Тем не менее Штрелов пропускает Куфальта в дверь, ворчит, но пропускает, запирает за ним и поднимается вверх по лестнице.
Куфальт оказывается в длинном подвальном коридоре, справа и слева открытые двери кладовых. Проходя мимо, он видит целые батареи мисок, целые дивизии параш. Под бесконечными стопками белья прогибаются полки. Все ближе святилище, где восседает кастелян. Сердце колотится, как от быстрого бега, — теперь все будет зависеть от настроения подвального владыки.
Дело в том, что кастелян — вообще-то неплохой мужик и с заключенными обращается точно так же, как со всеми прочими: по-дружески, когда он в хорошем настроении, и по-хамски — когда в плохом. Так что если он сейчас в плохом, то просто-напросто вышвырнет Куфальта за дверь, а может, еще и посадит в карцер за то, что явился к нему самовольно и без сопровождающего.
Важно еще правильно к нему обратиться. Вся тюрьма делится на два лагеря: одни утверждают, что кастеляну нравится, когда его называют «главным надзирателем», другие возлагают все надежды на обращение «господин кастелян».
Раньше Куфальт принадлежал к первому лагерю, но несмотря на обращение «господин главный надзиратель», дважды пулей вылетал от кастеляна вместе со своими просьбами.
При обращении же «господин кастелян» он накололся только раз, да и то скорее всего потому, что осмелился попросить пасту для чистки посуды. Это было расценено как наглость с его стороны, поскольку пасту выдают только кальфакторам и только для чистки посуды персонала.
Он набирается духу и является пред очи кастеляна:
— Господин кастелян, меня послал к вам господин пастор. Я хотел только справиться, в порядке ли мои вещи. Если что не так, господин пастор, вероятно, попробует помочь.
— Откуда вы взялись? Где ваш надзиратель? — вскидывается кастелян.
— Мне разрешили самому к вам явиться, — выпаливает Куфальт.
— Кто разрешил? Пастор?
Куфальт кивает.
— Проклятый поп! — взрывается кастелян. — Вечно одно и то же. Когда мы хотим ввести какое-то послабление, он всегда против, поскольку «кара есть кара», но пройти двадцать шагов по коридору ему лень. Ну погоди, на следующем собрании персонала я доложу об этом случае.
Куфальт благоговейно внимает. Кастелян явно в хорошем настроении: у него есть повод напуститься на попов, что он и делает с превеликим удовольствием, ведь кастелян — «красный». А следующее собрание персонала состоится только во вторник, когда за Куфальтом уже захлопнутся ворота.
— Чего вам, собственно, надо? — наконец милостиво снисходит к нему кастелян. — Хотите выклянчить новый костюмчик? Ваш еще вполне прилично выглядит.
— Вот бы примерить его, господин кастелян. — Голос Куфальта источает мед. — От вечной каши у меня здесь брюхо выросло!
— Никакого брюха я у вас не вижу. Ну да ладно, примеряйте. Хотя, по правде говоря, не стоило бы идти попу навстречу. Бастель, принесите Куфальту его вещи. — И добавляет, полистав регистрационную книгу: — Его номер 75–63. А вернулся его костюм от портного?
— Так точно, господин главный надзиратель, — раскатисто гремит под сводами подвала, и кальфактор кастеляна Бастель появляется с большим мешком, внутри которого на плечиках развешаны вещи заключенного Куфальта.
— Погоди-ка, — говорит Бастель Куфальту. — Лучше я сам сниму костюм. А то ты все изомнешь.
Костюм у Куфальта темио-синий с белой искоркой, и сердце Куфальта радостно замирает при его виде, — он и надевал-тο его раз пять-шесть, не больше.
— Шикарный костюм, — признает и кастелян. — Сколько заплатили?
— Сто семьдесят шесть, — наобум брякает Куфальт.
— Это уж чересчур, — качает головой кастелян. — Красная цена ему девяносто.
— Но ведь и покупал я его почти шесть лет назад, — уточняет Куфальт.
— Правда ваша, тогда костюмы были еще в цене. А нынче идут по шестьдесят — семьдесят марок. Бывают даже за двенадцать и пятнадцать.
— Надо же! — с готовностью изумляется Куфальт.
— Нет-нет, белье не снимайте. Ваша сорочка еще не вернулась от прачки, к ней сегодня вечером нужно будет заглянуть, Бастель. Да, выходите вы от нас в лучшем виде, ребята. Мы вам картину не портим — франты хоть куда!
Кастелян и в самом деле славится тем, что хранит вещи арестантов лучше некуда, и хвастает, что у него ни одна ниточка не пропадет. Так что его кальфакторы трудятся в поте лица.
