Да, пожалуй, именно так и надо закончить: это всего лишь предупреждение… А затем выдать громовую «Марсельезу»!.. Иначе все поплывет как попало…
Принятое решение настолько правильно, что и охранники это понимают, они не хотят дать Рубо выступать.
Шум стих, металлисты плотным кольцом окружили своего секретаря.
И как раз в это время охранникам был дан приказ об атаке. Группа в десять человек врезалась в толпу и бросилась к Рубо, остальные силы, вместе с подкреплением, поддерживают их натиск. Возле Рубо, у ног Анри, Макса и Поля шлепается несколько бомб со слезоточивыми газами. Чорт побери! Ведь Поль не знает города, не сумеет сам найти дорогу.
Анри хватает его за руку и, пятясь, увлекает за собой. Надо поскорее выбраться из зараженного газами места и оглядеться. Брасар рядом с ним. Он хочет им помочь, берет Анри за руку, но втроем они только мешают друг другу, и Анри вырывает свою руку, а чтобы Брасар не обиделся, говорит:
— Пошли! Вон туда!
Отбежав на несколько метров в сторону, они останавливаются. Отсюда хорошо видно все, что происходит на площади.
Прорвавшиеся вперед охранники теперь на том самом месте, где только что находился стул Рубо. А где он сам? Борьба идет ожесточенная. Авангард охранников почти полностью отрезан от подкрепления, и его здорово атакуют с двух сторон. Самая жаркая стычка в том месте, где охранникам грозит быть окончательно отделенными от своих.
— Туда! — кричит Анри.
Он бросается в том направлении.
Но Поль удерживает его за руку.
— Твое место не там! — Пожалуй, за всю демонстрацию он впервые открыл рот. — Схватят тебя, а дальше что?
— Пусти, чего ты? — сопротивляется Анри, хотя он уже понимает, что Поль прав.
— Арестуют тебя — и все. Окажешь большую услугу врагу.
Да, Анри все это великолепно понимает, но он не может с собой совладать. Идет борьба, а он не принимает в ней участия!.. Брасар — тот уже там. Анри совсем потерял голову. Ко всему еще эта одуряющая вонь газов… и страшный шум… глухие удары, топот ног, выкрики, новые взрывы бомб… Под ногами что-то скользкое… вокруг все в дыму… Анри вырывается из рук Поля, которого он уже не видит, и бросается к Брасару.
— Осторожнее! — кричит тот. — Анри! Берегись!
Демонстранты отступают. Это легко было предвидеть. Нескольких охранников еще можно было уложить, отрезать от общей массы, но одолеть всех нечего и думать. Демонстранты отступают. Брасар схватил Анри за руку.
— Давай сюда. Здесь мы пройдем! — Он толкает Анри перед собой.
— А где Поль? — спрашивает тот.
— Какой Поль?
— Парень, который был со мной.
— Вон Франкер, пошли к нему!..
Франкера издали увидишь, его голова торчит над всеми.
— Ко мне! — зовет он их.
Это как раз позади того места, где стоял стул Рубо.
В двух шагах от них продолжается схватка. И, пожалуй, еще вон там, справа… Пробираешься словно по какому-то коридору или траншее, пригнув голову.
— А где Рубо, Макс, Робер?
— Рубо схватили.
— Ранен?
— Нет.
— Надо его освободить.
— Уже пытались, — и Франкер показывает поверх голов туда, где идет самая ожесточенная схватка и куда кинулся было Анри. — Мы его почти отбили. А сейчас уже ничего не поделаешь! Они его увели.
— А Поль где?
О нем Франкер ничего не знает.
Анри в смятении. Ты совсем растерялся, старина, говорит он себе. Среди демонстрантов тоже чувствуется замешательство. Царит полный беспорядок. Стычки прекращаются, но повсюду группы охранников. В бой вступили и те, которые находились в грузовиках на боковых уличках: группами по четыре человека они врезаются в толпу, нападают на демонстрантов и снова возвращаются в свои ряды.
Теперь охранники хотят разогнать демонстрацию. Покончить с ней. Да, поражение как будто полное. Неужели ничего нельзя предпринять?.. Нет, пожалуй, тут ничего не поделаешь…
— Знамена!
Вон они! В той стороне, откуда пришла демонстрация. Они стоят за автобусами. Можно подумать, что автобусы служат им прикрытием.
— Глупо, если нас сейчас здесь схватят, — говорит Анри, вспоминая слова Поля.
Отряды охранников кидаются по всем направлениям. Они на глазах разбухают. Восемь человек, потом десять, вот уже их двенадцать. Еще немного — и они станут хозяевами положения.
