— Или ее муж, — возразила сестра.
— Я тебя понимаю, — откликнулась младшая. — Но разве мужья являются на свет совсем готовые? И разве они не бывают сперва чем-то другим? Чем был Амур для своей жены прежде чем на ней жениться? Вот о чем я тебя спрашиваю.
— А этого я тебе не скажу, потому что мне запрещено говорить.
— Ты удивишься, — сказала молодая девушка, — узнав, что это мне уже известно. Слово это пришло мне самой на ум, хотя никто меня не учил ему: раньше, чем Амур стал мужем Психеи, он был ее возлюбленным.
— А что это значит — возлюбленный? — вскричала старшая. — Разве бывают на свете возлюбленные?
— Сколько душе угодно! — был ей ответ. — Разве сердце тебе это еще не сказало? Мое сердце вот уже полгода как только об этом и говорит.
— Ах ты, малышка! Если тебя услышат, без нотации не обойдется!
— А что плохого в том, что я говорю? — спросила юная пастушка. — Ах, милая сестра, — продолжала она, охватив ее шею руками, — расскажи, пожалуйста, о чем говорится в твоих книгах.
— Мне запрещено рассказывать.
— Вот потому-то мне так сильно и хочется знать, — продолжала младшая. — Я уже не ребенок и не желаю быть непосвященной. Я решила просить отца свести меня в один из ближайших дней в город; и первый же раз, как Психея начнет разговаривать сама с собой, что случается с ней нередко, когда она остается одна, я спрячусь где-нибудь поблизости и послушаю ее.
— В этом нет надобности, — громко сказала Психея из уголка, где пряталась. Затем она поднялась и подбежала к двум нашим пастушкам, которые бросились к ее ногам в таком смятении, что едва могли раскрыть рот, чтобы попросить у нее прощения. Психея поцеловала их, взяла за руки и, усадив рядом с собой, заговорила так:
— Вы не сказали мне, красотки, ничего обидного. А ты, — добавила она, обращаясь отдельно к младшей из сестер и еще раз целуя ее, — увидишь сейчас, как рассеются все твои сомнения. Твой отец просил меня этого не делать, но раз принятые им меры осторожности оказались бессильными и природа уже научила вас слишком многому, я скажу, что на свете в самом деле существует одна очень приятная и вкрадчивая порода людей с весьма мягкими манерами, стремящаяся лишь к тому, чтобы нам нравиться, и действительно нам нравящаяся; у них нет ничего особенного ни в складе лица, ни в его выражении, и тем не менее мы находим их лица более прекрасными, чем лица всех остальных людей в мире. Когда дело доходит до них, наши братья и сестры перестают для нас что-нибудь значить. Народ этот рассеян по всей земле под именем возлюбленных. Описать в точности, каковы эти возлюбленные, — вещь немыслимая: в иных краях они белы, в иных — черны. Сам Амур не гнушается быть одним из них. Этот бог был моим возлюбленным до того, как женился на мне; и вас очень бы удивило, если бы вы только знали, как устроен мир, что, став моим мужем, он не перестал быть возлюбленным. Но сейчас я его утратила.
И, в заключение своего признания, Психея поведала им свое любовное приключение и гораздо более подробно, чем рассказала о нем старику. Закончила она так:
— Я вам рассказала всю эту историю, чтобы вы могли хорошенько ее обдумать и руководствоваться ею в жизни. Я не хочу сказать, что мои невзгоды, происходящие от необычайных причин, должны послужить примером вам, простым пастушкам, и отвратить вас от страсти, самые муки которой суть наслаждение: как станете вы противиться могуществу моего мужа? Ведь все, что дышит, склоняется перед ним. Хотя и встречаются сердца, стремящиеся освободиться от этой повинности, в свой час наступает черед и для них. Я еще помню время, когда не знала такого принуждения: спала спокойно, никто не слышал моих вздохов, не видел моих слез, и я не была тогда счастливее, чем нынче. Такое бесстрастное благополучие не столь уж завидно, как полагает ваш отец; философы к нему жадно стремятся, а мертвые обретают его без всякого труда. И не верьте тому, что говорят о любящих поэты: по их уверению, влюбленные проводят лучшие свои годы в мучениях. Что из того? Ведь в любовных муках прекрасно то, что их докука никогда не переходит в скуку. Все, что вам надлежит сделать, это удачно выбрать и притом раз навсегда: девушка, любящая лишь одного мужчину, не подвергнется порицанию, если только ею руководят порядочность, благоразумие и честность и если она не переходит известные границы, то есть делает вид, что не переходит. Когда ваши любовные дела будут идти плохо, плачьте, вздыхайте, приходите в отчаяние и старайтесь только, чтобы это не было слишком заметно. А когда они идут хорошо — пусть это будет еще менее заметно, если только вы не хотите, чтобы в дело вмешалась зависть и отравила своим ядом ваше блаженство, как это случилось на ваших глазах со мною. Я считаю, что оказала вам большую услугу, дав вам такой совет, и не понимаю вашего отца. Он отлично знает, что вы не останетесь в неведении. Так чего же он ждет? Чтобы ваш собственный опыт научил вас уму-разуму? По-моему, лучше учиться на чужом опыте. Пусть же он разрешит вам обеим подобное чтение, я непременно с ним об этом поговорю.
