Омер шел, нахмурившись, то и дело кивая головой в подтверждение своих мыслей. Он вновь и вновь перебирал их, выискивая уязвимые места, дабы предаться самобичеванию.
«Откуда я знал, что именно сегодня понадоблюсь ей? Я говорил, будто каждый вечер, после расставания, меня не покидала смутная тревога. Я не солгал. Мне ли не знать семью тетушки Эмине? Достаточно было Маджиде несколько раз вернуться домой позже обычного, как они тут же стали допекать ее. Совершенно очевидно, что после смерти отца Маджиде могла принять близко к сердцу любой пустяк и мгновенно решиться на действие. Ясно также, что она не из тех людей, которые бесконечно сомневаются и готовы чуть что отступить от своих решений. Но что же приключилось сегодня вечером? Попробую восстановить в памяти.
Мы расстались, как всегда. Я повернулся и медленно добрел до проспекта… И здесь мною внезапно овладела мысль, вернее, опасение: что, если беда случится именно сегодня, а Маджиде останется без поддержки?.. Но откуда он взялся, этот страх?.. Итак, я повернулся и пошел, как всегда. Неужели не произошло ничего необычного? Вот-вот… Я, кажется, нащупал верное решение. Конечно же, произошло».
Он усмехнулся. На его лице отразилось не удовлетворение, а скорее самоуничижение.
«Как я поступал каждый вечер? Медленно отходил на сорок - пятьдесят метров от ее дома в сторону проспекта, изредка останавливался и пытался представить себе: «Сейчас она на лестнице. Сейчас - у своей двери. Вот она вошла в комнату». И обычно, стоило мне вообразить, что она переступила порог, как в ее окне вспыхивал свет. И сегодня все было точь-в-точь так же. Но в момент, когда я сказал себе: «Сейчас она в комнате» - и обернулся, света в ее окне не было. Я подождал немного, свет не загорался. Наверное, она разделась и легла, не зажигая света, так как уже поздно, - решил я… Но ведь могла быть и другая причина - девушку задержали где-нибудь, прежде чем она успела пройти к себе… Об этом я не подумал… А может быть, и подумал, кто его знает. Главное, что именно с этого момента зародился мой страх. Было ли что-нибудь тревожащее в том, что свет не загорелся, как всегда? Конечно… Мысли мои, помимо воли, сосредоточились на этом. Я стал гадать, что же произошло, и, сам не понимая, в чем дело, испугался… Но что же во всем этом сверхъестественного? И какое это имеет отношение к родству душ? Неужели прав Нихад? И я в самом деле витаю в небесах? Вряд ли… Ничем я от прочих людей не отличаюсь - ни достоинствами, ни недостатками. Впрочем, разве меняется что-то в мою пользу от того, что у других такие же недостатки, как у меня?..»
Он снова переложил чемодан в другую руку и подумал: «Куда же мы идем? Очевидно, ко мне. Конечно, ко мне… Куда же еще? Ведь было заранее предопределено, что наши жизни соединятся. Правда, пришли мы к этому решению неожиданно. Тем лучше. О господи, как я люблю ее… Вот она рядом со мной… Ее рука касается моей, она, нисколько не колеблясь, идет за мной, ко мне, будет спать в моей постели… Что может быть удивительнее этого? Как же я до сих пор не прижал ее к себе, не поцеловал ее руки, лицо, почему не плачу и не благодарю ее? Мне страшно думать о будущем… Это страх счастья… Держать ее в объятиях или даже просто смотреть на нее долго-долго, гладить ее руки, сидеть рядом, зная, что теперь мы вместе, навсегда. Но до сих пор я не решался даже мечтать об этом… Да и сейчас не следует заходить слишком далеко в своих мечтаниях. Иначе получится одна низость. У девушки только что умер отец, и она вынуждена покинуть дом родственников. Я взял ее под свою опеку. Будет ужасно, если взамен я начну требовать от нее изъявлений благодарности или дам ей почувствовать, что надеюсь на это… Бог мой! О чем я думаю? Какие мерзкие мысли лезут в голову! Если бы она могла заглянуть в мою душу и увидеть ее во всем безобразии, она не прожила бы у меня и одного дня…»
- Вы не устали? - неожиданно спросил он. - До моего дома еще довольно далеко… В Бейоглу, до площади Таксим…
Он представил себе свой «дом», и эта картина вызвала в нем отвращение. В последнее время мадам даже не считала нужным убирать у него. Разве смел он привести кого-либо в эту неприбранную, жалкую каморку?
