Сидя на коленях перед коробкой с маленьким лакированным столиком, Суга выслушала Томо, опустив густые ресницы, потом с мрачным видом сказала:
— Господин не будет возражать. Это ведь он предложил, чтобы Юми покинула нас и устроила свою жизнь…
Суга сидела спиной к окну, так что лицо её оставалось в тени, только огромные глаза горели каким-то скорбным огнём. Томо вдруг охватило чувство, что Суга безмолвно винит её в чём-то.
— Мне с самого начала казалось, что хозяин не так дорожит Юми, как тобой… — заметила Томо. — Значит, всё по-прежнему, да?
— Как мной?.. — Суга вяло пожала плечами и потёрла руками колени. — Что говорить обо мне? Я вообще не в счёт… Юми-сан — вот она такая живая, бойкая… Наверное, ей наскучило быть второй… Всегда второй.
Суга говорила очень тихо, однако в словах «всегда второй» была такая свинцовая тяжесть, что Томо даже вздрогнула. Всякий раз, слыша подобные речи, она вспоминала те ужасные дни, когда по приказу мужа приехала в Токио, нашла там невинную Сугу и увезла с собой в Фукусиму. За минувшие годы из прелестной маленькой жертвы Суга превратилась в апатичное, вялое, как шелковичный червь, существо, и Томо знала, что в этом повинен не только её супруг.
— Мы с Юми изначально предназначались для такой жизни… Но когда так ведут себя те, кто вовсе не должен… Это ужасно. А люди думают дурно только о нас!
Огромная слеза скатилась по щеке Суги и упала на колено. Суга прикрыла её кончиком пальца. Глаз она так и не подняла.
— Ты говоришь о Мие? Меня всё это тоже крайне беспокоит. Я надеялась, что ты меня понимаешь, хотя бы немножко…
Томо вздохнула и с осуждением покосилась на прикрывавший слезинку палец Суги.
Суга намекала на любовную связь Юкитомо с невесткой Мией. Мия жила в усадьбе вместе со всей семьёй, пока благополучно не родила первого ребёнка. Все эти годы Томо терзалась от страшных мыслей, что устроит её сын Митимаса, если догадается об интрижке родного отца и своей жены. Поскольку Томо теперь практически не имела доступа к мужу, ей приходилось просить Сугу держать ситуацию под контролем.
— Не спускай с них глаз! Нельзя, чтобы этот позор раскрылся! Постарайтесь, чтобы у них не зашло чересчур далеко… Чтобы хозяин не потерял голову!
Всякий раз Суга негодующе качала головой.
— А что я могу с этим поделать?! — мрачно роняла она. — Молодая хозяйка рождена быть гейшей! Она прекрасно знает, как подольститься к хозяину, как свести мужчину с ума. Куда уж нам с Юми…
Юкитомо же, как любого развратника, запретная интрижка распаляла ещё сильнее, и он пылал к Мие такой же безумной страстью, как некогда к Суге, — в те дни, когда он только добрался до её молодого тела. Мие тоже больше нравилось кокетничать с многоопытным свёкром, а не ублажать слабоумного мужа, так что, когда Юкитомо развлекался с наложницами и держался с невесткой холодно и отчуждённо, Мия впадала в ярость и срывала зло на Томо и Суге.
Однако последнее время ситуация, видимо, начала тяготить самого Юкитомо, потому что он, последовав ненароком поданному совету Томо, отселил молодую чету на улицу Цунамати в районе Мита, и лишь время от времени навещал семью сына. Всякий раз он непременно брал с собой первенца Митимасы — Такао и няньку Маки. Митимасе выдавалась изрядная сумма денег, и он радостно отправлялся в театр или на ночную пирушку. Служанок и нянек с детьми тоже сплавляли куда-нибудь с глаз подальше, чтобы не путались под ногами. Челядь, конечно, догадывалась, что происходит на самом деле, однако немыслимые чаевые заставляли всех держать рот на замке и с вожделением ждать очередного визита «господина из главного дома». Один Митимаса оставался в блаженном неведении, наслаждаясь свободой, точно ребёнок.
Обо всём, что происходило на Цунамати, Суге и Юми докладывала Маки, а уж потом новости доходили до Томо, главным образом через Сугу.
Поначалу Томо с сочувствием выслушивала невнятные жалобы Суги, но очень скоро она осознала, что Суга наушничает Юкитомо, причём сообщает лишь часть их беседы — а именно реплики Томо в адрес супруга. После этого гнев Юкитомо обрушивался на жену, и Томо решила впредь пропускать мимо ушей россказни Суги.