— Великолепно! Куфальт, да вас не узнать. Бастель, вы только поглядите на него…
И вдруг, не договорив, бросает с досадой:
— Зачем этот Бацке явился? Господин Штайниц, я не желаю видеть здесь этого типа, разве что в случае крайней нужды. Только и знает, что скандалить. Да, Бацке, вы скандалист, и сейчас вы пришли сюда, чтобы поскандалить.
— Да я же и рта не успел открыть, — парирует Бацке, делая глазами знак Бастелю. Куфальта он вообще не замечает.
— Так распорядился директор, — говорит надзиратель Штайниц. — Бацке разрешено примерить его вещи. Мол, годятся ли еще.
— Что у меня тут, примерочная, что ли? Скоро вся тюрьма сюда заявится и начнет примерять. Директор мог бы заняться чем-нибудь более дельным. Куфальт, ушли бы хоть вы. Ваши ботинки? Да бросьте вы, уж ботинки-то, конечно, годятся.
И уже мягче:
— Ну, ладно, примерьте еще и ботинки. Бастель, принесите-ка вещи Бацке. Номер 24–19!
Бастель появляется с новым мешком, и Бацке успевает что-то шепнуть ему на ухо — тот кивает, потом отрицательно мотает головой. Из шапки, которую Бацке держит в руке, вдруг одна за другой выныривают четыре пачки табака и исчезают в руках Бастеля.
Бастель удаляется в глубь подвала, кастелян и надзиратель все еще беседуют у окна.
А Куфальт мается с ботинками. Ему никак не удается втиснуть в них ноги, скорее всего из-за толстых шерстяных носков. А его собственные носки еще в стирке. И все равно — не были ботинки тогда такими тесными! Разве в тридцать лет ноги все еще растут?
И вдруг по подвалу прокатывается рокочущий бас Бацке:
— Моль проела!
Кастелян инстинктивно бросается к нему. Но, сделав три шага, останавливается:
— Ясное дело — Бацке, он и есть Бацке! Ему бы только поскандалить! Моль проела! Да я семнадцать лет тут кастеляном, и еще не было случая, чтобы у меня что-то проела моль.
Повернувшись на каблуках, он возвращается к окну.
— А вот и еще дырка! И под отворотами все молью трачено.
— А ну, покажите! Вы в своем уме… Да никогда еще моли…
— А в моих вещах есть! — жестко бросает ему в лицо Бацке и с безразличным видом глядит на беснующегося кастеляна.
Тот подносит пиджак к свету:
— Да быть этого не может… Ах вы, бездельники проклятые… Бастель, скотина, почему не доложил, что в вещах Бацке завелась моль?
Бастель прикидывается полным идиотом:
— Не посмел, господин кастелян.
— А почему портные ничего не сказали?
— Струсили, господин кастелян, не посмели.
— Почему ты не отдал костюм в штопку?
— Боялся, что мне за это шею намылят.
— И штаны моль проела, — невозмутимо басит Бацке.
— Безобразие, черт бы вас всех побрал! Я же знал, что этот Бацке… Никогда у меня не было моли… Тут что-то нечисто, Бацке, тут… — И вдруг его осеняет: — Моль была в ваших вещах еще тогда! Вы ее принесли с собой, Бацке!
— Было бы в протоколе. И стояла бы моя подпись, господин кастелян.
— Она и стоит! Подождите-ка! — Кастелян выхватывает из стола папки с бумагами. — Сколько времени сидите? Когда поступили?
— Откуда мне знать, господин кастелян? — добродушно улыбается Бацке. — Я ведь частенько туда-сюда мотаюсь. Это у вас все по книгам расписано.
Кастелян уже нашел запись.
Наморщив лоб, он внимательно читает протокол. Потом перечитывает его во второй раз. И в третий. После чего произносит с притворным спокойствием:
— Значит, так: я отошлю ваш костюм в штопку, Бацке.
— Ничего не знаю и знать не желаю. Я пришел сюда в целом костюме и уйти хочу в целом. А штопаный мне не к лицу.
— Да никто и не заметит, что он штопаный, Бацке. Заштопанные места будут прочнее целых.
— Не нужны мне эти прочные места, а нужен костюм без дырок.
— Откуда он теперь возьмется, Бацке? Будьте же благоразумны. Раньше воскресенья портным нового костюма не сшить.
— Придется прогуляться в город, господин главный надзиратель. И купить готовый. Я ведь и готовое платье ношу, не брезгую.
— А деньги? Что мне, ради вас идти к попу унижаться, чтобы попечители раскошелились? А вы чего здесь торчите, Куфальт? Не угодно ли убраться отсюда подобру-поздорову?
— Да вот с ботинками неладно, господин кастелян!
— Что там с вашими ботинками? Тоже небось моль завелась? Идите же! Господин Штайниц, выпустите Куфальта. Просто выпустите, и все. Он и сюда сам собой явился, как большой начальник.