Психея выступила в защиту своего супруга и, быть может, без этого она бы не внушила обеим девушкам столь сильных чувств. Обе слушали ее, как посланницу небес. После этого между тремя красотками состоялось тайное совещание относительно дел нашей героини. Психея спросила пастушек, что они думают о ее судьбе и как, по их мнению, должна она держать себя дальше. Сестры попросили разрешить им из почтения промолчать и не говорить прямо своего мнения: им не подобает, заявили они, прямо высказываться об участии богини. Какого совета может она ждать от двух молоденьких девушек, до сих пор видевших лишь свое стадо?
Но наша героиня так настаивала, что старшая, наконец, объявила, что она вполне одобряет покорность и раскаяние Психеи, и прибавила, что она советует ей продолжать в том же духе; это никак ей не повредит, а, напротив, весьма поможет. Совсем ее разлюбить муж никак не мог: его упреки и заботливость, с какою он старался помешать ей умереть, даже самый его гнев — все это бесспорные тому свидетельства; он просто-напросто хочет заставить ее подороже купить его милости, чтобы она больше ценила их.
Совсем другого мнения была младшая сестра, разразившаяся нападками на Амура. Где разум у этого бога? Где были его глаза, когда он равнодушно взирал на тоскующую у ног его царскую дочь и царицу красоты, и все лишь из-за того, что у нее явилось желание его увидеть? Разве это достаточная причина, чтобы бросить жену и наделать столько шума? Будь он уродлив, у него еще была бы причина сердиться. Но так как он прекрасен, ему просто хотели доставить этим удовольствие. Такое любопытство не только не подлежит осуждению, а, наоборот, заслуживает похвалы, ибо оно проистекало от избытка любви.
— Послушайтесь меня, госпожа, потерпите немного — и ваш муж вернется. Я не знаю ни божеской, ни человеческой природы, но я сужу о других по себе и думаю, что все созданы более или менее одинаково: если нам с сестрой случается поссориться и если я после этого стараюсь казаться холодной и равнодушной, она ходит за мной по пятам, а если она упрямо стоит на своем, я иду на всякие уступки.
Психея подивилась уму обеих пастушек и решила, что младшей, должно быть, попали в руки некоторые книги из библиотеки ее сестры и она тайком прочла их; к этим книгам следует прибавить превосходные природные задатки, унаследованные от матери и не только не заглохшие в обеих дочерях вследствие одинокой жизни, а, напротив, на особый лад у каждой из них развившиеся. Психея присоединилась к мнению старшей и решила с завтрашнего же дня пуститься на розыски мужа.
В затее этой было нечто весьма смелое и чрезвычайно странное. Царская дочь, одиноко бредущая по свету! Конечно, для супруги бога в блужданиях по белу свету нет ничего непристойного — богини бродят где и как им вздумается, и никто их за это не упрекнет. С нашей героиней дело обстояло сложнее: ей приходилось побаиваться встречи не только с прислужниками своей ненавистницы, но и с людьми вообще. А как сделать так, чтобы ее не узнали? Хотя платье на ней было траурное, оно вместе с тем было и свадебное, изукрашенное во многих местах брильянтами, недаром оно поглотило доходы ее отца за два года. Женщина такой красоты и в таком роскошном одеянии могла ввести в соблазн первого же встречного. Психея надеялась, правда, что муж охранит ее особу и не позволит никому к ней прикоснуться, ну а брильянты — пусть уж ими распорядится судьба. Но если бы даже у Психеи не было ни тени надежды на охрану Амура, она все равно пустилась бы на его розыски. Ио[54] обежала всю землю; уверяют, будто ее все время жалила муха; я же полагаю, что эта муха походила на Амура не одними только крылышками. Счастье еще для Психеи, что мухой, ее кусавшей, был ее муж: этим оправдывалось всё.