Юкитомо уже приближался к шестидесятилетнему рубежу, и теперь, когда у него появилась Мия, присутствие Юми, к которой он никогда не питал особенно нежных чувств, явно раздражало его. Он принялся намекать, как бы вскользь, что для Юми было бы хорошо стать свободной и обзавестись семьёй. Юми тоже была не против такой идеи, во всяком случае» так следовало из медлительного и витиеватого повествования Суги, которая имела дурную привычку жевать слова, словно разговаривала с набитым ртом.
Ну а поскольку и Юкитомо, и Юми не против, можно спокойно вычеркнуть Юми из посемейной книги и возвратить родне. А кроме того, к накопленным за десять лет одежде и личным вещам Юми будет добавлена изрядная сумма денег, так что все должны остаться довольны. Но… Томо мучило дурное предчувствие.
Допустим, Юми вернётся к родне и выйдет замуж… А вдруг она проболтается будущему супругу об интрижке Юкитомо и Мии? Будь Юми простой служанкой, всё это не имело бы никакого значения, однако, если молва пойдёт от наложницы господина, по сути, приёмной дочери, к тому же прожившей в доме многие годы, репутации семьи конец! А значит… если Юми всё равно выдадут замуж, то нужно выдать её за человека, связанного с семьёй Сиракава! Тут Томо и вспомнила об Ивамото. Подходящая кандидатура — и так близко! Племянник, конечно же, возражать не станет.
Ему известно, что Юми была наложницей господина. Он должен знать также и то, что у Сиракавы любовницы занимались хозяйством — были прекрасными экономками, искусно шили, готовили. К тому же он лично знаком с Юми, так что её мальчишеские повадки и бойкий нрав не будут для него неприятным сюрпризом. Не говоря уж о том, что Юми высока, стройна и хороша собой. А наряды и личные вещи, которые после свадьбы перекочуют в дом мужа, и вовсе делают Юми завидной невестой, особенно для человека столь невысокого положения. Так что Томо завела разговор, будучи на девяносто процентов уверена, что Ивамото ответит согласием. Конечно, если заартачится Юми, то ничего не выйдет. Однако Томо по опыту знала, что Юми проста и не особо разборчива.
Как Томо и ожидала, Ивамото радостно принял её предложение, сделанное в самой изысканной форме. Он родился в семье мелкого самурая, так что с детства наслушался всяких историй о том, как обесчещенные сюзереном служанки доставались главным вассалам, а наложницы главных вассалов переходили к вассалам более низкого ранга, поэтому предложение Томо нисколько не оскорбило его. К тому же, несмотря на все перемены, что принесла с собой Реставрация Мэйдзи, Ивамото испытывал старомодный трепет священного долга перед своим благодетелем-дядей, и перспектива заполучить в супруги наложницу Сиракавы не вызвала в нём отвращения или брезгливости. Родные Юми тоже были довольны подобным исходом дела. Ведь Юми, теряя статус приёмной дочери, обретала новые, более прочные узы родства с семьёй господина. Их даже обуревала искренняя благодарность к чете Сиракава за такую заботу. Юми годилась Сиракаве в дочери, к тому же в доме была ещё и другая наложница — Суга, появившаяся прежде Юми, так что Юми изначально была ближе к простой камеристке, чем к любовнице. Л ведь она куда изысканней, нежели Суга, считали они, и больше годится на роль хозяйки! В ней нет ни капли женской мелочности и подозрительности, и она ничем не запятнала своё доброе имя за годы службы своему господину…
На предложение выйти замуж Юми тоже ответила согласием — без лишнего жеманства и манерничанья. Прежде Суга с Юми частенько потешались над провинциальным выговором Ивамото и его медлительной, неуклюжей походкой, так что Суга была немало удивлена снисходительным равнодушием Юми к недостаткам будущего супруга. Суга не преминула заметить об этом в беседе с Юкитомо:
— Право, не знаю, как Юми-сан сможет жить вместе с таким мужем…
— А ты не волнуйся, — беззаботно сказал Юкитомо с добродушной ухмылкой на физиономии, покрытой старческими пятнами. — Наша Юми сможет ужиться с кем угодно.
— Как для вас всё просто… — заметила Суга раздражённым тоном, мрачно глядя на Юкитомо.
— Что, и ты тоже замуж захотела? Поди, надоело заботиться о такой развалине, как я? — поддел её Юкитомо, на что Суга вяло заметила:
— У меня нет ни сил, ни желания ни на что другое…
Тон у неё был деланно-равнодушный, однако было понятно, что она изо всех сил борется с раздражением, пытаясь сдержать рвущиеся из сердца упрёки: «Ну конечно, я же не вытворяю такое, как молодая хозяйка! Я не умею! Вы же не научили меня, как надо играть с мужчинами, а она умеет! И вообще у меня нет такого рода талантов, так что мне остаётся одно — стариться в этом доме, оставаясь "второй женой" и плясать под дудку нашей высоконравственной госпожи!» В итоге Суга ничего и не сказала.
