссориться из-за этого.
— Доверься нам, Анджу, — сказала мама. — Мы желаем вам счастья даже больше, чем вы сами.
Ну что я могла ответить на это?
* * *
Однажды я случайно подслушала разговор тети Налини с подружками, которые приходили к ней пить чай. И, судя по ее словам, предложения были не самые блестящие. Возможно, у наших матерей были слишком завышенные требования к женихам, или сейчас умные мужчины не выбирали себе жен таким старомодным способом. Лично мне было безразлично, даже если процесс выбора мужа затянулся бы на годы. Может, мне удалось бы уговорить маму позволить мне учиться в колледже, пока они будут подыскивать подходящего жениха. Но затем я услышала мамин надрывный мучительный кашель, увидела ее глубокие морщины вокруг рта, напоминающие трещины на фарфоровой вазе, и мне стало стыдно от таких эгоистичных мыслей.
Судха тоже не находила себе места, гадая, есть ли в одном из этих желтых конвертов предложение от родителей Ашока. Не могли же они отбросить письмо, ничего нам не сказав? А может, родители Ашока вообще решили не делать предложения?
С каждым месяцем ее глаза становились всё более испуганными и потухшими, а моя симпатия к Ашоку постепенно таяла: я со злостью думала, рассказал ли он вообще родителям про Судху. Может, он просто был влюблен в саму любовь. Может, ему только нравилось изображать героя-любовника с бледным лицом, ожидающего у дороги карету со своей возлюбленной. Возможно, он вообще не думал жениться.
* * *
Этим вечером Судха сидела у меня в комнате на подоконнике и смотрела на вечернее сентябрьское небо, по которому плавно плыли облака, похожие на беспечных лебедей. Мы начали говорить о всяких пустяках, а потом растерянно замолчали.
Скоро начнется месяц праздника Дурга-пуджа, когда не принято устраивать свадьбы, поэтому разговоры о женихах должны были прекратиться на какое-то время. Мама показала нам пока только два письма из всех, которые мы получили. Одно было от такой же уважаемой семьи, как наша, а другое — от семьи, которая получила свой титул от англичан. В письмах чувствовалось, как они гордятся своей фамилией, осознавая свою значимость и подчеркивая безупречность своих сыновей в качестве будущих мужей. Напыщенные индюки, одним словом. Моя мать, должно быть, почувствовала то же самое, потому что когда я стала умолять им отказать, она не стала спорить. Даже тетя Налини согласилась с ней, хоть всё же не удержалась и в своей излюбленной манере напомнила, что в Калькутте полно старых дев, которые рыдают каждую ночь в подушку, сожалея о своей чрезмерной разборчивости.
Когда я видела, как сильно мать похудела за последнее время, как она тяжело опиралась на трость, с которой ей теперь приходилось ходить, меня накрывало такой волной злости, что казалось, я могла задохнуться. Она так старалась скрыть свою болезнь ото всех, но в городе, где за тобой с любопытством наблюдают тысячи глаз, это было невозможно. Может быть, поэтому никто не хотел покупать наш магазин. Все ждали, как стервятники, когда мы дойдем до крайней степени отчаяния. И по этой же причине у нас было так мало предложений от женихов: жена должна быть здоровой, чтобы рожать здоровых детей, и многие боялись, что какое-то заболевание может передаться их внукам от меня и Судхи.
Тихие всхлипывания Судхи вернули меня к действительности. Я подошла к сестре и стала гладить ее по спине, пытаясь успокоить. Беспомощная злоба довела меня до избитых фраз. «Этот безмозглый идиот! Мерзкий трус! Чем он вообще занят?» — думала я. Я злилась еще больше, чем тогда, когда думала, что именно из-за меня Судха встретила Ашока.
— Послушай, — сказала я Судхе. — Я пойду к матери и расскажу ей про тебя и Ашока, как ты страдаешь из-за него. Скажу, что ты будешь несчастна с другим мужчиной. Если она будет возражать из-за того, что он принадлежит другой касте, я напомню ей про сына тетушки Прийи, который уехал учиться в Оксфорд и вернулся оттуда с женой-англичанкой, а теперь ее все просто обожают.
Судха перестала плакать и посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, внимательно слушая.
— Я спрошу, прислали ли родители Ашока предложение. Если нет, я попрошу маму написать им. Ну а если они не заинтересуются тобой, то можно будет забыть обо всем этом и продолжать жить, зная, что мы сделали все, что…
— Нет! — с жаром перебила меня Судха. — Я не хочу, чтобы ты говорила что-нибудь Гури-ма.
— Но почему? Ты ведь любишь его, да? Ожидание сводит тебя с ума. Ну почему тогда я не могу попросить ее? Почему женщины всегда должны сидеть сложа руки и ждать милости судьбы?
— Нет, Анджу. Если Ашок действительно меня любит и хочет на мне жениться, он должен сделать первый шаг.
Какой же иногда упрямой бывала Судха!