* * *
Анри, Франкер и Брасар стали выбираться из толпы. Анри понимал, что Франкер и Брасар думают главным образом о нем, особенно Франкер — он шел позади и своими ручищами защищал его с обеих сторон.
Они благополучно добрались до автобусов и там увидели Поля. Его нельзя было узнать: он усиленно жестикулировал, что-то говорил и, как очень занятый человек, которому некогда, едва обратил внимание на Анри.
Автобусы медленно отходили. Конечно, что им здесь теперь делать? Но ехали они как-то странно: два впереди, а третий несколько позади, между ними. Похоже было на какой-то тонко продуманный план. Избежавшие ареста коммунисты шли перед автобусами и не давали охранникам добраться до шоферов, а позади машин шагала вновь образовавшаяся и довольно плотная колонна демонстрантов. Они несли знамена… и внезапно даже грянул «Интернационал»…
Это есть наш последний!..
Настал момент, когда охранники уже не могли идти дальше — они отрывались от своей базы и оставляли за собой нерасчищенный участок, где рабочие группами по десять-двенадцать человек ухитрялись пробивать себе дорогу, борясь со всеми препятствиями и тут же снова смыкая ряды, если охранникам удавалось их разъединить… А затем сплоченными рядами нагоняли демонстрацию.
Колонна продолжала двигаться за автобусами, такими странными, непривычно пустыми, спокойными среди всего, что творилось вокруг. Что может быть спокойнее пустого автобуса с сидящим в кабине шофером, со всеми табличками «Не курить!», «Запасный выход», «С водителем не разговаривать!»…
Но никогда не хотелось так разговаривать с шоферами, как сейчас! Да их качать мало! Какую они оказали услугу!..
Метрах в двадцати от площади, немного не дойдя до поворота, колонна остановилась… Направо идет третья уличка, параллельная тем двум, которые выходят к воротам порта.
Надо уточнить положение. В конечном счете, не меньше двухсот человек идет сейчас за автобусами. Они все вместе — и Поль, и Клебер, и Макс, и Робер… У Анри такое чувство, будто он встретился с близкими между собой людьми, для которых он посторонний, пришедший со стороны, даже немного чужой. Хотя оторвался он от них всего на несколько минут.
— А где Папильон?
— Он ранен. Я видел, как его унесли.
— Кто уносил?
— Наши.
— Серьезно ранен?
— Его несли на руках.
Достается всегда одним и тем же. Именно тем, у кого душа нараспашку, у кого сердце — словно на ладони, доверчиво протянуто: Валяй! Валяй! Бей, если у тебя хватает совести! Ну, а какая совесть у охранников? Что уж тут говорить!
— Давайте «Марсельезу»! — предлагает Поль.
И двести голосов, как один, запевают «Марсельезу». Вначале голоса неуверенно взбираются вверх, поддерживая друг друга, — как строится пирамида, — а затем равновесие найдено и ввысь, к самому небу, несется мощный голос толпы.
Хотя Поль говорил обычным голосом, не повышая тона, но его услышали все двести человек — как те, что стояли рядом, так и самые дальние ряды.
На нас тиранов рать идет!..
Один из шоферов даже выключил мотор. Пение «Марсельезы» — все равно, что минута молчания. Когда ее кончают петь, наступает тишина, все как-то замирают, не двигаются, молчат. Так и сейчас. Пожалуй, теперь это даже заметнее, чем всегда. Да, сейчас это особенно заметно.
— Деревенские — по автобусам! — командует Поль.
Его слова немедленно передаются дальше, и со всех сторон слышны выкрики:
— Деревня! Сюда!
— Эй, вы, кому ехать — по автобусам!
— Посадка началась!
Нескольких человек недостает. Ничего не поделаешь… им придется нагонять или ехать другим способом.
Машины готовы… Теперь в путь, медленным ходом вперед по уличке. А за автобусами развеваются знамена и сплоченными рядами шагают демонстранты.
— Надо бы выступить на площади Симон-Коттон, мы сейчас туда выйдем, — предлагает Анри.
— Мы уже об этом договорились, товарищ, — отвечает Поль.
— Кто выступит?
— Вот он.
Поль показывает рукой на шагающего рядом с ним товарища. Анри помнит только его имя, да и то сокращенное: Лисьен. Верно, его зовут Фелисьен.
— Нет, — возражает тот. — Раз пришел Брасар, лучше пусть он выступит.
— А что я должен сказать? — спрашивает Брасар.
— То, что Анри советовал сказать Рубо, ты слышал? — говорит Поль.
— И сказать, что завтра надо добиться освобождения Рубо. Этот арест принесет им больше неприятностей, чем радости.