«Я совсем спятил. Ни в чем не отдаю себе отчета. Связываю с собой судьбу другого человека и даже не задумываюсь над тем, к чему это может привести. Завтра она станет моей женой. А у меня в кармане всего тридцать пять курушей. Тридцать пять! Этого не хватит даже на обед для одного. А с завтрашнего дня я становлюсь главой семьи, кормильцем, как говорится. У меня будет жена. И какая жена! Стоит ей дать мне знак, и я готов умереть. Но к чему говорить о самопожертвовании, если я не смогу даже накормить ее завтраком… Тем не менее я полон решимости. Эта прекрасная, эта несчастная девушка, ничего не ведая, идет со мной туда, куда я веду ее… Я сказал ей, что мой дом далеко. Она ничего не ответила. Значит, она знает, что мы идем ко мне, и согласна. Не очень приятно, что она так легко соглашается. Может быть, она зла на свою судьбу и, чтобы отомстить ей, приносит себя в жертву? Если бы я знал, что она так думает, я оттолкнул бы ее тут же - и поминай как звали! Милостыньки мне не надо. Если она идет со мной не потому, что любит меня, любит настолько, чтобы забыть обо всем, если ее толкнула на это другая причина, - значит, все кончено. Сейчас спрошу у нее».
Он повернулся к девушке и прерывающимся от волнения голосом спросил:
- Почему вы идете со мной? Скажите мне сейчас же, иначе я сойду с ума.
- А что мне делать? - печально сказала Маджиде и добивала: - Вы этого не хотите?
В этом вопросе, несмотря на ее гордость и умение владеть собой, прозвучало столько отчаяния и беспомощности, что Омер, мгновенно забыв о своих сомнениях, горячо воскликнул:
- Я не хочу? Как вы можете так говорить! Разве мне нужно что-либо от жизни, кроме вас! Да и чего еще можно желать, кроме вас! Поверьте: в наших отношениях я всегда буду вашим должником. Если я даже умру ради вас, то должен быть признателен, что вы позволили мне принести себя в жертву. Но скажите, скажите, почему вы идете сейчас со мной?
Омер поставил чемодан и протянул ей руки. Маджиде схватила их, притянула молодого человека к себе и, прижавшись к нему, прошептала на ухо:
- Я никому не верю, кроме вас… и… я люблю вас! Точно стыдясь показать свое лицо после этих слов,
она спрятала голову у него на плече. И Омер в первый раз поцеловал ее в висок.
Они присели на чемодан, ожидая, пока уляжется волнение. Омер несколько раз дотрагивался до ее плеча, и, проведя рукой по шее, брал за подбородок, и смотрел на прекрасное, тонкое лицо, казавшееся матовым при тусклом свете уличных фонарей. Оба улыбались.
Они были по-настоящему счастливы в эти минуты. На смену нечеловеческому напряжению последних дней пришло чувство облегчения и блаженства. Маджиде вспомнила их первую вечернюю прогулку; одного только воспоминания об этом вечере было достаточно, чтобы привести ее душу в полное смятение: кровь стремительнее потекла по жилам, по телу пробежал озноб. Присутствие этого юноши волновало ее, и она ничего не могла поделать с собой. Наоборот, ей хотелось отдаться этому чувству, позабыв обо всем на свете. Стоило прикрыть глаза, как начинали чудиться его губы, его улыбка. И тогда непонятно куда исчезали все грустные мысли, страх перед будущим, ощущение собственной беспомощности. Она вновь преисполнилась уверенности в своих силах. Отныне она была убеждена, что сможет построить и свою жизнь, и жизнь Омера так, как считает правильным. Совсем неожиданно она повзрослела, стала женщиной.
«Я все могу. Я спасу и себя, и его. Ведь мы теперь. неразлучны. Он - моя единственная привязанность, я нуждаюсь в нем. И он без меня не сможет существовать. Одна только я смогу наполнить его жизнь содержанием. Прежде жизнь казалась мне бессмысленной и пустой. А сейчас моя главная цель - жить ради него… Все, что он говорит, - это правда, даже когда его слова меньше всего похожи на правду. Мы слишком долго искали друг друга - всю жизнь. Обретя друг друга, мы обрели покой. Больше ни в чем мы не нуждаемся. Возможно ли более полное счастье? Кто посмеет назвать постыдными мои чувства, если они делают меня счастливой в самый несчастный день моей жизни… Что скажут люди? А что хорошего я видела до сих пор от людей? Даже близкие только и делали, что мучили меня, стараясь лишить мое существование всякого смысла. До сих пор лучшими минутами были те, когда я оставалась совсем одна. Омер - первый человек, близость которого приносит мне радость… Да и кто посмеет меня укорить? Семья тетушки Эмине? Муж моей сестрицы? Или мама, которая ничего не смыслит в окружающем мире? Я достаточно натерпелась ради них, теперь они могут оставить меня в покое. И я их тоже… Пусть думают, что я умерла… - Маджиде рассмеялась и пожала Омеру руку. - Пусть думают, что я умерла, хотя только с этого момента начинается моя настоящая жизнь…»
